Сын Багратиона (СИ) - Седой Василий
Надо сказать, искали меня на совесть, звали, кипишевали и обшарили все ближайшие заросли, но вот в крапиву и не подумали лезть. Поэтому и не нашли.
Дождавшись отъезда деда, я аккуратно выбрался из крапивы и деловито направился к заплаканной маме, которая, увидев меня в целости и сохранности, казалось, сошла с ума. Сначала нашлепала по попе, причем скорее погладила, боясь причинить боль, потом зацеловала и затискала, причитая, как она испугалась. В общем, проявила в полной мере чувства перепуганный мамы, и это затянулось надолго.
Только когда она немного успокоилась, я приступил к реализации своего плана и спросил ее:
— Мама, а ты меня совсем совсем не любишь?
Сказать, что озадачил её этим вопросом, это ничего не сказать. Мама растерялась, из глаз у неё снова полились слезы, но она все же смогла ответить:
— Что ты такое говоришь, Ванечка? Да я тебя больше жизни люблю.
— А почему ты тогда позволяешь этому злобному старику издеваться надо мной?
Мама немного отстранилась и, чуть улыбнувшись, ответила:
— Нет, Ваня, ты неправильно все понимаешь. Дедушка хочет для твоего же блага научить тебя управлять имением и передать тебе все свои знания, которые необходимы человеку твоего положения.
Угу, про положение я позже узнаю поподробнее, сейчас надо ковать железо, пока оно горячее.
— Мама, а ты точно знаешь, что он учит, а не просто издевается?
Говорил я максимально серьёзно, глядя маме в глаза, и, похоже, её проняло.
— Ваня, я не понимаю, почему ты так говоришь.
— Мама, а ты любишь спектакли?
— Странный вопрос, к чему ты его задал? И откуда вообще знаешь о спектаклях?
Я проигнорировал её вопрос и предложил:
— Мама, а давай устроим спектакль, и ты посмотришь своими глазами на методы воспитания деда.
Было хорошо видно, что женщина не на шутку озадачена поведением ребёнка, которое ему совершенно не свойственно, и не понимает, как себя вести. Чтобы она приняла нужное мне решение, я начал канючить.
— Мама, ну пожалуйста, если правда меня любишь, давай сделаем, как я прошу.
Ну да, я сейчас нагло манипулировал и давил на слабое, а что мне оставалось делать. Терпеть издевательства и ждать, пока вырасту и смогу дать отпор? Плохой вариант, так ведь можно и в известный ящик сыграть, что, вероятно, и случилось с ребёнком, чьё тело я занял. Нет уж, раз подвалила мне ещё одна халявная жизнь, буду всеми силами стараться её сохранить. Да и вообще — жить хочется в любви и согласии, а не в страданиях и истязаниях. Поэтому я сейчас стараюсь изо всех сил в надежде на лучшее будущее.
Мама колебалась ещё довольно долго, но все же согласилась. Да от нее и не требовалось ничего сверхсложного. Только и надо, чтобы она к возвращению деда была там, откуда ей все будет хорошо видно, а сама она останется незамеченной.
Это уговорить её было сложно, а когда она наконец согласилась, то включилась в эту своеобразную игру со всем старанием.
Подходящее место для скрытого наблюдения подобрали довольно быстро. Не очень приятное для благородной дамы, но в плане скрытого наблюдения — лучше не придумаешь. Из глубины конюшни просматривался практически весь двор, а вот тем, кто был во дворе, увидеть стоящего внутри человека, было проблематично. Мама хоть и покривила маленько свой симпатичный носик, но согласилась, что лучше не придумать, поэтому скрепя сердце пообещала занять эту наблюдательную позицию. Да и недолго ей там сидеть — только чтобы посмотреть на сцену моего воспитания, а это должно быть быстро, по крайней мере я на это надеюсь.
Решив этот несомненно важный вопрос, мы занялись каждый своими делами. Мама хлопотала по дому, командуя служанками, а я, изображая никому непонятную игру, принялся исследовать дом и территорию вокруг него.
Начал я, естественно, с самого дома, который был даже больше, чем я предполагал. Вчера из-за гадского деда рассмотреть его во всей красе я был не в силах. Построен он из красного кирпича в хрен пойми каком стиле, как-то не разбираюсь я во всей этой лабуде.
Одноэтажное здание, состоящее из более высокой центральной части и двух крыльев, стены которого были шириной чуть ли не в метр. Как я уже говорил, эти стены сложены из кирпича, поэтому, наверное, и ещё из-за стрельчатых окон, мне они напоминали перенесенный сюда неведомой силой кусок крепостного сооружения. Смотрелось все немного мрачновато, как на мой вкус, но из-за черепичной крыши достаточно приятно.
В центральной части дома располагался огромный зал, разделенный на две части. Одна часть была заставлена удобной массивный мебелью и выполняла роль своеобразной гостиной. Здесь же с тыльной стороны здания была пристроена довольно большая кухня. В правой стороне дома располагались несколько хозяйских спален, небольшая столовая и ещё одна такая же небольшая гостиная. В левом крыле я обнаружил большой банкетный зал, несколько гостевых спален и пару помещений, выполняющих роль комнаты для курения и бильярдной. К этому же крылу, к его тыльной части примыкало помещение, где проживали слуги.
Все это указывало на немалый достаток живущих здесь людей и носило следы относительно недавнего ремонта. Да и практически вся мебель в доме была новой, так что в голову мне невольно лезли мысли, что все это здесь появилось совсем недавно.
Закончив изучать дом, я собрался было заняться исследованием других помещений на территории усадьбы, но этому помешал вернувшийся дед.
Очень удачно получилось, что я вышел из дома как раз в момент, когда он только появился в пределах видимости.
Поэтому, пока он преодолевал оставшийся участок дороги длиной метров в семьсот, мы с мамой успели подготовиться к будущему спектаклю. Она спряталась в конюшне, а я изобразил, что играл с найденными во дворе деревянными щепками. Казалось, что я так увлекся, что не заметил въехавшую во двор пролетку.
Старик меня не разочаровал. Я, конечно, за ним не наблюдал, чтобы не спугнуть и не испортить спектакль, но судя по тому, как быстро он до меня добрался, он буквально выпрыгнул из пролетки на ходу.
Когда он схватил меня за руку и начал охаживать хворостиной, я, заскрипев зубами, только и подумал: «что же, сука, так больно. Побыстрей бы вырасти и ответка не замедлит себя ждать».
Как ни крепился, а слезы все равно непроизвольно брызнули из глаз и не только от боли, но и от обиды тоже, потому что я не мог повлиять на ситуацию и дать сдачи. Зато у мамы этих сил нашлось, наверное, на двоих.
Она сначала попыталась остановить вошедшего в раж старика словами.
— Сударь, как вы смеете обращаться подобным образом с моим сыном!
Уж не знаю, не услышал её старик или просто забил на нее, но он продолжал хлестать меня хворостиной, при этом ещё и приговаривая:
— Я тебя, ублюдок, научу порядку. Ты у меня узнаешь, что такое дисциплина…
Мама, естественно, не осталась сторонним наблюдателем. Она поняла, что её не слышат, и с визгом вцепилась ногтями в лицо старика, начав при этом громко звать какого-то Кузьму на помощь.
Все дальнейшее для меня слилось в какой-то безумный калейдоскоп событий.
Опешивший дед, отдирая руки мамы от лица, пытается от неё отстраниться. Та, в буквальном смысле обезумев, полосует ногтями это самое лицо, забыв обо всем на свете. Откуда-то из-за дома выскакивает здоровенный мужик с топором и несётся к схватке. Из дома выбегают служанки и без малейших сомнений кидаются туда же.
Я, размазывая слезы и забыв про боль в мягком месте, только и успел подумать, что спектакль удался, как все резко закончилось.
Дед вдруг каким-то реально командирским голосом рявкнул:
— Всем стоять!
И что странно, все вдруг замерли, а он уже спокойным голосом спросил:
— Елизавета, ты что тут устроила?
У меня на миг сердце дало сбой, а в голове пронеслось торнадо из мыслей, и главная была такая: не дай бог мама сейчас включит заднюю.
Пронесло. Мама вытянулась в струнку, задрала подбородок и ледяным тоном начала говорить:
