Гагарин (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
— Тягу? Ты рехнулся? Мы же промажем мимо станции. Не, точно надо убрать. Захочет генерал-полковник Максимов с нами лично поговорить или кто-то верховнее, а мы не видим лицо вождя. Неуважуха.
— Ладно, — Андрей принял как неизбежное и решился. — Метнусь кабанчиком. Потом поможешь забраться назад.
— Держись за кресло. Отстегну ремни.
И без ремней держаться было не слишком тяжело. Космонавт подтянул ноги и, разжав руки, аккуратно опустился тапками на люк стыковочного узла. Хорошо, что скафандры сняли сразу после наступления в невесомости, в нём было бы громоздко.
Подняв тубу, швырнул её Павлу, чтоб убрал в мусорный пакет, затёр пятно влажной салфеткой.
— Слышь, командир. А тут хорошо. Стою на своих ногах. Низ внизу, верх вверху. Правда, ты висишь над головой как синий ангелочек. Останусь тут до сна, хорошо? Потом ты побудь, если захочешь.
Естественно, молодой человек старался не думать, что прямо под ногами бурлит и разлагается ядерное топливо в количестве, достаточном для нескольких Хиросим. В случае чего весь этот кайф достанется им на двоих.
— Слыш, летёха, — передразнил майор. — У нас в Оренбургском училище шибко умный курсант спросил у артиллериста из училища зенитчиков: если снаряд из пушки летит по параболической траектории, то, выходит, положив её на бок, можно из-за угла стрелять? А тот не растерялся и отвечает: положить — не положено. ПолОжить с ударением на второе О. Вот и я тебе говорю: по уставу не положено летать стоя. Только в кресле, пристёгнутый ремнём безопасности. Как в «жигулях».
— Есть как в «жигулях», тарщ майор. Пособи забраться на насест.
Будь орбитальный свободен, перешли бы в него и устроились на надувных креслах лицом в направлении полёта, а не против. Но там занято.
Так они и путешествовали. Это в фантастических романах да в рассказах Гагарина-старшего про лунный полёт, по его выражению, сплошь жесть и адреналин. Работа в космосе дотошно распланирована и однообразна. Каждый час в невесомости жутко ценится учёными, на корабли и станции пихается всякое оборудование для экспериментов: как без силы тяжести идёт литьё металлов под давлением, растут растения и совокупляются тараканы. Харитонова и Гагарина-младшего бы тоже озадачили, но — нет. Не сильно много наделаешь, повиснув мордой вниз, какая-та сила тяжести всё же присутствует. Да и обитаемый объём «Сапсана» был настолько набит полезностями для ремонта, что тупо не развернуться.
На вторые сутки Андрею стало плохо. В невесомости пробыл лишь несколько часов, никаких причин беспокоиться об адаптации не появилось. А тут, повиснув на ременной сбруе, захандрил. Тошнило, голова кружилась. Больше всего ему не хотелось находиться там, где пребывал: в забитой до отказа кабине космического корабля, к тому же покинувшего уютный кокон магнитного поля Земли. Здесь, в достаточно глубоком космосе, они начали получать половинку грея в год, в пятьдесят-сто раз больше, чем облучается персонал АЭС, к счастью, так надолго их пребывание не рассчитано.
— Изволишь сойти? Немного поздновато, — злорадно бросил Павел, потом добавил по-человечески: — Терпеть можешь?
— Сжав зубами причиндалы. Ты же сказал, для детозачатия они больше негодные.
Мама рассказывала Андрею всякие медицинские страшилки, приправляя их загадочными, оттого жуткими латинскими выражениями. Но от неё же знал: у пятерых дети рождались после космоса. С тремя ушами, жабрами или хвостом вместо ног не вылупился ни один. Все нормальные, здоровенькие, ну, плюс-минус.
— Лучше просто сжимай челюсти, чтоб не загадить кабину.
Ночью Андрей практически не мог уснуть. Ночь, понятно, условная. Смена дней и ночей, равных земным, наладится, только когда «сапсан» поднимется на тридцать шесть тысяч километров, на высоту геостационарной орбиты.
На третьи сутки отпустило, он даже немного поел. А скоро в иллюминаторе с его стороны показался долгожданный крест станции.
«Курчатов», освобождённый от ноши, повернул к Земле, а на экипаж вторично накатила невесомость — теперь месяца на три, если всё пройдёт хорошо. Или на считанные дни, если вдруг убедятся, что пребывание на «Салют-13» небезопасно.
— Она — наш крест, Андрюша. Понять не могу, какого чёрта у нас все суеверные как средневековые монахини, а «тринадцать» не хотят пропускать. Была бы «Салют-14», и, глядишь, обошлось бы.
Андрей пожал плечами, совсем не убеждённый в этом. Спасла бы примитивная перемена номера от ярости Солнца? В восемьдесят третьем вообще не было вспышек. В апреле восемьдесят четвёртого, прямо перед запуском «Сапсана-12», Солнце бабахнуло такими выбросами, что отрубилась часть спутников связи, на Земле легло несколько вычислительных центров, у буржуев остановились биржевые торги, метеозависимые хватались за сердце и голову от магнитных бурь. Все прогнозы на текущий год были отрицательными: звезда должна пару лет копить ярость перед тем, как снова выплеснуть его на свою планетную систему облаками заряженных частиц, и пока можно жить спокойно.
Но двадцатого мая зарегистрировали такой поток фотонов, что стало ясно: сейчас придёт новая жуткая волна солнечного ветра. Приказ о сверхсрочной эвакуации застиг четвёрку, находящуюся на станции, в час отдыха. Парни запрыгнули в «сапсан» как были, даже не взяв скафандры, брошенные в «салюте». Только вырубили бытовую сеть и задраили люки. Корабль круто спикировал к Земле, успев спрятаться под защиту магнитосферы до главной волны, прошёл менее чем в сотне километров от поверхности, снова удалился, и, не выскакивая далеко, повернул обратно, после чего успешно приземлился.
Что бы произошло с экипажем, останься они только под защитой освинцованных стенок станции, не знает никто. В отсеке для биологических исследований аварию пережили десятки животных, сотни растений и насекомых, участников эксперимента по выживанию за пределами магнитной защиты Земли. Но менее чем через сутки станция перестала отвечать. Прекратили работу и ретрансляторы, обеспечивающие космической связью сотни абонентов на коммерческой основе. Что интересно, ионный буксир сохранил управляемость и исправно включал тягу каждые сутки, автоматически удерживая «салют» строго в точке стояния, но его бортовая ЭВМ не получала и не принимала никаких данных от вычислительной машины станции. В худшем случае этот же буксир снизит её до опорной орбиты для существенного ремонта, вплоть до замены части оборудования, но, конечно, желательно обойтись меньшей кровью. И меньшими миллионами рублей.
Поэтому экспедиция полетела не в октябре восемьдесят четвёртого, а в самом начале июля, сократили и время подготовки, и численность экипажа. Она стала чрезвычайной, дав молодому члену экипажа шанс отличиться и именоваться гордо «я — Гагарин!»
А не просто сын «того самого Гагарина», тень самого главного героя человечества и отца молодого космонавта.
Глава 2
2.
Незаменимых людей нет, говорил товарищ Сталин, лично незнакомый с Келдышем. Академик умер в семьдесят восьмом, и это была совершенно невосполнимая утрата. Анатолий Иванович Котов, его бывший зам и возглавивший Институт прикладной математики после смерти патрона, широтой взглядов и универсальностью талантов предшественника не обладал.
Юрий Алексеевич всегда изумлялся, насколько успешно Келдыш подбирал математический аппарат под решение практических задач. Надо обуздать флаттер авиационного крыла — добивался решения проблемы, а не просто вываливал кучу формул: подставьте значения переменных, и золотой ключик у вас в кармане… Наверное.
То же самое, по принципу — любое дело должно быть доведено до победы, происходило в программе ядерных испытаний, в обеспечении пилотируемой космической программы, включая облёты Луны и посадку на неё, развёртывание околоземных космических станций и группировки спутников. Советские ракеты достигли Марса и Венеры с величайшей точностью, экономя рабочее тело, выбрасываемое двигателями коррекции орбиты… И вот Мстислава Всеволодовича не стало.
