Альтернатива - Олег Игоревич Дивов
За столом похмелялись механизаторы. Время от времени то один, то другой косился на Климова мутным глазом, наверняка прикидывая, не сделал ли вчера глупость. Ну правда, что им стоило внушить себе, будто странная фигура за окном — пьяное наваждение, да и плюнуть на нее. Механизаторы были с бодуна уже совсем не такие отчаянные и подумывали, а вдруг придется ответить за свою пьяную удаль. Если трезво рассудить — черт знает что такое достали из сугроба. Оно конечно похоже на русского человека, но вдруг на поверку британский шпион. Или американский диверсант. В лучшем случае простой советский враг народа, которого они бдительно задержали. Но вот вопрос: разрешается ли нынче ловить врагов кому попало, сейчас ведь не тридцать седьмой, порядок должен быть.
Стоило бы сказать механизаторам нечто убедительное и успокоительное, но Климов не мог. Ему хотелось плакать. А еще больше — прямо на месте сдохнуть.
Он твердил себе, что это типичный отходняк после провала во времени, понятный и простительный, зафиксированный во множестве отчетов. Но на то и отходняк, что никак ты себя не уболтаешь, тебе просто очень и очень плохо.
Зато Верка расщедрилась, нашла Климову валенки, штаны, выцветшую добела гимнастерку и драный ватник. Сказала, чтоб вернул, да ты же не вернешь, знаю я вас таких. При свете дня Климов разглядел самогонщицу и пожалел: оказалась Верка безбожно потасканной, но вовсе не пожилой, было ей тридцать пять от силы. Значит, этот-то, что «ушел с мужиками», оставил ее вдовой совсем молодой. А чего она устроила у себя колхозный притон, так чья бы корова мычала, а твоя молчала, нашелся тоже моралист. Будто не знаешь, что творилось по деревням после войны, когда надо пахать и пахать, а мужиков вернулось — на три хаты полторы штуки, поскольку один безногий.
Тут ввалился председатель, натурально без ноги, на костыле, прибыл за утренним стаканом, и все завертелось.
***
Метель утихла, слава богу, морозец стоял легонький, на улице было солнечно и даже наверное красиво, если бы не деревня. Выглядел колхоз, мягко говоря, непрезентабельно. Все кривое-косое, подпертое кольями. А вон там вообще горелое, причем, давно и безнадежно. Могли бы хоть на дрова раскатать, чтобы пейзаж не портило. Непорядок.
Не видно крепкой хозяйской руки, совсем не видно.
— Вас тут, что, бомбили? — спросил Климов, оглядывая улицу из конца в конец.
Он очень старался держаться хозяином положения, а этому должен соответствовать брюзгливо-высокомерный тон.
В ответ его так приложили по затылку костылем, что из глаз сыпанули искры, а сам Климов навернулся в сугроб носом.
— Про Калининский фронт — слыхал? — донеслось сверху.
— Вопросов больше не имею, — пробормотал Климов, вставая на четвереньки.
— Теперь прикинь, что в колхозе семьдесят процентов личного состава — бабы. А мужики... Вроде меня в основном. Как тебе такое, а, пропавший без вести товарищ?
— Да понял я, понял...
— Если ты, конечно, товарищ...
— Товарищ-товарищ... — заверил Климов, потирая затылок.
— А откуда тебе знать? Ты же не помнишь ничего.
Климов поглядел на председателя с уважением.
— Нутром чую, — ляпнул он.
— Ах, нутром... Закрой варежку, ей-богу. Если что, я контуженный, — объяснил председатель. — Разозлишь меня опять — приношу извинения заранее... Давай, вали направо, вон сельсовет, тебя участковый ждет.
Климов пригляделся: там, куда указал костыль, перед скособоченным двухэтажным домом стоял «козлик».
— Когда успели-то...
— Работа такая, — сказал председатель. — Знать, что происходит на территории колхоза, и своевременно докладывать.
— Если бы вы двадцать лет назад так четко работали... — начал было Климов, но осекся и безнадежно махнул рукой.
Наверное поэтому ему снова прилетело не по шее, а только пониже спины.
***
Сельсовет недавно протопили: участковый уполномоченный сидел в расстегнутой шинели и сняв шапку. Оказался он старшим лейтенантом, а по годам на вид едва ли не ровесник Климову, что означало лет наверное сорок. Тут все смотрелись старше, чем они есть.
Участковый был здоровенный, поперек себя шире, и с кулаками, как у некоторых голова. Судя по выражению лица, он не отказался бы сразу дать подозрительному типу в хрюсло, а потом немного потоптать его сапогами — для зачина беседы, — но сдерживался.
— Ну и кто же ты таков, мил человек? — спросил участковый ласково.
— Понятия не имею, — Климов развел руками.
Желание командовать и нагибать пропало при одном взгляде на этого дядю милиционера. Климов постарался выглядеть безобидным и несчастным, благо, это получалось само собой, едва он чуть-чуть ослаблял контроль. Через пять минут его уже вполне правдоподобно трясло. Да так, что участковый по собственной инициативе дал ему воды. И сказал:
— Как вы мне надоели, граждане алкоголики. Допустим, я тоже люблю это дело. Но ведь не до потери памяти!
Тем не менее, показания с Климова он снимал почти час, так и сяк выворачивая одни и те же вопросы, делая вид, что неправильно расслышал, подсовывая логические ловушки, рассчитанные на то, что подозреваемый машинально ответит «да». Климов участкового оценил и зауважал, у такого не забалуешь. Ему искренне захотелось подружиться с этим богатырем и склонить к сотрудничеству, но безопаснее было держаться шаблонной легенды: ничего не знаю, ничего не помню. Так или иначе, Климова должны отвезти «в район», там еще как следует помучить — и направить на психиатрическую экспертизу. Где-то в процессе можно будет раскрыться. Или наоборот, станет ясно, что лучше позволить событиям идти своим чередом.
Чего он видел-то пока в Советской России — одну деревенскую улицу. Этого мало, чтобы делать выводы и принимать решения. Ну и людей хороших успел оценить, да вот уж совсем не показатель. Люди у нас всегда такие были, суровые, но справедливые, и чем глубже на север, тем лучше.
— Ну ладно, — сказал уполномоченный и подвинул к нему протокол. — Ознакомься. Если нет возражений, напиши — с моих слов записано верно. И подпись.
Климов быстро пробежал глазами бумагу, гласившую, что он ничего не знает, ничего не понимает и ничего не соображает, взял химический карандаш, накорябал что следует, едва-едва машинально не расписался — и замер. Лицо участкового не выражало ни малейшего интереса, только скуку. Ах ты, хитрюга деревенский.
— А как подписать-то?
— Как можешь.
— Не знаю... Крест поставлю?
Участковый вздохнул, как показалось Климову — разочарованно.
— Погоди. Раз все так плохо, сейчас найдем понятых, они твой крест засвидетельствуют.
—
