Альтернатива - Олег Игоревич Дивов
Климов провалился в зиму дважды, и оба раза ему чертовски, нереально повезло. Даже сейчас, когда уже вроде ученый и знал, что делать. Очнулся в сугробе, вскочил, увидел далеко впереди огонек, заорал благим матом (буквально) — и стремглав понесся на свет. Ноги попортил, конечно, не столько даже обморозил, сколько изорвал о снежный наст, да было бы о чем горевать. Зато добежал до крайней избы. И достучался.
А они тут квасили под гармошку, прикатили с машинно-тракторной станции к Верке-самогонщице развеять тоску. Это тоже помогло: Верка точно забилась бы под лавку, увидав в окошке такого ночного гостя, черта конкретного. А трактористы — метнулись на выручку. И настало Климову ни с чем не сравнимое счастье: выдуть с мороза стакан зеленой отравы и запить горячим чаем.
Конечно, его тормошили: кто ты, что ты, неужто тебя ограбили, когда, где, куда бежать, кого метелить. Потом один возьми да ляпни: а вдруг он сам беглый какой? Мужики было насупились, но логика взяла верх: откуда тут бежать, и из какого «черного ворона», разве что летающего, могло выпасть такое недоразумение. Видно же: неприятности у человека. Надумали уже идти будить председателя, чтобы звонил в район, но Климов более-менее собрался с мыслями и сказал: ребята, спокойно. Не задавайте мне вопросов, дело государственное. Телефон в сельсовете есть — вот и славно. Утром все порешаем. Что спасли терпящего бедствие — вам зачтется, а лишних разговоров лучше не надо. Мной будут заниматься... органы, если вы понимаете, о чем я.
Трактористы подумали — и что-то там себе поняли. Верка начала было материться, но Климов глянул на нее и буркнул: не кипеши, отмажу. Подействовало.
Главное — уверенность. Пусть люди думают, что ты в своем праве, тогда они сами захотят помочь. Ты должен мягко, но непреклонно руководить операцией по спасению себя, любимого. Не сможешь держаться естественно, как будто все так и надо — сгинешь.
Забросило его, как оказалось, удачно: под Торжок. Почти цивилизация, рукой подать до столицы. Жаль, дозвониться на московский номер отсюда никто не позволит. Как ни дави на председателя, у него должен быть здоровый инстинкт самосохранения. На ментовку из «района» тоже мало надежды. Значит, чтобы не скитаться неведомо сколько по инстанциям, с непременным заходом в психушку, надо выпрашивать беседу с местным уполномоченным МГБ...
Стоп. А что плохого в психушке? Кроме того, что сама по себе она ни разу не курорт. Если система работает, именно из дурки тебя выдернут через пару месяцев, ну, через полгода максимум. А если ничего не работает?.. А я тем временем успею наболтать себе историю болезни на полноценную шизофрению? М-да. Не вариант.
Второго доктора Розинского точно для тебя не найдется. И пятьдесят четвертый это не тридцать четвертый. Тут при любом политическом раскладе закрутили гайки. Кончены понизовая вольница и разнузданный творческий поиск, характерные для тридцатых. Сам же ты старался, чтобы привели в норму весь этот бардак. И поди еще угадай, как сказалось твое влияние, и на что теперь похож тысяча девятьсот пятьдесят четвертый...
И тут Климов услышал, на что похож этот год.
Пока он копался в себе, у мужиков веселье пошло на новый виток, ночного гостя слегка подзабыли, расслабились, и под конец очередной порции матерных частушек спели:
Как товарищ Берия
Вышел из доверия,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков!
Вот те раз. И вот те, если не понял, еще много-много раз.
Не сказалось твое влияние в общем и целом. И готов поспорить, неумолимость хода истории тут ни при чем. Человеческий фактор сыграл против тебя. Все, кому положено — знали, как все будет. И те, кому выгодно, чтобы история шла своим чередом, обыграли тех, кому невыгодно. Задавили альтернативу.
Наверняка они оправдывали свои действия заботой о стране. Они сделали как лучше, чтобы случайно не стало хуже.
И кто знает — вдруг они угадали?..
А трактористы заржали. И снова дружно выпили. А Климов поймал настороженный взгляд самогонщицы. Наверное он здорово переменился в лице, иначе с чего бы Верке глядеть так пристально, явно пытаясь угадать, что за внутренняя работа идет у этого загадочного типа, и какие последствия она может иметь для пожилой сельской люмпенши с мутным прошлым.
Климов поманил Верку, и, стараясь держаться, хотя на душе скребли кошки, пробормотал:
— Не бойся. Положи меня где-нибудь, подремлю до утра, а потом уйду с мужиками, и все. И ничего тебе не будет.
— Во-во, — Верка дохнула в лицо сивухой. — Мой тоже так ушел с мужиками... И ничего больше не было. Спасибо, аппарат остался. А много мне с него радости? Думаешь, я так хотела жить?
— Куда ушел? — тупо спросил Климов.
— На войну, — сказала Верка.
Мы не могли остановить это, ну мы же никак не могли остановить это, мы точно не могли остановить это, твердил себе Климов. Не было ни единого шанса. Лавину мировой войны нельзя отвернуть в сторону волей одного государства. И даже если бы мы сумели убить всех гитлеров, муссолини, чемберленов, даладье, петэнов, всю польскую сволоту до единой, всех банкиров и промышленников, кто толкал политиков к бойне, — ведь был такой проект, взять да поубивать нафиг, — их место занимали другие, с очень похожим результатом. Потому что никто не идет во власть в одиночку. И одиноких диктаторов не бывает... Но почему тогда мне так совестно?..
Наверное я все еще надеюсь, что шанс на самом деле был. Его просто не использовали, опасаясь, как бы не стало хуже.
Климов посмотрел Верке в ее злющие и несчастные пьяные глаза, отвернулся и шмыгнул носом.
***
Утро было страшным: проснувшись на сундуке в углу, Климов наконец до конца, до самых печенок осознал, что вокруг не алкогольный бред, а зима тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Захотелось свернуться в позу эмбриона, что Климов и сделал. Вцепился зубами в край одеяла и замер. Итак, он снова провалился, и ему теперь жить с этим.
