Аргентинец поневоле (СИ) - Дорнбург Александр
Конечно, рано или поздно кубинцам бы пришлось взяться за ум, но тут некстати вмешался СССР. Со слоновьей грацией. Взяв жителей Кубы на полное довольствие.
А в СССР уже все давно устаканилось. Революционные преобразования застыли в бронзе. Здесь уже был «период развитого социализма». Все тихо, мирно, благородно… Так называемое начало «периода застоя». Где относительно молодой генсек, Леня Брежнев, «жил сам и давал жить другим». Или перефразируя другими словами: «воровал сам и давал воровать другим». Айда, грести под себя всё, что не приколочено! Благо Сталин много чего поднакопил и настроил, так что на четверть века еще явно хватит. Можно было пока не задумываться, что будет дальше. После нас хоть потоп.
Да и любит у нас народ почему-то от широты души закармливать иноземцев бутербродами с черной икрой, «купать» в водке и задаривать сувенирами. Ведь истинная любовь бескорыстна. И она, эта любовь, проявляется всюду. Буквально на каждом шагу. Тема эта столь поэтична, что хотелось бы заговорить о ней какими-нибудь милыми, трогающими за сердце стихами и настроить таким образом читателя на лирический лад. Но такое не всем дано, так что продолжим скупой прозой.
Педро Хуарец стал студентом знаменитого московского университета имени продвинутого негра Патриса Лумумбы. Где СССР ковал кадры для братских стран социалистической ориентации. И при этом совершенно не скупился на это дело. Тратил деньги как подзагулявший купец на кураже. Аргентинца «в тёплой дружеской обстановке» зачислили сразу на третий курс, дали комнату в общежитии, немного похожую на дешевый двухместный номер. Зато платить за жилье почти не надо. За исключением символической суммы за проживание и коммунальные услуги. Круто!
«Эх! Хорошо в стране советской жить!» «Мальчишки и девчонки, девчонки и мальчишки, тра-ля-ля, тра-ля-ля, ля-ля!» Такой прогресс культуры за каких-нибудь пять-шесть лет, что удивительно даже! На душе у Хуареца распускались цветы и гремели оркестры. Все вокруг казалось изумительным и полным значения.
Педро получал сразу две стипендии. Базовую, как иностранный студент в размере двести долларов, от страны направившей его на учебу. А поскольку у революционной Кубы денег не было, то платил все равно СССР. В долг. Который потом кубинцам все одно спишут.
И дополнительно обычную советскую стипендию за успеваемость. Благо на фоне дремучих негров из глубин Африки, пребывающих еще в первобытно общинном строе и прочих лаосцев, вылезших из джунглей, а так же обитателей прочих жарких стран, где " под сенью пагоды индус, смотрел на синий автобус", даже не слишком стараясь, мой папаша, умеющий за плечами неоконченное солидное университетское образование, выглядел круглым отличником. Лепота!
Добавим к этому, что и русский язык дался ему легко. Намастырился. Испанцы, итальянцы и латиноамериканцы, говорящие на родном звучном языке, при переходе на русский, говорили почти без акцента. В отличии от картавящих и «грассирующих» французов и евреев (которые вместо «л» говорят «в»: «Я вижу его высую говову»), шипящих поляков и немцев, жужжащих чехов и португальцев. У которых речевой аппарат под другое заточен.
СССР для иностранца, даже для нищего, казался сущим раем. Деньги тут не имели особого значения. Да и ум не слишком котировался. Будь ты хоть семи пядей во лбу, этим ты только противопоставишь себя коллективу. Еще школьники учат в розовом детстве басню Крылова «Лисица и Осел». В этой басне есть такие слова, с которыми Лисица обращается к встреченному ею Ослу:
«Отколе, умная, бредешь ты, голова?»
И все прекрасно понимают, что это ирония. По простому издевка! Часто мы употребляем в нашей обычной, повседневной жизни такую иронию, когда, вместо того чтобы сказать кому-нибудь, к примеру, «дурак», политкоректно говорим «умник». А если нас с младых ногтей семья и школа учит, что беднягой-умником быть нехорошо, то по итогу все предпочитают быть «серой массой» и не высовываться.
А котировались в СССР разные символы. В числе которых был и иностранный паспорт. С таким грозным документом везде обслуживали по высшему разряду. Без проблем пускали в рестораны и бары, всегда находили места в гостиницах. В общем, обслуживающие службы старались вовсю. Не дай бог иностранцу у нас не понравится и на родине он будет высказываться о нас плохо!
А свой народ у нас уже привык к трудностям. Свои они утрутся и перетопчутся. Советский гражданин — не какой-нибудь гаврик. Это уже доказано. Он — существо дисциплинированное, послушное. Для которого демонстрируемые постоянно по телевизору приключения заблудившегося в лесу полевого мышонка — истинная трагедия. Наши уже и так всякой дряни наелись и сами не замечают, что сидят по самую челку в грязи.
При этом, как говорил мой армейский командир: «А если тягот и лишений нет, вы должны их сами себе создать, чтобы затем стойко переносить!» Короче говоря, в этой области — только команду дай! Чтобы советский человек на свои кровные гроши не вздумал по-мещански разлагаться, а лучше бы решил какую-нибудь африканскую обезьяну для научно-исследовательского института купить.
Сексуальный вопрос для приезжих из-за рубежа был не заметен от слова «вообще». Выйти замуж за иностранца и уехать из этой долбанной страны за «железным занавесом» хоть куда-нибудь, помахав на прощанье остающимся издевательски ручкой, была главная мечта у большинства советских девушек. Что до умопомрачения любили пластинки с заграничными фокстротами и считали, что наши композиторы «так не умеют».
Такие наши бабы готовы выйти даже за верблюда, лишь бы тот был в импортных штанах. Добавлю, что такие персонажи женского пола обычно говорят только о танцульках, о знакомых мальчиках и о своей заветной мечте покататься на такси; красят губы, щедро размазывая краску по щекам чуть ли не до самых ушей, и всем своим видом стараются показать, насколько противно, пошло и непривлекательно липкое болото обывательщины и мещанства.
Благо и зарубежные студенты не стеснялись, активно презентуя себя в лучшем свете. Те, кто приехал из дико-примитивных стран, поголовно называли себя принцами, а кому повезло явиться из отсталых капиталистических — сыновьями миллионеров. И все. Подтверждения не требовалось. И без этого противоположности само-сильно притягивались друг к другу, словно мелкие железные гвозди к магниту.
Почему-то девушки, девчонки и бабенки, с «начесом» и без, предпочитали участвовать в кастингах на роль жены «принца» или «сына миллионера», чем выходить замуж за положительных советских комсомольцев, одетых в допотопный френч защитного цвета, кирзовые сапоги и кожаную фуражку.
Смазливого Хуареца, умеющего бренчать на гитаре несложные мелодии, вроде «Ах, Самара-городок» и даже «Сердце красавицы склонно к измене», всегда осаждал целый рой красивых кандидаток. Полный кайф!
А так как Педро в то время еще был в душе романтик, то он стеснялся кому-то отказать. И отдавался всем девушкам (а так же чувихам или шмакодявкам) без разбора. Претендуя на звание передовика-многостаночника. Приятно, блин.
Опять же, если свой мужик переспал и замуж не позвал, разгневанная советская дама, чувствуя за спиной мощную поддержку государства, поднимала шумиху. Шла в партком или местком. Устраивала истерику на комсомольском или профсоюзном собрании. А к иностранцам отчего-то предъявлять претензии у нас стеснялись. Нет и нет. Переживем.
Глава 2
Добавлю, что и советские законы для иностранцев не писаны. Наш зарубежный гость мог иметь сколько угодно валюты. Или спекулировать импортными шмотками. Никого это не волновало. И если советским контрагентам органы бодро крутили руки и отправляли пачками трудится «на севера», то с иностранцами ограничивались проведением профилактических бесед. Впрочем, даже отпетые милицейские краснобаи не могли толково и обоснованно объяснить почему непременно надо «сдавать валюту» только «куда надо». И после формальной скороговорки обреченно махали рукой.
