Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
Я сервировал стол, накрыв его салфетками, сделанных из тонких бамбуковых палочек, связанных нитью, установив на них: чайник, чашки, заварник и розетки с домашним мёдом, которым нас снабжала сестра отца тётя Маруся, и чайные ложечки.
Сервируя столик, обратил внимание на взгляды, бросаемые на меня Светланой, а у меня не выходила из головы Люба.
— Ну, ты, точно, — дамский угодник, — хмыкнул внутренний голос.
— Сам такой был, — отрубил я. — Это простое гостеприимство.
— Эту можно поставить? — спросила гостья. — Песни хорошие, но я их уже слушала. И идут они одна за другой, как на новогоднем вечере. Наши, точно свой репертуар отсюда слямзили. Снежинки, белые розы…
Она держала пластинку Пола Маккартни и группы Вингс «Бэнд он зэ ран».
— Это они сбегают из тюрьмы?
— Наверное.
Достал из конверта диск, установил в проигрыватель, нажатием кнопки переключил усилитель на другой вход.
Здесь в зале колонки были разнесены на хорошую дистанцию и правильно установлены, с фокусом на журнальном столике. Для стереоэффекта, а он в это время был в моде. С ним продолжали экспериментировать многие группы,например «разнося» две басовые партии, как в той же «Королеве хайвея» у Дипов. Ну и для меня пятнадцатилетнего, не смотря на весь «мой» прошлый опыт из будущего, всё это нравилось. Я совсем не чувствовал себя пресыщенным музыкой. С того времени, когда Громов перенёс Женькино сокровище ко мне, я слушал музыку постоянно. Благо, что у Женьки был целый ящик пятисотметровых бобин. На каждую вмещалось по два полноценных диска. А бобин было двадцать четыре штуки. Вот я и слушал их с утра и до прихода родителей.
— Сюда садись, — сказал я Светлане, показывая на ближнее к балконной двери кресло. У нас кроме «северного» балкона, в зале был «южный», или парадный, как назвал его папа, балкон с видом на море. На Японское море.
Почему я заговорил про балкон? Да потому, что Светлана, прежде чем сесть в кресло, подошла сначала к балконной двери.
Море синело буквально в двухстах метрах от дома. На сине-серой, мерцающей на солнце глади моря на якорях стояли военные корабли и гражданские суда. Это был один из внешних рейдов порта Владивосток. Солнце светило прямо над заливом и картина за окном смотрелась именно, как картина. Мне всегда нравилось смотреть на море. Смотреть и владеть им. Вот, наступит лето, и можно будет в нём плавать, нырять, загорать на его берегу, на песке и камнях. Поэтому это было моё море. Моё, потому, что я мог им владеть. Как и своим телом. Я был крепок и бодр.
— Красиво тут, — сказала Светлана, взглянув мне в глаза и, вероятно, что-то увидев в них, сразу отвела свои.
— Летом хорошо, — сказал я, незаметно промокнув слёзы. — С купалки в плавках можно домой идти. Если бабок во дворе нет. Но чаще, всё-таки, треники приходится надевать. Но тут перед окнами почти все начинают одеваться. Прямо на дороге. Пока идёшь с моря — подсохнешь. Особенно если с водопада. Путь не близкий.
— Да-а-а… Хорошо тебе. К морю совсем близко. Нам далеко ходить.
— А представь, кто на Баляева[1] живёт? Мы как-то в детстве ходили сюда с Патриски[2]. Так до сих пор помню этот поход, хоть и было лет шесть.
Комната была южной и очень светлой, и от солнца, и от пола, выкрашенного жёлтой краской, и от жёлто-оранжевого паласа.
— Давай я тебе лучше вот эту пластинку поставлю с призмой, — спросил я.
— Зэ дак сайд оф зэ мун. Обратная сторона Луны? Почему её?
— Э-э-э… Она музыкальнее и тебе она скорее понравится, чем «Банда в рывке».
— В побеге?
— Не думаю. Они, видишь, только собираются рвануться в побег.
— Наверное… Ну, ставь.
Гостья из «прошлого», как назвал её «предок», села в кресло. Пластинка закружилась. Звукосниматель мягко коснулся иглой звуковой дорожки. Полились знакомые звуки, накатились образы, но я отогнал их, отказываясь впадать в транс.
Я поставил с левой стороны кресла гостьи табуретку, накрытую салфеткой на которую поставил розетку с мёдом. Столик стоял не очень удобно для чая с мёдом. Хотя я так и справлялся и с чашкой, и с мёдом, который был достаточно жидким, чтобы не применять вторую руку. А вот для кофе он стоял отлично. Под одну руку. В последнее время я подсел на молотый. В магазинах его в зёрнах было полно. Он продавался на развес. А у нас имелась маленькая японская электро-кофемолка.
— Ну как? — спросил я, меняя сторону пластинки.
— Хорошая музыка. Я всё папу прошу, чтобы магнитофон купить, а он всё морщится.
— Потому, что знает, что ты станешь слушать западную пропаганду. Слушать и любоваться на красивые рисунки. Есть такая присказка: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Это касается и слушающих западную музыку.
— Папа так и говорит, — потупила глаза в чайную чашку Светлана, но потом встрепенулась и спросила, показывая на пластинку «Suzi Quatro». — А это хороший диск?
— И, знаешь, он во многом прав. А диск хороший. Сьюзи, кстати, на тебя похожа.
Тут я применил форму, предложенную мне моим вторым голосом. Я долго крутил в голове эту фразу, прежде, чем её сказать. Светлана, действительно была похожа на Сьюзи, но я сказал, что Сьюзи похожа на Светлану. И это девочке понравилось. Она запунцовела.
[1] Улица имени Баляева.
[2] Улица имени Патриса Лумумбы.
Глава 15
— А поставь её? — спросила Светлана тихо-тихо.
— Это тяжёлый рок, — предупредил я её. — Будет шумно.
Это был первый «полнометражный» диск Сьюзи Кватро и он был, безусловно, удачным[1].
— У неё волосы короче, задумчиво произнесла Светлана, когда я переворачивал диск. То, что надо переворачивать диск, это меня раздражало. На плёнке концерты слушать было удобнее.
— А на компьютере, ещё удобнее, — сказал внутренний голос.
Что такое компьютеры я не понимал.
Я смотрел на Светлану и «вспоминал», как она покрасит волосы в русый цвет, сделает из длинных — каре, как у Сьюзи Кватро, чтобы хоть так попытаться удержать меня. А я уже буду влюблён в свою будущую жену, с которой мы проживём до конца своих дней.
— Не кажи гоп, покуда не перескочив, — буркнуло моё второе я. — Тут вона, как оно идёт наперекосяк. Ещё пара твоих нырков головой вперёд в угол стола и никакого будущего вообще. И это… Я тут подумал… Живи, как получается здесь и сейчас.
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня?
— Во-во… Человек использует предыдущий опыт, который, как нам известно — сын ошибок трудных. И без вашей любви с Светланой, не будет вам счастья.
— А у неё оно было?
— Она с детства любила мотоциклы. И сейчас любит. И папа ей купит вместо магнитофона, который продадут, мотоцикл. И как ты предотвратишь то, что потом случится? Запретишь ей, станешь читать ей лекции о вреде езды на больших скоростях.
— Так она магнитофон продала, потому что мы расстались, — напомнил я.
— Это было в моём мире и у меня не было такой техники, как у тебя. Просто Женька у нас не был гением радиотехники и умер. Вот и был у меня тот «Иней», пока я не купил у Светланы её «Маяк-203». Та ещё история с тем «Маяком» была… Вспоминать тошно…
Я встал сменить пластинку.
— А у тебя может и не быть той встречи с которой начался ваш со Светланой разлад.
— Спасибо за музыку и чай, — сказала гостья, увидев мою заминку. — Я пойду. Ты, наверное, занят. Жду тебя в гости. Ты когда сможешь прийти?
— Друг сейчас должен прийти. Мы с ним к школе готовимся. Хочу, всё-таки, в школу начать ходить.
— Ничего себе! Ну, ты — молодец! И ты, кстати, хорошо выглядишь. Тогда я тебя не очень разглядела.
Она быстро натянула свои сапоги-чулки и накинула пальтецо и красную вязанную мохеровую шапку.
— Ну, всё, пока! — сказала она, улыбаясь. — Было приятно познакомиться.
— И мне.
Раздался дверной звонок, и мы оба вздрогнули, словно нас вспугнули, застав на чём-то предосудительном.
— Открыто! — крикнул я.
Зашёл Громов. Он какое-то время ошарашено смотрел на Светлану, потом изрёк:
