Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
— Уверяю вас, — Тамара улыбнулась, — месяца не пройдет, и весь Тифлис будет к ней ходить, чтобы отведать её баранину. Или рыбу, например. Вы будете первыми гостями, вне зависимости от того договоримся мы сейчас или нет.
— Ты посмотри на неё! — мягко улыбнувшись, Тамамшев позволил себе это восклицание, взглянув на жену.
— А что я тебе говорила: огонь, а не девушка! — Ануш гордилась своим чутьём.
— Ну, хорошо, девушка-огонь, — хмыкнул Тамамшев, — а каким капиталом ты располагаешь?
— Гавриил Иванович, — улыбнулась Тамара, — разве можно спрашивать женщину про деньги и возраст?
После пятисекундной паузы, чуть вытаращенных глаз и чуть отвисших челюстей чета Тамамшевых сложилась пополам в восхищенном смехе. Смеялись так громко, что прибежал взволнованный слуга, не понимая, что могло произойти. Гавриил никак не мог прервать смеха, что-либо произнести, поэтому лишь махнул рукой, отсылая слугу. Наконец, справились.
— Ай, молодец, девочка! — вытирая выступившие слезы, проговорил Тамамшев. — Ай, молодец! Как меня! Ух! Действительно — огонь! Договорились! — хлопнул ладонью по столу — Гостиница тут в паре шагов. Все равно поедете к Манане. Заодно посмотришь. Понравится, подойдет — она твоя! О цене не волнуйся! Я так давно не смеялся! За это — тебе большое спасибо и большая скидка!
— Спасибо! — Тамара чуть наклонила свою прелестную головку.
— И хочу, и прошу тебя, заходи к нам почаще! — попросил Тамамшев. — Все! Пойду! Дела. Дальше с Ануш.
Тамамшев встал, покинул дам. Ануш положила свою руку на руку Тамары.
— Спасибо, Тамара!
— За что, тетя Ануш?
— За то, что назвала меня тетей, — улыбнулась Ануш. — Так и зови впредь. Но больше — за мужа. Я уже не помню, когда он был таким веселым и так смеялся. Весь в заботах. С утра до утра. Сутками, годами. Никак не может остановиться.
— Таким, как Гавриил Иванович, я уверена, — улыбнулась Тамара, — нельзя останавливаться.
— Да, ты права. — усмехнулась Ануш. — По-другому жить не умеет. Остановится — умрёт!
Коста. Аул джуури в горах в районе Хосты, конец июля 1838 года.
Я покинул крепость Александрию в легком раздрае. Симборский меня сильно озадачил. Слишком мало информации он смог мне предоставить, хотя активно рассылал лазутчиков по окрестным аулам. Матросов и юнкера Филатова захапали себе убыхи из рода Чуа, проживавшие на реке Хъопс. После долгих обсуждений пришли к мысли, что речь шла о Хосте. Штурман Горюшкин затерялся в аулах джигетов, разделенных на пять княжеских главных родов. В какой из них попал моряк с несчастливой фамилией — непонятно. Зато с Аполлинарием Зариным все было ясно. Его утащили высоко в горы на границу земель убыхов и абадзехов. И оттуда уже поступило предложение о его выкупе, которое принять было невозможно. Жадные горцы требовали ни много ни мало серебра по весу пленника. Хоть лейтенант корпулентностью не отличался и был довольно щуплым, но килограммов на 70 тянул. В общем, нужно было торговаться, чем и занимался комендант крепости Святого Духа на мысе Адлер. Что касается кавторанга Рофшора, то его судьба и местонахождение были неизвестны.
Классическая ситуация в духе двенадцати стульев и Остапа Бендера. Конечно, кощунственно сравнивать предметы мебели и человеческие жизни, но аналогия напрашивалась сама собой. Один сгинувший невесть где Рошфор — и 11 моряков с «Месемврии». Выбор очевиден.
В его пользу говорило и то, что все действия по освобождению членов экипажа корвета нужно было осуществлять в районе, где проживал мой кунак Курчок-Али. По странному стечению обстоятельств «Месемврия» погибла примерно там же, где выбросило на берег «Блиду» — корабль, на котором тенью капитана был Бахадур. Именно с этого места начался наш со Спенсером славный забег, завершившийся в имении Хоттабыча — погибшего отца моего друга. Значит, едем на юг!
Но прежде — шоппинг! Не местная сувенирка и не очередной кабан. Продукты для отряда. Самое то здесь закупиться, коль скоро сюда со всех окрестностей натащили всякого. Я подозвал своих бодигардов и временно превратил их в заготовителей, отсыпав серебра. Порох я так и не купил, и денежки у меня водились.
— Пусть тащат все к отряду! — распорядился. — Не хватало нам в грузчиков превратиться.
Вскоре тонкий ручеек торговцев весело потек в сторону лесистого склона, где разместились мои люди. Заблеяли овцы, закудахтала птица в клетках, замычали волы, волочившие прочь от крепости арбы с мешками кукурузной муки. Солдаты-эриванцы посматривали на меня неодобрительно. Как на лишившего их зрелища восточного базара и превратившего его в подобие толкучки на привокзальной площади.
Меня подергал за рукав печальный продавец фруктов, которые мне и даром были не нужны.
— Уважаемый урум, имеет желание приобрести по хорошей цене много отличных продуктов.
Это был не вопрос, а утверждение. Я моментально понял: на ловца и зверь бежит!
— Еврей? — на всякий случай, уточнил.
— Джуури или гхивр. Кумыки ругательно звали нас джугут, но нам не нравится, — с достоинством ответил торговец, наряд которого ничем не отличался от черкесского. Разве что оружия на него было навешано непривычно мало. Но кинжал присутствовал. — Можно доехать до нашего аула, и иметь там чудесный торг.
— В каком направлении аул?
— На юг, господин. Немного поднимемся в горы.
— В сторону Хъопсы?
Горский еврей радостно кивнул. И улыбался всю дорогу до леска, где прятался мой отряд. При виде моих бойцов улыбка тут же сошла на нет. Он сразу понял три вещи: зачем мне столько продуктов; привести такую силищу в родной аул чревато бедой; даже если жизни сельчанам ничто не будет угрожать, им грозит разорение. Он сделал попытку по-тихому раствориться в кустах, но побег был безжалостно пресечён Башибузуком. Я предвидел такую реакцию.
— Не нужно бояться. Никто никого не обидит. Наоборот, джуури будут иметь радость и много денег.
Еврей посмотрел на меня как на идиота. Я, похоже, перегнул палку с подражанием одесскому фольклору. А что поделать? Ну, люблю я Бабеля! Не как Буденный с его «смотря какого бабеля», а именно как писателя, прославившего Одессу.
— Долго будем добираться?
— Пешком управимся к вечеру.
— Башибузук! Давай разделим отряд. Я вперед поеду с этим джуури. Пусть кто-то его на коня посадит. Скот, который вы купили и остальную провизию, пусть вслед за нами погонят. А тебе, Цекери, особое задание! Возьмешь своих людей и отправишься на мыс Адлер…
— Но Зелим-бей…
— А ну, цыц! — грозно я пресек мольбы не отсылать его от Кочениссы. — Поедешь на мыс. Найдешь усадьбу сыновей покойного князя Гассан-бея. Его младшему сыну, Курчок-Али, скажешь, что я скоро буду. Кого я еще могу послать к княжичу, кроме вождя рода Пшекуи⁈
Цекери задохнулся от удовольствия. И был окончательно добит Кочениссой:
— Можно я тоже поеду? Может, южнее что-то узнаю по своему делу? — невинно поинтересовалась черкешенка.
— Езжай! Но имей в виду: у убыхов нравы построже, чем у вас. Тебя в кунацкой принимать не станут. Загонят на женскую половину.
— Не беда, Зелим-бей. С женщинами я договорюсь еще быстрее, чем с мужчинами.
— Тогда вопросов нет. Поезжайте!
Цекери гикнул. Вылетел вперед. Вслед за ним поскакала кавалькада, визжа на ходу.
— Дети! — покачал я головой и обратился к джуури. — Как обращаться к тебе?
— Лаван бин Бэтуваль.
— Это ложное имя или истинное? — подколол я торговца.
— Урум, большой вождь, знает наш обычай? Ты точно не из наших?
— Урум много что знает. Откуда вы, джуури, здесь взялись? Испокон веков здесь жили или пришлые?
— Люди нашего аула пришли сюда из Дагестана и Кубы[2]. Плохо стало в горах Большого Кавказа. Война. Газават. Люди бегут. Одни пошли в Кюринское ханство, куда приглашал Арслан-хан. Зря пошли, там беда. А мы сюда перебрались.
— Слышал что-нибудь про русских моряков, захваченных после шторма?
Джуури склонил голову в знак согласия.
