Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

Он вытягивает губы и понимающе кивает.

— То, что принадлежит тебе, — повторяет он за мной и, щёлкнув зажигалкой, раскуривает папиросу.

— Э! — вдруг раздаётся позади меня возмущённый голос боксёра. — А чё это за херня?! Эй, ты, хорёк! Кениньш, он нам куклу впарить решил. Бабок-то нет!!!

13. Тревожные удары сердца

Кен склоняет голову и смотрит на меня поверх очков.

— Серьёзно? — спрашивает он. — Ты решил принести нам нарезанной бумаги и ожидаешь, что мы тебе отдадим бабу? Что за баба, кстати? Для матери молода, для любовницы стара. Ну, в смысле, для тебя стара. Для меня так в самый раз.

Он говорит без злобы и даже как будто добродушно. Как Познер. Во-во, точно, только помоложе. Но в глазах у этого Кениньша такая сталь, что о-го-го.

— Там половина суммы, — отвечаю я. — Точнее, пятьдесят одна тысяча. Всё, что смог собрать. Твоему Артурсу я соврал, потому что он ведь пешка, ничего не решает. Думал, смогу убедить тебя взять половину.

— Ну тогда мы, наверное, тебе только половину бабы отдадим, — пожимает он плечами. — Вернее, чуть больше, пятьдесят один процент. Контрольный пакет. Знаешь, что это такое?

— Знаю, — киваю я. — Он позволяет блокировать любые решения младших акционеров, и его обладатель, по сути сам решает как поступать с собственностью для достижения максимальной прибыли всех акционеров.

— Смотри, какой грамотный, — удивлённо качает головой он.

Открывается дверь и в помещение входит Артурс.

— Ну, что тут у вас, всё нормально? — спрашивает он.

— Да не знаю даже, — рассеянно говорит Кен. — Паренёк больно грамотный. Всех нас насквозь видит. Тебя вон пешкой назвал. Мне урок по предпринимательскому праву устроил, а денег только половину принёс. Ты куда смотрела, пешка?

— Вроде все были, — равнодушно пожимает плечами Артурс.

— Куклы. Друг наш кукольник. Вот, стоим, соображаем, что с ним делать. Предлагаю половину бабы, а он отказывается. Контрольный пакет, говорит у него. Ты давай, допроси его как следует, ты ж умеешь наверное. Странный он какой-то.

— Чего странного? — спрашиваю я.

— Как чего странного? — разводит руками Кениньш. — Говорят приедет серьёзный пацан, а приезжает мальчишка. Говорят, едет один, а приезжает с бабой. Говорят, денег будет немеряно, а у него даже ста тысяч нету. Ваш Цвет там что, параллельную пионерскую организацию строит? И что мне с тобой делать?

— А что делать-то нужно? Раз знаешь, что я от Цвета, к чему весь этот цирк не понятно? Отдай девушку и разойдёмся, как в море корабли.

— Ну ты даёшь. Точно сказали про тебя, борзый ты. Как же мы разойдёмся, если тридцать тысяч вы мне должны. Карточный долг, сам понимаешь, взывает об отмщении.

— Кто должен? Я с тобой в карты не играл. Какой карточный долг?

— Да ты-то тут причём? Сергач мне должен. Сказал у тебя взять.

— Сергач? — поднимаю я брови. — Это он тут каким боком? Их с Цветом бабок здесь всего пятнашка. И те, думаю, все Цвету принадлежат. Так что извини, Кениньш, недоразумение вышло.

— Недоразумение? — он расплывается в улыбке. — Нет, ну вы гляньте на него. Так ты ведь и есть недоразумение. Не догоняешь, сынок? Недоразумение в этом всём — это ты. Ага. И баба твоя. Она вообще, по ходу, не при делах. Просто не повезло. А ещё и Цвет ваш. Тоже сплошное недоразумение. Решил, что будет мне условия по бизнесу диктовать? Куда лезет-то со свиным рылом в калашный ряд? Дурачок. Но ничего, сейчас мы его бабки заберём и не усидеть ему на месте. В общем, думаю, одним ударом мы все эти недоразумения разом устраним. Как там у классиков? Бритвой по горлу и в колодец? И почему же ты такой умный сам ко мне в пасть пришёл?

— Серьёзно? — иду я ва-банк. — Это кто такое про Цвета сморозил? Пеша Богданович, что ли? Или Парашютист? Что-то ты, уважаемый король, сам не догоняешь. Выпал ты из актуального контекста.

Делать нечего. Владимир Иванович, кагэбэшник местный, похоже след потерял. Так что выкручиваться самому придётся.

— Ты насмешил, — продолжаю я уверенно, — Блин, оторвался ты от жизни в своих европах. Паша Цвет через год всей Сибирью владеть будет. Ему от этих пятнадцати тысяч, что ты у него забрать хочешь, ни горячо, ни холодно... Кто его за эти бабки дёрнуть может? А ты продолжишь с недоумками, вроде Сергача дела делать. Только дел с ними уже не будет. Все дела будут у Цвета. И желающие с ним работать выстроятся в очередь от Кёника до Владика. И где ты окажешься в этой очереди? Не там, где Никола Питерский предложил у тех же самых классиков?

Взгляд Кена становится очень злым, кажущееся радушие испаряется, но меня он не перебивает, а внимательно слушает, гоняя желваки.

— А баба… — качаю я головой. — Ты хоть знаешь, что это за баба? Мудрец, в натуре. Да тебя за неё на ремни порежут. Плюс три расстрела и повешенье. И мусора твоего за бубенцы подвесят. Ну его, считай и так подвесили уже. Не знал, что он под колпаком?

— Ты чё несёшь! — не выдерживает Кен. — Какого мусора?

— Да вот этого, — показываю я пальцем на Артурса Брезиньша. — Его. Ты думал, у тебя всё схвачено и круче ментов нет никого? Считай, его лично Пуго к ногтю прижал.

— Кто? — презрительно щурится он.

— Ваш будущий царь-батюшка. Вот кто. Как ты здесь дела делаешь, если таких вещей не знаешь? Спрашивай, в принципе, я проконсультирую.

Держусь я совершенно не так, как он ожидает и говорю вещи, о которых и знать-то не должен. Это его обескураживает и, вероятно, только поэтому он ещё слушает меня. Хочет разобраться с феноменом, так сказать.

— Откуда ты знаешь, что он мусор? — раздражённо спрашивает Кен.

— Во-первых, это все знают. А во-вторых, об этом хорошо знают и на улице Фридриха Энгельса. И меня знают. А тебя — вообще, как облупленного. Поэтому, предлагаю от разведки боем перейти к рукопожатиям. Я забираю деньги и девушку, и ты везёшь меня в отель. Мы пьём кофе с Рижским бальзамом и заключаем договор о мире и экономическом сотрудничестве. Не только об экономическом, конечно, ещё и о криминальном. А про Пешу забудь. Мелкая фигура. Где ты выкопал его, вообще, динозавра этого?

— Ладно, — кивает Кен. — Побалагурили и хватит. Харэ. Речь была яркой и смешной, но хватит развлекаться. Пора и дело делать. Не убедил ты меня. Поэтому амба тебе…

Шум в коридоре становится ощутимо сильнее. Кен оборачивается к двери и в этот момент раздаётся звук выстрела. Он резко поворачивается и идёт к другой двери, той из которой пришёл, но она распахивается и в неё вбегают спецназовцы с автоматами. И с обратной стороны происходит то же самое.

— А ведь я давал тебе шанс, — развожу я руками. — Молодых нужно слушать, ваше величиство.

Амбал боксёр выглядит невозмутимо. А вот Артурс мечется, бледнеет, краснеет и снова бледнеет. Как Вицин в «Кавказской пленнице». Появляется Владимир Иванович Смирнов с пистолетом в руке. Он одет в спортивный костюм и куртку с тремя полосками вдоль рукавов.

— Ну что, Кен, хрю-хрю? — говорит он совершенно без эмоций. — Дохрюкался? Контрабанда, похищение людей, спекуляция, распространение нелегальной литературы, подрывная деятельность. Догадайся, на сколько потянет. Кирдык тебе, похоже. Сечёшь, Король?

Кен бледен, но держится хорошо, спокойно.

— Так! — командует Смирнов. — Бойцы, внимание! Всех пакуем! Кудинов, ко мне!

Пока Владимир Иванович наблюдает, как к нему подбегает подчинённый, Кен делает резкий рывок в его сторону, выхватывая из-под пальто финку. Ничего себе, прыткий какой. Это происходит так стремительно, что никто даже и отреагировать не успевает. Никто, кроме самого Смирнова. Я дёргаюсь к Кену, но в этом уже нет необходимости. Меньше секунды требуется Владимиру Ивановичу, чтобы поднять руку с зажатым в ней пистолетом и нажать на спусковой крючок.

Раздаётся сухой хлопок. Небольшая вспышка, облачко дыма, тёмное набухшее пятнышко на лбу Кена и эффектный алый фейерверк с кусочками мелких белых осколков из затылка. Тело короля ещё продолжает двигаться по инерции, но жизненные силы мгновенно гаснут, и опытный, дерзкий и безжалостный главарь урок превращается в кожаный мешок с костями. Бах, и нету великана. Бах, и нету таракана…