Лекарь Империи 4 - Сергей Витальевич Карелин
— И еще одно. Скорее всего, к вам придут из инквизиции. Расскажите им все в точности так, как рассказали мне. Не бойтесь. В этой истории вы — жертва, а не преступница.
Она снова заплакала, но на этот раз, кажется, от облегчения. Я оставил ее с мужем и вышел из палаты.
— Ну что? — тут же подскочила ко мне Борисова.
— Все, как мы и думали, — я кивнул. — Просроченные лекарства под видом «неучтенки».
Я не стал называть имени. Но по виду Борисовой было видно, что она искренне негодует.
— Сволочи! — выругалась она. — Людей травят за три копейки!
— Спокойно, — остановил я его. — Скоро их бизнес закончится. Алина, проследи, чтобы Свиридов получал все назначенное лечение. И если его состояние хоть немного ухудшится, звони мне, не стесняйся.
Она молча кивнула. Я знал, что стесняться она и не будет. Но кажется, наша совместная работа начала приносить первые плоды.
По дороге в ординаторскую, чтобы наконец-то заняться своими прямыми обязанностями, в коридоре я чуть не столкнулся со Славой Пархоменко. Он, видимо, специально меня караулил, и вид у него был крайне взволнованный.
— Илья! Как удачно я тебя встретил! — он схватил меня за рукав. — Можно на пару слов?
— Конечно. Что-то случилось?
Мы отошли в сторону, к широкому окну в конце коридора.
— Я тут все думаю о нашем разговоре… о переводе в хирургию, — начал он, нервно теребя свои пышные усы. — Прямо сердце не на месте. А вдруг меня не возьмут? А если возьмут, то когда будут испытания? К чему мне вообще готовиться?
— Пока точных сроков нет, Слава, — честно ответил я. — Игорь Степанович — человек настроения. Может, завтра тебя вызовет, а может, через месяц. Но готовиться нужно уже сейчас, чтобы не сесть в лужу.
— А к чему?
— Для начала, повторяй анатомию, — начал я загибать пальцы. — Особенно топографическую. Ты должен знать расположение каждого органа, каждого сосуда с закрытыми глазами. Во-вторых, изучи по справочникам базовую хирургическую технику. Основные операции — аппендэктомия, грыжесечение, холецистэктомия. Ты должен знать ход операции от и до. И в-третьих, — я посмотрел на его руки, — тренируй швы. Возьми кусок свиной кожи и шей. Каждый день, по часу. Рука должна стать твердой.
— Блин, — он поморщился. — Объем-то какой… А я-то надеялся, что все как-то побыстрее решится. У меня жена уже всю плешь проела — когда, мол, тебя уже переведут, когда зарплата-то вырастет…
— Славик, ты же понимаешь, что это не просто смена кабинета, — я посмотрел на него серьезно. — Это полная смена врачебной специальности. Конечно, тебя будут проверять по полной программе. Но ты справишься, я в этом уверен.
— Правда думаешь? — в его глазах блеснула надежда.
— Конечно. Руки у тебя хорошие, я видел. Голова на плечах тоже есть. Осталось только знания подтянуть до нужного уровня. Хочешь, я тебе завтра принесу список основной литературы, с которой стоит начать?
— Давай! — он аж оживился. — Конечно, давай! Я все прочитаю! Ночами спать не буду, но подготовлюсь!
Я улыбнулся его не поддельному энтузиазму. Такие вот упорные люди обычно и добиваются своего. Зачастую упорство гораздо важнее врожденного таланта.
— Завтра с утра принесу. И если будут какие-то вопросы по ходу — подходи, не стесняйся.
— Спасибо, Илья! — он с силой пожал мне руку. — Ты настоящий друг!
С этими словами он, сияя, как новый рубль, умчался по коридору, видимо, обратно к своим терапевтическим отчетам, которые теперь казались ему не такими уж и унылыми.
А я остался в легком замешательстве. Друг? Мы же с ним едва знакомы. Но, видимо, в его картине мира простая профессиональная поддержка ценится особенно высоко.
* * *
Барон Ульрих фон Штальберг лежал в своей роскошной VIP-палате клиники «Эскулап» и с несвойственным ему смирением принимал очередную порцию лекарств.
Неделя медикаментозной подготовки подходила к концу. Альфа-блокаторы, которые прописал ему Разумовский, творили чудеса: головные боли почти прошли, давление стабилизировалось, и он впервые за многие годы почувствовал что-то похожее на спокойствие.
За его состоянием неусыпно следил его личный лекарь, Мастер-целитель Вольский, педантично выполняя все предписания, спущенные из Мурома.
Тишину нарушил резкий стук в дверь, и в палату, не дожидаясь разрешения, вошел его сын Альберт. Вид у него был встрепанный и до смерти напуганный.
— Папа! У нас катастрофа! — выпалил он с порога. — «Западные Врата»… они… они банкроты!
Барон медленно сел на кровати. «Западные Врата» были его смежным торговым домом, которым он, в качестве проверки, доверил управлять своему сыну.
— Что значит «банкроты»? — тихо, почти безэмоционально, спросил он.
— Контракт с германцами… он сорвался! Они выставили нам неустойку в триста тысяч! У нас нет таких денег! Папа, мы…
— Мы⁈ — барон медленно встал. Его лицо начало наливаться знакомой, нездоровой багровостью. — Не «мы», а ТЫ! Я доверил тебе дело! Я дал тебе все! А ты, бездарный идиот, все пустил по ветру!
— Но я не знал, что…
— МОЛЧАТЬ! — взревел барон, и в этот момент его лицо исказилось. Он схватился за грудь, его дыхание стало хриплым, прерывистым.
— Папа! — испуганно вскрикнул Альберт.
Мониторы над кроватью взорвались тревожным, истошным писком. Барон начал задыхаться, на губах у него выступила розовая пена.
Глава 10
Когда я вернулся в ординаторскую после небольшого перерыва, там уже собралась вся наша честная компания — Семен Величко, Максим Фролов и даже Алина Борисова.
И во главе всего этого, у белой маркерной доски, с довольным видом полководца, оглядывающего свои войска, стоял Игорь Степанович.
— А, Разумовский! Как раз вовремя! — он жестом пригласил меня войти. — Заходи, не стесняйся. Я тут как раз хотел отметить кое-что важное.
Все головы повернулись ко мне. Я молча прошел к своему столу, на ходу гадая, какую новую каверзу придумал наш шеф.
— Коллеги, — неожиданно торжественно начал Игорь Степанович. — Последние несколько дней я с интересом наблюдаю за удивительными, почти тектоническими изменениями в нашем маленьком, но гордом отделении. Величко, — он посмотрел на Пончика, — стал вдвое внимательнее к анализам и начал задавать правильные, осмысленные вопросы, а не просто хлопать ушами. Фролов, — он перевел взгляд на Суслика, — перестал падать в
