Ревизор: возвращение в СССР 37 (СИ) - Винтеркей Серж
— Тебе хорошо насмехаться, Джордж, — огрызнулся Майк. — Ты просто в толпе стоял и слушал, как я с ним сражаюсь. Как же я мог ожидать, что наткнусь на такого умелого противника? Он, небось, точно один из ваших, только с той стороны.
— Да ладно! Хочешь сказать, что наткнулся на офицера КГБ? Полная ерунда. В таком возрасте офицером КГБ стать невозможно. Они предпочитают, чтобы молодые люди сначала получили высшее образование, а потом ещё специально гоняют их на своих высших курсах. А этому парню и двадцати нет, у меня глаз намётанный. Офицеры КГБ там, кстати, тоже были. Только, как и положено офицеру разведки, ничем себя не проявляли, просто всё внимательно слушали. Ты, Майк, наверно, красивых фильмов про разведчиков насмотрелся. Где они одеваются, как павлины, глушат виски стаканами и в каждой бочке затычка… Люди моей профессии выдрессированы вести себя тихо и незаметно. Так что этот Павел, который тебя так лихо у всех на глазах заткнул, точно не офицер КГБ. Но что талантлив, так это точно. Даже немного удивительно, учитывая, что он из СССР… Обычно, когда кто-то из русских выходит к трибуне, все тут же готовятся засыпать с открытыми глазами. По сути никогда ничего не скажут. Нагонят побольше тумана, разбавят его водой. Хотя для дипломатов это настоящий талант, но у них, похоже, этому искусству обучен каждый политик. А тут настоящий оратор, и очень толковый, раз сумел тебя заставить замолчать… Такой и арабу в пустыне сможет горсть песка продать…
— Да, мало того, что заболтает кого угодно, так и чертовски прекрасно разбирается в нашей истории…
— Ой, ну ладно, кому жалко этих индийских обезьян и тем более ирландцев… Ну, гноили мы их миллионами, и что с того?
— То есть, ты сейчас предлагаешь мне в следующий раз в подобной ситуации так и сказать?
— Майк, нет, конечно! Так это обсуждать мы можем между собой, как старые друзья… На публике, конечно, продолжай, как и раньше. Наша страна оплот демократии, прав человека, и всё такое. Может, разве что, возьми какой-нибудь хороший курс по ораторскому искусству месяца на три? Вдруг снова такой же неожиданный коммунист попадётся на твоём пути…
— Разве что твоё ведомство, Джордж, согласится оплатить мне такой курс… — огрызнулся корреспондент.
— А ты разве беглый коммунист-перебежчик, чтобы мы тебе такие вещи оплачивали? Сам знаешь, на это у нас никаких бюджетов нету. За то, что ты с нами так плотно сотрудничаешь, я максимум тебя могу от увольнения защитить, если вдруг у вас в Би-Би-Си настанут тяжелые времена…
— И на том спасибо, — вздохнул Майк, — в этом году, кстати, ваша поддержка может и пригодится. Редактор предупредил недавно, что ожидается очередное затягивание поясов. И из семи человек к концу года в отделе останется только шесть.
— Ну, если почувствуешь, что оказался под угрозой, мы тебя, конечно, вытянем… Главное — не тяни до последнего, заранее предупреди своего куратора. Если тебе уже скажут, что тебя увольняют, придётся приложить гораздо больше усилий, чем если они ещё окончательно не выбрали кандидатуру. В твоих же интересах проинформировать нас вовремя, меньше народу узнает, что ты с нами сотрудничаешь.
— Ну, это верно, чем меньше народу, тем надёжнее. Представляешь, даже у нас на Би-Би-Си есть те, кто сочувствует коммунистам. Если сольют информацию в СССР, то потом аккредитацию красные не дадут, когда меня туда редакция отправит…
— Но ты же не забываешь сообщать куратору о таких людях?
— Нет, что ты! Как можно, мне любой коммунист поперёк горла стоит. Те, кто сочувствует русским, я считаю, должны на улице милостыню просить.
— Правильно мыслишь! А на курсы ораторского искусства всё же разорись. При твоей профессии тебе всё равно на пользу пойдёт. Да и очередную бумажку о повышении квалификации своему начальству принесёшь, покажешь, как усердно стараешься сохранить свою должность. Не придётся нам вмешиваться, чтобы сохранить тебе рабочее место.
— Ты не знаешь, как у нас всё устроено внутри, Джордж! — хохотнул корреспондент, — если я притащу своему начальнику такую бумагу, он скорее заподозрит, что я мечу на его место, и тогда я точно стану первым в списке на увольнение. А у вас разве не так?
— Ну, если честно, и такие говнюки среди начальников попадаются. Но, к счастью, достаточно редко.
— Ладно, друг, был рад с тобой и повидаться, и поработать. Через четыре часа уже обратный самолёт в Лондон. Надо ещё успеть купить какой-нибудь подарок для Маргарет. Иначе она долго будет на меня дуться.
— Передавай ей привет от меня. Буду в Лондоне, зайду!
* * *Москва
Всю дорогу домой Карина думала, что она расскажет родителям. Рассказывать правду она, конечно же, не собиралась. Тут было два варианта. Все зависело от того, дома родители или уже уехали на дачу. Если уехали, то можно пока расслабиться и спокойно продумать, что говорить. А вот если дома, то надо придумывать объяснения уже сейчас.
Хоть бы повезло, и они уже уехали, — думала Карина, пока ехала в автобусе. У обоих отпуск начался, должны были уже уехать. Но могли задержаться. Мама говорила, что ей нужно с тетей Леной обязательно встретиться, — вспоминала Карина. — А та вечно занятая, могли сразу и не пересечься…
Приехав домой и зайдя в квартиру, она поняла, что не повезло. Родители были дома. Сидели на кухне и что-то оживленно обсуждали. Оба очень удивились, когда увидели на пороге дочь, которая должна была вернуться только через пару недель.
— Что случилось, Кариночка? — сразу же подхватилась мама, встревоженно глядя на дочь. — Вы что, раньше вернулись?
— Даже не спрашивай, — сделала несчастное лицо Карина, махнув рукой, и начала сочинять.
Решив сильно не мудрить, Карина выдала родителям ту же версию, что до этого озвучила новым знакомым. Те ведь сразу поверили, почему бы и родителям тоже не поверить? Карина в красках рассказала, как ее эксплуатировали в лагере, заставляли делать всю работу, а сами только отдыхали и развлекались.
— Я так сильно разочаровалась в Мише, — самозабвенно врала Карина. — Думала, что он такой серьезный парень, работящий, будет мне помогать, заботиться. А он только на пляже лежал и с Маратом общался. А меня гонял то еду готовить, то посуду мыть, то дрова таскать для костра. Даже палатку самой ставить приходилось каждый раз, — жаловалась Карина родителям. — Парни только машиной занимались, а все остальное сказали, женская работа…
Карина очень долго рассказывала родителям о том, сколько она всего делала, пока они были в походе? Родители слушали дочку очень внимательно. Отец сначала очень сильно возмутился поведением её друзей. Видно было, что аж кипит от негодования. Но чем дольше рассказывала Карина о своих злоключениях, тем более выразительно переглядывались отец с матерью. При всём первоначальном возмущении они прекрасно знали свою дочь. И у них возникли очень большие сомнения относительно того, что она рассказывает. Уж очень трудно им было представить свою кровинушку, с топором заготавливающую дрова для костра или лихо ставящую палатку без какой-либо помощи со стороны. Они прекрасно помнили оба, что именно умела их дочь и как она проявляла свои бытовые навыки, а точнее, их полное отсутствие, когда выезжала с родителями на дачу.
Не всё там так просто было, — подумал отец Карины, кивая дочери, которая совершенно не замечала изменившейся реакции родителей на свой рассказ. Переглянувшись с матерью и подмигнув ей, отец предложил Карине, поднимаясь:
— Поехали.
— Куда? — изумленно спросила его дочь.
— Поехали к твоим друзьям. Это не так уж далеко, через несколько часов будем на месте. — пожал плечами отец. — Я этого так не оставлю. Хочу разобраться, как это они так поступают с друзьями. Что это за товарищи такие?
— Нет, не надо, — замахала руками Карина, — мне будет неудобно.
— Что значит неудобно? — поддержала мужа мать. — Они тебя эксплуатировали, обижали. Это что, советское поведение? Это как вообще друзья так могут себя вести? Ни в какие ворота такое не лезет.
