Вадбольский 5 - Юрий Никитин
Он отступил на шаг, прямо в глубокий снег, что едва не посыпался ему через края высоких ботфорт.
Мой соперник, мрачно улыбаясь, шагнул ко мне, саблей крутнул в руке, вроде бы пробуя её вес, хотя что тут пробовать, этот клинок ему знаком лучше родных сестёр, этот жест для меня, дескать, совершенно расслаблен, нападай…
Я не шелохнулся, и тогда он ринулся так быстро, что не будь я под аугментацией, точно бы пропустил острое лезвие к своей шее, но успел отшатнуться, а противника встретил мощным ударом рукояти в челюсть.
Громко хрустнуло, я опустил палаш, уверенный, что бой закончен, но тот лишь выплюнул кровь и выбитые зубы на снег, в глазах теперь бешенство и стыд от позора, что боевые друзья подумают, прошипел люто:
— Ты крепче, чем выглядишь… Но это хорошо. Не скажут, что зарубил ребёнка-идиота…
Сабля в его руке ожила, я чуть отодвинулся, скорость у него запредельная, ах да, он же из стариннейшего рода, давно поставили себе магию на службу, отсюда и эта немыслимая быстрота.
Удары на мой палаш посыпались со всех сторон, только он моя защита, всякий раз успеваю отклонять удары, а то и просто блокировать. Будь у меня палаш из простого железа, уже разлетелся бы на куски, разлетелась бы и его сабля, но сейчас только частый звон, словно десяток чертей с силой бьют по листу железа.
Секунданты уже оба в снегу чуть ли не до пояса, вокруг нас смертоносный вихрь из острой стали, в глазах противника недоверие, что начинает уступать место испугу.
— Не беспокойтесь, — сказал он секундантам высокомерно, — я его не убью, но изуродую так, чтобы все, кто его увидят помнили, почему мы — Долгоруковы!.. Мы никому и ничего не прощаем!
Изуродует он, мелькнула злая мысль. Ну да, я же красавчик, а мужчины этого не терпят. Долгоруков, значит. Сестра натравила…
Выбрав хорошие моменты, я тремя ударами превратил его лицо в кровавую кашу, он отступил, шатаясь, кровь из разбитого носа и расквашенных губ залила мундир, я оглянулся на секундантов.
— Эй, ребята, не пора прекратить схватку?.. Сатисфакция вроде бы уже вполне.
Оба перевели взгляды на Долгорукова, тот прохрипел люто:
— Нет… Дуэль не окончена, он умрёт… Тварь… убью… А потом убью и его родителей…
— Это ты зря сказал, — ответил я, схватил его в охапку, прижал к себе, он запыхтел, пытаясь вырваться, я ударил его ступнями о замёрзшую землю, повалил лицом вниз, а потом с силой задрал верх туловища, наступив коленом на поясницу. — Но я милосерднее.
В глазах потемнело от усилий, кровь ударила в голову, но услышал противный влажный хруст, разжал руки и, шатаясь, поднялся на ноги. Воздух вокруг моего тела едва не горит, сам я как раскалённая печь, подобрал палаш и, вытерев окровавленное лезвие о мундир поверженного, отступил на шаг.
Княжич остался лежать распластанным, как лягушка под колесом тяжело гружёной телеги, дышит с хрипами, изо рта кровь, глаза безумные от ярости и боли, даже не скажу, чего там больше.
Я проговорил в сторону ошалевших секундантов:
— Можете… забрать… Нет, не вперёд ногами… Вообще-то он неплох, неплох. Не скажу, что хорош, а так… неплох, неплох…
Пока поднимался обратно в зал, сумел привести в порядок и дыхание, и мундир, перед входом в большой зал ещё разок оттопал, стряхивая остатки снега.
Сразу же взгляд наткнулся на Долгорукову. Злая, с горящими глазами, она вздрогнула, увидев меня, ещё и с головой на плечах, а не на сгибе руки её, как понимаю, родственника.
Проходя мимо, я шепнул:
— Мы квиты?
Она прошипела:
— Мы никогда не будем квиты!
Я буркнул:
— Люблю, когда у меня в долгу.
И ушёл в другую часть зала, а там как раз катится волна женского шушуканья. Я проследил за их взглядами, в зал важно вплыли две огрядные женщины, а между ними юная барышня в непомерно пышном платье, тоненькая и стройная с надменно вздёрнутым личиком. Над прической тоже явно поработали долго и старательно, слишком уж вычурный получился за́мок, а драгоценных камешков сверкает такое множество, плюс скрепляющие всё в единое целое золотые шпильки с огромными бриллиантами на концах.
Женское общество расслоилось, некоторые сразу поспешили выказывать новоприбывшим любовь и почтение, другие терпеливо ждут очереди. Я с некоторым трудом узнал в тоненькой барышне княжну Александру, дочь великого князя, которую я прикрыл в момент покушения на турнире. Неудивительно, что она отличается от своих располневших тётушек, ей всего двенадцать лет.
Она тоже заметила меня, недовольно нахмурилась, поджала губы и отвернулась.
Да пошла ты, сказал я мысленно, хотел на всякий случай уйти подальше, а то и мне как бы надо из приличий подойти и поклониться, но увидел как в мою сторону стремительными шагами двигается Ренненкампф, глава охранной службы великого князя.
Здесь он не тот серый волк, каким предстал при первой встрече, через плечо широкая голубая лента, четыре ордена и две звезды, скромный у нас генерал Ренненкампф, мог бы нацепить и остальные, видно же, что ордена и звёзды даются только тем, у кого есть предыдущих ступеней.
Он шёл, не отрывая острого взгляда, словно по незримому лучу прицела. Его пытались перехватить мужчины и женщины, что-то говорили, но он скупо улыбался и двигался с напористостью стада бизонов, обрывая разговоры на полуслове.
Правда, взгляд всё тот же волчий, моё сердце тревожно стукнуло и забилось чуть чаще, нагнетая кровь в мышцы, словно вот щас сойдёмся в смертельной схватке. Но что делать, тело мне досталось от кроманьонцев, ещё не сообразило, что за это время в обществе произошли некоторые изменения, и вовсе не обязательно теперь рвать друг друга на части и впиваться клыками в чужое горло.
— Вадбольский, — сказал он повелительным тоном, — я уж хотел было вызывать вас к себе, но принцесса Александра возжелала посетить приём своей подруги Глорианы, и я понял, что обязательно встречу вас…
Я ответил вежливо:
— А разве вы не по службе?
— Нет, — отрезал он, — я охраняю великого князя. И его семью, естественно, но раньше они почти не покидали дом, вот теперь функции охраны пора расширить.
— Нечем не могу помочь, — сказал я ещё вежливее, но всем тоном намекая, что мне такие служебные подробности не интересны. — И вообще я плохой советчик.
Он усмехнулся.
— Но хороший стрелок. Давайте на пару минут покинем эту шумную толпу.
Я не
