Нищий барин (СИ) - Иванов Дмитрий
В придачу к ружью Прошка протягивает мне бумажные патроны, числом пять штук. Тяжеленькие, на кожаном поясе, который можно натянуть на груди на манер подтяжек.
— Да, повезло тебе! Знаешь, сколько такой штуцер кавалерийский стоит? — услышал я за спиной восхищённый шёпот Акакия.
— Заряжать умеешь? — шепчу я ему в ответ.
Но этого не потребовалось — Владимир, игнорируя насмешки и ухмылки окружающих, деловито взял моё оружие и всё как следует проверил.
Нет, теорию-то я знаю. Чтобы зарядить ружьё, стрелок должен достать патрон, надорвать его зубами с «пороховой» стороны, высыпать часть пороху на полку и крышечкой ту полку захлопнуть, чтоб не рассыпалось. Потом ружьё ставишь дулом вверх, высыпаешь оставшийся порох в ствол, переворачиваешь патрон пулей вниз (к казне) и толкаешь его шомполом в ствол. Бумага тут, таким образом, играет роль пыжа. А вот на практике такое делать не приходилось. Да и вообще, я стрелять не собираюсь.
Впрочем, на меня особо никто не смотрит. Охота началась!
Сначала из ворот усадьбы выбегает, звонко лая, собачья стая, потом пешим дралом два десятка разного люда, скорее всего, из свиты помещиков — ведь не один я в компании приехал! Затем потянулись гости посановитее. Все конные. Некоторые немолодые и уже порядком обрюзгшие дядьки, стараясь выглядеть лихими, имеют вид такой, что и смотреть неловко. Из меня тоже, конечно, наездник ещё тот, но я молод хотя бы, и чувствую некоторый азарт и желание поквитаться за недавний испуг и побег.
Странное дело, но беглые тати Велесова, что давеча напали на меня, никого особо не волновали!
— Да бегут они уже без оглядки на Дон! Это медведь будет ходить кругом, а эти не дураки. Да и медведЯ тоже, поди, забоятся, — пояснил мне Акакий. — Знают — раз ты спасся, то скоро ловить их станут.
Мы с ним едем последними в ряду почти полутора десятков всадников. А немало гостей приехало, и это ещё управляющий Велесова с компанией с нами не поехал. Лошадь моя после гонки отдохнуть не успела, вижу — тяжело ей. Благо кобылка молодая, года четыре всего. Раза в два моложе, чем Мальчик Владимира.
Что происходит, я особо не понимал, а спросить, каков у нас план, не решался. Зачем лишний раз позориться⁈ Тупо скачу за всеми. Вернее, едем мы со скоростью обычного пешехода. Собачки лают уже где-то вдалеке, помещики разговаривают о своём, да мне и не слышны их разговоры. В чём охота и какова её главная прелесть — пока не совсем понятно.
Вот уже и лес начинается, тот самый, что является границей между нашими с Елисеем поместьями. И скажу я вам — приличный такой лесок: километров тридцать в ширину и дюжину с лишним в длину. Еду и стараюсь припомнить карты моих земель, что когда-то рассматривал в Дворянском Собрании. Если правильно помню, это уже мои владения, но, признаться, сам я тут первый раз.
От остальных мы отстали уже заметно. Трусим втроём: я, Владимир и Акакий. Вот кому охота вообще неинтересна — так это моему гимназическому приятелю! Акакий взахлеб рассказывает, как надысь (опять это старорежимное словечко!) выиграл в штосс триста рублей у самого корнета Палкина! В штосс я не играл никогда, даже правил толком не знаю, поэтому поддержать беседу не могу.
Вот в кости — другое дело! В кости я играю и, как выяснилось, весьма недурственно. И, главное, ведь считается, что всё это от чистого везения зависит… Ан нет! Помню, как в гимназии под ноль разделал и Акакия этого, и всю его компанию, хотя, казалось бы, сидели ребята с чуйкой. Везучий Лёшка был, что ни говори.
А правила штосса, между тем, очень просты: загадываешь карту, делаешь на неё ставку, а твой соперник по одной вскрывает колоду и кладёт или к тебе, или к себе по очереди. Побеждает тот, кому загаданная карта выпала. Хм… интересно, а есть ли уже преферанс, по которому я в своем времени профи был? А ещё у меня третий разряд по шахматам… Правда, дебютов помню катастрофически мало.
Слушаю своего одноклассника и вдруг замечаю, что лай собак и вообще какая-то нездоровая суета всё ближе и ближе.
— Лексеич, чу! — успел крикнуть Владимир, резво сворачивая с тропинки в лес.
Отрываю взгляд от созерцания местной растительности, направляю взор вперёд по движению и вижу, как на тропу сначала вылетает, кувыркаясь и скуля, собака, а затем выскакивает медведь! Тот самый что на меня напал! Я его сразу узнал. Следом за ним — ещё пара собак. Ни одного охотника рядом с ними не наблюдаю.
Медведь крутанул головой, резво ударил лапой ещё одну псину, отправив её в полет в лес, и, наконец, заметил нас.
Бадыщь! — раздался выстрел Владимира. Попал! Медведь вздрогнул, но не свалился. Вместо этого встал на задние лапы, как человек, раскрыл пасть и вместо грозного рыка издал какой-то хриплый скулёж, будто жаловался.
Бдыщь! — второй выстрел. Это мой друг Акакий пальнул, и тут уж я его не иначе как другом назвать не могу. Попал, правда, он не в грудь, как Владимир, а в лапу. Но тоже неплохо. Правда, медведя это, похоже, только раззадорило: он упал на четыре конечности и в несколько огромных прыжков настиг нашу отставшую группу!
Бабах! — это выстрелил я! Неожиданно, наверное, на рефлексах, выпалил прямо в морду громадного зверя, которому настичь нас уже, казалось, ничего помешать не могло. Медведь вскинулся в последнем прыжке и упал в метре от моего вздыбленного коня!
Пулей вылетаю из седла, теряя карабин, и слышу ещё один выстрел. Тряхнув головой, вижу что на тропинке стоит Грачев, а в руках у него дымиться длинноствольное ружьё. И этот четвёртый выстрел доконал даже такого матерого хищника, как медведь.
Тут же на место побоища вылетают собаки, за ними парочка мужиков и один из соседей-помещиков. В запале он стреляет по уже неподвижному мертвому телу.
Сижу в обалдении и понимаю, что смерть в очередной раз прошла мимо. Ничего не болит, рядом гарцует Акакий, зачем-то заряжая свой ствол. Вижу и Владимира с пистолетом в руках, который у него до этого был приторочен к седлу. Окрестности наполняются гомоном выезжающей охоты, лаем и скулежом собак, ржанием лошадей.
— Экий матёрый был! — с уважением разглядывает тушу медведя один из охотников. — Пудов на двадцать потянет! А кто куда стрелял, господа?
— Я в лапу попал, — хвастается Акакий, — но сперва фельдфебель, — дружок кивнул на Владимира, — засадил ему в грудь! А Лёшка уже добил! В лоб, наверное, попал!
— Не в лоб. Лоб, быть может, и не пробил бы. В глаз попал! Хороший выстрел, Алексей Алексеевич! — хвалит меня Панин, впервые так уважительно обращаясь ко мне.
Глава 23
Тропинка и её окрестности стали заполняться людьми и собаками. Доезжачий и его помощники с трудом справлялись со стаей, отгоняя её от мертвого зверя. Народ шумит, кто-то дает команду к разделке туши, предупреждая, чтобы не попортили ценную шкуру, кто-то спорит о заслугах в победе над лесным чудищем.
И тут особенно отличился один грузный помещик:
— Это, господа, мои собаки медведя спугнули! Так что честь первейшая мне!
— Ну-ну… Тогда это, стало быть, тоже ваши собачки постарались? — съязвил Ильин, показывая на три дырки от пуль: Акакия, Владимира и моей.
Помещик пробурчал что-то невнятное, да и притих.
Ну а мне, тем временем, как положено герою дня, уже поднесли чарку. Не раздумывая и не задавая лишних вопросов, взял и опрокинул её до дна! Только проглотил — и аж глаза на лоб полезли.
— Ключница водку делала? — с натугой выдаю я.
Крепость у продукта явно за сорок, тут даже спорить не о чем. Впрочем, Менделеев ещё свой труд не опубликовал и не разъяснил народу, как правильно с градусами обращаться. Гонят спирт по старинке, руководствуясь принципом: чем забористее продукт, тем лучше.
— Точно — ключница! Помнишь, Лексеич, мою водочку? Не раз ведь пивал у меня в гостях, — подтверждает пузатый седовласый доброхот, некто Владимир Владимирович.
Поместье у этого помещика почти у самого Буя расположено. Бывал я у него как-то, год назад последний раз. Действительно, ключница у него там за главную самогонщицу. Но тогда водка мне нравилась, а сейчас понимаю — не мой это продукт.
