10 мегагерц (СИ) - Калошин Вячеслав

— Ой, Вячеслав Владимирович, а вас же заарестовали в тюрьму! — встретила меня заплаканная Евдокия.

— Да уж, лучше бы заарестовали… Тебе, что ли, Антонина Петровна не рассказала? — я стянул ботинки. — Меня так арестовывают уже не первый раз, так что смело советую тебе привыкать к таким представлениям. В общем, брось переживать. Все, я спать, мне завтра, вернее уже сегодня, скоро вставать…

Надо же, их уже выпускают. Я обошел кругом, разглядывая прекрасно знакомый мне грузовик. ГАЗ-51, в мое время пропустивший через свою кабину множество учеников учебно-производственного комбината. Вместе с ЗИЛ-130 старички стойко переносили шаловливые детские ручки, которые в стотысячный раз крутили все, что крутится, и дергали то, что торчит. Вот кто бы знал, до чего же приятно встретиться с чем-то из прошлого…

Я заглянул внутрь. Да, ничего не изменилось… Хотя куда исчез предохранитель с ручки передач? Или их еще не ставили? А, какая разница…

— Не сомневайтесь, машина очень хорошая! Главное — вовремя смазать, и довезет куда угодно, — неправильно понял мои заходы водитель. — Я от Москвы без единой поломки долетел всего за четыре часа! Даже ни одного ската не пробил!

— Да я про другое беспокоюсь. Ехать медленно придется, со скоростью пешехода. Сцепление попалишь напрочь.

— Ну и пусть! Мне такую кучу запчастей выдали еще на базе, поменять в гараже дел на пару часов. Главное — иностранцам нос утрем, — он обернулся на установленное в кузове панно. — У них такой… штуковины ни в жисть не сыскать.

Да, штуковина и в самом деле получилась внушительная. Если первый вариант мы старались делать покомпактней, то на следующих уже размахнулись. А на головном Андрей применил убер-штуку. Уж не знаю где, но он достал куски плексигласа и прошелся легонько по ним наждачной шкуркой. Получилось вполне себе матовое стекло. Зажигающиеся надписи немедленно приобрели совершенно фантастический вид.

А трафареты конструкции имени Михалыча? Поигравшись, мы чуточку расширили прорези и теперь, наклоняя трафареты, заставляли надписи появляться и исчезать этакой волной. Те, кто впервые видел получающееся, немедленно впадали в восхищенный ступор и, отлипнув через некоторое время, обязательно требовали повторить представление.

— Так, все по исходным! Последний прогон, и смотрите у меня! — над нами разнесся рык Грачева. Секретарь Калининского обкома партии был сегодня не в духе, поэтому все попадавшие в поле его зрения старались максимально быстро его покинуть.

Мне же опасаться было нечего, поэтому, взобравшись на сооруженный для нас подиум позади начальственной трибуны, я огляделся из-под руки. Каких-то полчаса-часик говорильни, потом передать все МГБ под роспись, и свободен, аки ветер в поле.

— Дорогие товарищи, радио Калинина начинает репортаж о праздновании 34-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции…

Да, Михалыч превзошел сам себя в патриотическом рвении, и мы получили возможность выйти в прямой эфир. Поначалу я сомневался даже в теоретической возможности такого, уж больно далеко были трибуны от студии, но выданная телефонистами прямая линия и раскуроченный магнитофон в роли предварительного усилителя убедили меня в обратном. Теперь гордому донельзя начальнику аппаратной оставалось только следить, чтобы никто даже не приближался к разложенным на шатком столе потрохам. А то, завидев тускло горящие лампы, каждый считал своим долгом ткнуть пальцем и выдать дебильные «ачоэто» или «акакэто»…

Мы читали положенное, являющиеся будущим скелетом колонн правофлаговые шли мимо нас, в нужных моментах изображая «ура»… Даже изображающие иностранцев солдатики были на месте и завистливо поглядывали на музыкантов оркестра. Зимняя одежда с обилием шарфов выдавала в них очень опытных людей. Даже я со своими перестраховками был одет гораздо легче.

— Да, получается грандиозно, — дуя на руки, поделилась своими впечатлениями сидящая рядом Алевтина. Говорил же ей, возьми варежки, так нет, надела перчатки, дескать, они красивее… Кто тут на нас смотреть будет?

— Спрячь руки в карманы, там теплее, — посоветовал я, — и не забудь завтра второй комплект одежды.

— Зачем это?

— Говорил же! Ну, вот на что хочешь поспорим, что завтра нас позовут на банкет с иностранцами? Не в туфлях же тебе тут сидеть… А так найдем укромный уголок, переоденемся и будем блистать.

— Ох, иностранцы эти проклятущие… Не опозориться бы перед ними. И чего их к нам принесло?

— А чего иностранцы? Те же люди с руками-ногами, только разговаривают не на русском. Перед ними не трепетать надо, а жалеть. Им же там рассказывают, что у нас по улицам медведи ходят, а у нас тут как назло, незадача: даже в зоопарке мишку не найти. Да и самого зоопарка тоже нет. И вот как им после такого жить?

— Что, правда? — она повернулась ко мне, выискивая следы усмешки.

— Правда. Ты теперь тоже с допуском, приходи да слушай. Глушилки не все забивают, а контрольки у нас хорошие, Михалыч чуть подправил армейские, так что на них теперь чего хочешь можно поймать.

— Ну ладно, тогда скоро зайду.

— Ты, главное, помни, что они не боги, а тоже ходят в туалет и если, к примеру, много выпьют, то точно так же блюют. Вот будет завтра такой мистер Смит перед тобой перья распушать, а ты представь его в туалете со снятыми штанами, и все… — я продолжал накачку.

— Главное — не смеяться при этом, — к нам присоединился Малеев, — а то обидятся. А нам скандалы, особенно международные, не нужны.

— Кстати, а кто приезжает-то? Журналисты или разведчики? — я решил повернуть тему на завтрашние события.

— Это у нас разведчики, а у них исключительно шпионы. Из восьми человек два точно, а один под вопросом.

— Так если мы знаем, что они шпионы, так зачем их пускать? — возмутилась Алевтина

— А почему нет? Они же не знают, что мы знаем. Ну, или делают вид, что не знают, — Алексей Павлович усмехнулся. — А к секретам их никто не пустит. Так что прошу, завтра никакой самодеятельности. Просто общаемся и все…

— Вот, говорил же я тебе. Так что теперь сиди и думай, в каком платье будешь блистать, — ввернул я шпильку Алевтине.

— Нет, сидеть не надо, — перебил меня Малеев. — Надо встать и идти. Вон стоит моя Светлана, она тебе у парикмахерши встречу организовала.

— Ой, и правда, я же уже две недели…

С мужским превосходством «а нам-то причесаться, и уже красавчики» мы проследили за упорхнувшими женщинами.

— Ладно, инструктаж про правила поведения с иностранными гражданами я провел, — хлопнув руками по коленям, Малеев поднялся. — Тебе-то есть что надеть?

— Есть, недавно второй костюм с сорочкой Евдокия заставила купить. Сегодня нагладит, и все…

Я безуспешно пытался давить внутри себя ощущение праздника. Ну годовщина, ну везде флаги с транспарантами висят. Ну выходной еще сделали, так чего все вокруг с ума посходили? Но волны всеобщей радости, бьющие из всех доступных мест, не оставляли моему цинизму ни единого шанса.

Да что там: даже наш милиционер на этажном посту по такому случаю сиял начищенной бляхой ремня и пуговицами. Поздоровались, долой лыбу с лица. Сначала эфир, потом галопом до трибун, а там и до банкета рукой подать… Ирина в курсе, Евдокия в курсе, я тоже… в курсе. Погнали!

— Доброе утро, дорогие слушатели! С вами в эфире радиостанция Калинина…

Валерьянки, что ли, бахнуть? Сколько можно, голос постоянно срывается на торжественно-пафосный тон. Я покосился на стоящего в дверях Малеева. Тот, заметив мой взгляд, молча сжал ладонь в кулак и показал мне большой палец. Ладно, еще чуть-чуть, и приступим к следующему этапу марлезонского балета.

— На этом мы завершаем сегодняшний выпуск новостей. Но не выключайте ваши приемники! Буквально через полчаса начнется прямой репортаж…

Так, микрофон долой, надеваю одолженные у кого-то с помощью управдома шикарные валенки и матово отблескивающую мехом шубу. Так, вроде ничего не забыл…