Боксер-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
— Миша, — подозвал меня к себе старший тренер нашей сборной, когда я уже встал из-за стола. — Подойди-ка ко мне на минутку.
— Сейчас нашего Мишку тренером сборной сделают, на постоянной основе, — хихикнул Сеня.
— Ага, точно! — подхватил Колян. — Ну или заместителем там каким-нибудь. И все, станет большим человеком и бросит весь этот бокс к едрене фене!
— Ну и юмористы у вас, — заметил с улыбкой тренер, когда я подошел к его столу.
— Талантливые ребята талантливы во всем, — философски заметил я.
— Это точно, — кивнул тренер и уже с серьезным лицом продолжил: — Миш, тут вот какое дело. Как ты, должно быть, знаешь, в составе советской делегации на чемпионате присутствуют и представители нашего министерства спорта.
— Ну да, знаю, — кивнул я.
— Так вот, — проговорил тренер, как будто подбирая слова, — Я представил им твое изобретение.
— Какое еще изобретение? — не понял с ходу я.
— Что значит какое? — удивился тренер. — У тебя их много, что ли?
— А-а, — до меня наконец дошло, что он имеет в виду. Я-то ведь воспринимал этот снаряд как элементарную вещь, а не сенсационную новинку.
— В общем, теперь этот твой мячик с резинкой будут изучать в министерстве, — с гордостью сообщил тренер. — Ты доволен?
— Э… а чего там изучать-то? — переспросил я. — Там мячик и резинка, и все.
— Они не конструкцию будут изучать, — объяснил тренер, — а его полезность. Будут испытывать его в разных условиях, на разных людях, записывать данные, как он влияет на подготовленность спортсмена и так далее. Так что я тебя поздравляю! Может быть, недалек тот час, когда твое изобретение будет массово внедрено в тренировки по всей стране!
— Это приятно, — скромно ответил я. — Я рад, что смог оказаться полезным.
— Правильно, что не зазнаешься, — похвалил меня тренер. — Для советского спортсмена важнее всего — польза общему делу! Поэтому знаешь что? Если у тебя возникнут еще какие-нибудь рационализаторские предложения… ну, там, придумаешь какой-нибудь тренажер… или сообразишь, как нам можно оптимизировать наши тренировки — ты не стесняйся! Сразу подходи ко мне и мы вместе все решим! Договорились?
— Договорились, — ответил я. — Я обязательно подумаю, что еще полезного можно сделать для наших боксеров и все свои соображения сразу представлю вам.
Уже одно то, что тренер вдруг перешел на казенный язык, означало, что мысленно он в этот момент находился где-нибудь в начальственном кабинете, где рапортовал об успехах. Значит, «мое» изобретение действительно их заинтересовало. Ну и отлично — пусть внедряют, больше будет пользы от тренировок.
А что касается моих дальнейших идей… Вот здесь нужно крепко подумать. Мы ведь планируем отправляться на сборы на Кубу, дай бог все получится. Вот там-то и можно будет внести некоторое разнообразие в тренировочный процесс нашей сборной. Во-первых, там от нас потребуются еще более впечатляющие результаты, чем сейчас — ну и вообще, с каждыми новыми соревнованиями нам предстоит повышать планку. А во-вторых, кубинцы будут тренироваться вместе с нами — а значит, есть шансы внедрить эти тренажеры уже на международном уровне. Надо только придумать, что это должны быть за тренажеры…
— Ну что, Мишка, будешь у нас теперь главным изобретателем? — спросил неугомонный Сеня, который, конечно же, не мог не подслушать мой разговор с тренером. Мы возвращались из столовой в нашу комнату.
— Не говори ерунды, Сень, — ответил я. — Просто это действительно очень полезная штука.
— А я о чем говорю! — продолжал мой приятель. — Прославишься у нас не только как боксер, но и как рационализатор! Здорово же!
Я только усмехнулся. Ей-богу, иногда Сенина восторженная простота заставляла думать, что ему на самом деле на несколько лет меньше.
Всю вторую половину дня я провел в таком же щадящем режиме. Небольшая поддерживающая тренировка — ровно до состояния легкой утомленности, короткая прогулка, легкий ужин — и, конечно же, ранний отход ко сну. И даже наша веселая динамовская компания в этот раз не стала устраивать свои традиционные полуночные посиделки — видимо, понимая, что мне нужно позволить как следует выспаться.
День финала я встречал с особенным волнением. И дело было не только в том, что сегодня должна была решиться моя участь на этом чемпионате — в конце концов, даже если я вдруг проиграю, покажите мне других советских пацанов, которые выступают на чемпионате Европы спустя меньше, чем год после начала занятий боксом? Но вдобавок к этому сегодня за меня обещали прийти поболеть кубинцы. То есть фактически меня будут поддерживать те боксеры, на которых я ориентировался в своей работе. А это — и вовсе невероятные ощущения.
Однако первым, кого я увидел в непосредственной близости от зала, где нам предстояло выступать, был мой «заклятый друг» англичанин. Финал будет для меня максимально напряженным. Придется сконцентрировать всю свою волю, все умения и навыки, всю реакцию, чтобы выиграть этот поединок.
А англичанин, к слову сказать, был настроен весьма решительно. Его уверенность в себе и своих силах чувствовалась даже на расстоянии. Однако он, видимо, решил действовать наверняка и подошел ко мне.
— Ну что, советский, как тебя там, — с напускной небрежностью обратился он. — Готов валяться на полу?
— Смотри, как бы тебе на нем поваляться не пришлось, — отрезал я. — Знаешь, какая у нас пословица есть? «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».
— Чего? — не понял англичанин. — Какой еще гоп, куда прыгать? Чего ты мне здесь зубы заговариваешь?
— Я не заговариваю, — спокойно ответил я. — Просто предупреждаю, что не надо раньше времени праздновать победу.
— Хе, — ухмыльнулся англичанин. — А спорим, я тебя досрочно повалю в первую же минуту?
— Да что ты говоришь! — я поразился такой наглости. — С чего это у тебя вдруг такая уверенность?
— А что, думаешь, на второй? — осклабился англичанин. — Ну, ты же не будешь всерьез говорить, что станешь чемпионом?
— Давай так, — предложил я. — Если я тебя отправляю в нокаут — все равно на какой минуте — то ты сразу после окончания боя выходишь в центр ринга и кричишь «Служу Советскому Союзу!». А если ты меня нокаутируешь — то я прокричу то же самое про Англию. Идет?
— Идет, — хмыкнул мой противник. — Только ты это… над произношением поработай. У тебя сильный русский акцент. А то неудобно будет — перед такой толпой зрителей и с акцентом кричать, что служишь Англии.
— Ничего, — парировал я. — Про Советский Союз можешь прокричать и с акцентом. Так даже красивее будет.
«Надо же, каков наглец!» — подумал я после того, как мы с англичанином пожали друг другу руки, закрепив пари, и разошлись в разные стороны. «Служу Англии… Сейчас, разбежался!».
До нашего с ним поединка было еще несколько боев, и я решил посмотреть, как будут работать наши советские парни. В легком весе, словно оправдывая название весовой категории, наш пацан легко выиграл у своего соперника. А вот у Тамерлана, за которым я следил с отдельным интересом, дела обстояли несколько похуже. Несмотря на то, что он действовал грамотно и по всем параметрам переигрывал противника, победу отдали не ему. Причем засуживание было настолько явным, что даже со зрительских трибун послышался осуждающий гул.
Сойдя с ринга, Тамерлан разразился бранью в адрес судей, а заодно и соперника. Я решил, что самое время подбодрить его и показать, что мы делаем одно общее дело, и никакие разногласия не могут этому помешать.
— Перестань, Тамерлан, — сказал ему я. — Все прекрасно видели, кто на самом деле победил.
— Да толку-то, что все видели, — огрызнулся казах. — Все равно теперь место отдадут ему, а не мне. На хрена я сюда летел тогда, спрашивается? Если, как выясняется, не важно, как ты работаешь, а важно, чей ты родственник или знакомый?
— Так ведь это должно быть важно в первую очередь для тебя самого! — возразил я. — Какая разница, кто там себе какой результат на бумажке нарисует! Все равно все, кто видел твое выступление, будут знать, чего стоит эта его липовая победа. А главное — об этом будут знать он сам и его тренер. И как бы его ни превозносили после этого публично, они теперь всю жизнь будут об этом помнить и сознавать, что победили нечестно. И что настоящий победитель — ты, который намного сильнее его!