Бремя командира - Алекс Хай
Великий князь, все это время шокированно наблюдавший за этой импровизацией, покосился на меня.
— Алексей, прошу прощения. Но это нормально, что я тоже чувствую… Точнее, вижу. Как бы так выразиться… Ауру?
Так. Стоп.
ЧТО?
Я резко обернулся к дяде.
— Погодите-ка, Федор Николаевич. Еще раз.
— Он вон же она, зеленая такая. Камень в руке ее превосходительства светится ярче всего. Но рука — тоже. И вот это свечение медленно расползается…
Я едва верил собственным ушам. И, видимо, в этот момент мое лицо так вытянулось от удивления, что дядюшка забеспокоился.
— Алексей, вы в порядке?
— Я-то да, а вот вы…
Охренеть! Других слов я и подобрать не мог. Редчайшее проявление дара чувствительности — возможность визуально вдеть силу Искажения. Обычно ее видно только в моменты мощных выбросов — например, в только что открывшейся аномалии. Либо когда концентрация слишком высока.
Но фон, тем более остаточный, обычно просто ощущается. Как правило, на уровне «горячо-холодно». Даже я не мог видеть остаточный фон — только чувствовал.
— Ваше превосходительство, довольно!
Сумароков с усилием оторвал короб из тяжелого сплава и поднес к руке Шереметевой. Та успела поглотить достаточно, чтобы в ближайшую неделю завидовать мертвым. Женщина с трудом разжала пальцы, и белесый камень со стуком упал на дно короба. Сумароков тут же захлопнул крышку и убрал его подальше.
— Ну вот и все, — улыбнулась она и, как ни в чем не бывало, устроилась в своем кресле у рабочего стола. — Теперь ждем проявлений. Насколько понимаю, первые признаки появятся через несколько часов.
Шереметева сидела в кресле, выглядя иссушенной и измотанной после эксперимента. Я смотрел на неё, с трудом сдерживая негодование.
— Это безрассудство, — заявил Сумароков, проверяя её жизненные показатели. — Вы — командир Спецкорпуса. В случае провала на вас слишком многое замкнётся.
Шереметева слегка улыбнулась, но её улыбка была усталой.
— Ланской справится, если что-то пойдёт не так, — ответила она. — У Боде все документы на случай утраты мной дееспособности.
— Вы говорите о себе так, словно можно просто заменить генерала на поле боя, — возразил маголекарь, сжав кулаки. — Если адаптация случится, она будет проходить через боль. И не просто боль, а чудовищные мучения. Вы же сами видели, что было с младшим великим князем.
— И что, по-вашему, мне нужно делать? — Она подняла на Сумарокова глаза. — Отправить на эту муку кого-то из курсантов, даже не зная, будет ли она оправдана? Вы же сами лекарь и изучали, как ваши коллеги в старые времена испытывали на себе собственные лекарства и вакцины. Я все это заварила — мне и принимать участие. А генералов, случись что, в штабах достаточно.
— Столь безрассудных, как вы, маловато, — отозвался великий князь. — Даже не знаю, к сожалению или к счастью.
— Жизненные показатели в норме, — Сумароков оторвался от начальницы. — Пока что… Но я бы настаивал на вашем пребывании в лазарете.
Шереметева отмахнулась.
— Позже. Сейчас есть еще одно насущное дело.
Пока они разговаривали, я продолжал думать о том, что рассказал дядюшка. Дар редкий. И, что самое главное, ранее он не проявлялся. Ведь мы с великим князем уже оказывались рядом с пораженными артефактами. И тогда он ничего не почувствовал и не увидел.
Значит ли это то, что кровь сама начала реагировать на Искажения? Словно раньше этот дар спал, пока аномалии не начали распространяться. А сейчас, когда их стало больше, чувствительность начала пробуждаться сама по себе?
Выходит, аномалии просто активировали то, что давно спало, но всегда было? Но если так, то многие сами волей-неволей начнут что-то видеть и ощущать.
В дверь постучали, и с разрешения Шереметевой на пороге появился Боде. Но не один.
— Курсант Романова прибыла, — отчиталась девушка.
Адъютант с тревогой взглянул на выглядевшую усталой начальницу, на переполошившегося Сумарокова, на удивленного великого князя… Но ничего не сказал. Лишь оставил Катерину и исчез за дверью.
Девушка явно нервничала — мало кто ждет хороших новостей, когда тебя вызывают к высшему руководству.
Фёдор Николаевич улыбнулся.
— Катерина Дмитриевна, — произнёс он, — Рад видеть вас в добром здравии. Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, ваше императорское высочество, мне уже гораздо лучше, — ответила она, слегка поклонившись.
— Хорошо. Я не оставлю безнаказанным то покушение, будьте уверены. Мы ищем не только внутри Спецкорпуса, но и за его пределами. Это дело на моем личном контроле. Вы находитесь не только под защитой Спецкорпуса, но и под моей протекцией. Кто бы ни решил вам навредить, он многократно об этом пожалеет.
Кати слегка улыбнулась.
— Благодарю, ваше высочество.
Фёдор Николаевич внимательно посмотрел на неё, словно оценивал её готовность.
— Катерина, полагаю, вам известно, зачем вас вызвали? — спросил он, опуская руку на спинку кресла.
— Думаю, это связано с тем экспериментом. Я не знаю подробностей, но меня предупредили, что это может быть опасно, — ответила она, посмотрев на меня и Андрея. — Но если я могу быть полезной, я готова. Спецкорпус спас мне жизнь, и я хочу отблагодарить вас всех. Если плата за это будет высока, я готова заплатить её.
Фёдор Николаевич взглянул на Шереметеву, затем перевёл взгляд на меня.
— Хорошо, — сказал он тихо. — Но хочу, чтобы это оставалось тайной, пока мы не поймём всех последствий эксперимента. Никаких лишних разговоров.
— Разумеется, ваше императорское высочество.
— Тогда приступайте. Пусть оба испытуемых начнут в один день.
Шереметева поставила перед Екатериной другую металлическую коробочку, откинула крышку. Девушка посмотрела на лежавший внутри камушек, слегка нахмурившись.
— Что мне с ним делать? — спросила она, переведя взгляд на нас.
— Просто возьми в руку и подержи некоторое время,
