Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс
В доме Нохой сразу же залезает под кровать и тихо рычит оттуда на все попытки ее выманить.
— Что за псина мне досталась? — недоумевает Беглов. — Шаманская собака, гроза злых духов, а всего боится. Андрей Иванович, найдешь для нее миску?
— Сейчас, — улыбаюсь я.
Беглов наполняет миску водой, и сыплет в воду какой-то светлый порошок. Порошок пахнет сушеными грибами.
— Что это? — с любопытством спрашиваю я.
— А черт его знает, — смеется Беглов. — Какое-то шаманское снадобье. Мне его передали вместе с собакой. Сказали, что надо разводить его в воде и давать ей — так она быстрее ко мне привыкнет.
— Зачем тебе эта собака? — улыбаюсь я.
— Для интереса, — серьезно объясняет Беглов. — Ты знаешь, что в Италии собак приучают искать грибы? Вот и у меня будет своя собственная грибная собака.
Я только качаю головой.
— Ладно, будем обедать.
Я достаю из холодильника кастрюлю. Ставлю сковороду на огонь, наливаю на нее немного масла и вываливаю гору картошки с тушенкой, которую приготовил еще с вечера.
Потом ставлю на стол банку соленых огурцов и режу кольцами бокастую луковицу.
Владимир Вениаминович тем временем достает из своего рюкзака дефицитные ленинградские припасы — ароматный сыр, завернутый в плотную бумагу, палку полукопченой колбасы, круглый ржаной хлеб и бутылку армянского коньяка.
— Не возражаешь, Андрей Иванович, если мы с тобой по чуть-чуть? — спросил он, кивая на бутылку.
— Можно.
Мы выпиваем по стопке за встречу и за здоровье генерала Вотинова и неторопливо едим.
А я никак не могу выбросить из головы газетную статью.
— Устроить бы здесь заповедник, — неожиданно для самого себя говорю я. — И огородить высоченным забором, чтобы ни одна мразь больше не пролезла.
— Заповедник? — удивленно переспрашивает Беглов.
Глава 15
Утром Беглов еще спит, а я закрепляю новые аншлаги на сухих сосновых стойках.
Новые аншлаги приготовлены у меня с весны. Железные листы на фанерном основании блестят свежей краской, но которой бегут ровные строчки букв, написанных через трафарет…
Я выбираю ровную стойку и кладу ее на березовый чурбак. Сверху пристраиваю аншлаг, беру длинный гвоздь и сильным ударом молотка наполовину загоняю его в сухое дерево.
Дзынь!
Беру второй гвоздь, и снова:
— Дзынь!
Закрепив аншлаг, я переворачиваю стойку и загибаю торчащие концы гвоздей. Прислоняю готовый аншлаг к стене сарая и иду за следующей стойкой.
Беглов просыпается от стука. Он выходит на крыльцо с полотенцем на шее, трет ладонью заспанное лицо и идет к дождевой бочке. Умывается, фыркая шумно, как кит. Вытирает выбритое лицо полотенцем и улыбается.
— Доброе утро, Андрей Иванович! Ты завтракать будешь? Я чайник поставил.
— Сейчас, доделаю еще пару аншлагов, и можно. Хочу сегодня их поставить.
— А что за спешка? — спрашивает Беглов.
— Да шастают по округе «охотнички», пристреливают ружья по аншлагам. Вот и приходится менять.
Я локтем прижимаю аншлаг к стойке, заглядываю под него, чтобы понять, куда ставить гвоздь.
— Давай, я тебе помогу, — говорит Беглов.
Он придерживает аншлаг, пока я вгоняю гвозди в стойку.
— Знаешь, о чем я думаю, Андрей? — спрашивает Владимир Вениаминович.
— Откуда? — удивляюсь я.
— Я думаю, что твоя идея насчет заповедника неожиданно хороша.
— Да, мне она тоже нравится, — киваю я. — Но осуществить ее сложно.
— Почему? — спрашивает Беглов.
— Потому что заповедник не создается на пустом месте. Должно быть что-то уникальное, чего больше нет нигде. Редкий вид животных или растений, уникальные природные памятники.
— Понимаю, — кивает Беглов. — Но наверняка есть и другие варианты. Как называется территория, где дичи дают спокойно размножаться?
— Заказник, — отвечаю я.
— Вот, — говорит Беглов. — Это тоже вариант.
— Может быть.
— Андрей, а почему тебе в голову вообще пришла мысль о заповеднике? — спрашивает психотерапевт.
— Почему?
Я задумываюсь, отложив в сторону молоток.
Наверное, потому, что перемены все ближе и ближе. Осталось всего десять лет до того момента, когда великая страна неожиданно затрещит по швам и расползется, как старая вылинявшая рубашка.
И я хочу иметь спокойный островок, на котором смогу укрыть близких людей от грядущего лихолетья.
Беглов все понимает по выражению моего лица. Недаром мы с ним много раз обсуждали все, что случится со страной.
— Это хорошая идея, Андрей, — с нажимом говорит он. — Возможно, это лучшее, что ты сможешь предпринять.
— Я просто егерь, — усмехаюсь я.
Беглов качает головой.
— Нет, Андрей. Ты можешь. Не в одиночку, это верно. Но ты умеешь объединять людей вокруг себя.
Лицо психотерапевта расплывается в добродушной, но чуть хитроватой улыбке.
— Я предлагаю тебе сыграть в интересную игру. Только не сейчас, а вечером. Игра называется «Адвокат дьявола». Слышал про такое?
— Нет, — отвечаю я.
— Вечером расскажу, — улыбается Беглов.
Собаки заливисто лают. Я оборачиваюсь и вижу Валеру Михайлова, который останавливается возле калитки. В руке у него матерчатая сумка с чем-то тяжелым.
— Можно, Андрей? — спрашивает Валера.
Это привычная деревенская вежливость, которая не разрешает войти в чужой двор без приглашения.
Я машу ему рукой.
— Заходи!
— Не буду вам мешать, — говорит Беглов. — Андрей, где у тебя ведра? Я пока натаскаю воды в баню.
Он берет в предбаннике ведра и уходит на речку.
* * *
— Чай будешь? — спрашиваю я Валеру.
— Спасибо, я только на минуту, — отвечает он.
Ставит сумку на траву и достает из кармана сложенный вчетверо бланк лицензии.
— Мы вчера с мужиками кабана взяли. Вот, принес лицензию.
Он протягивает мне бумагу. Я разворачиваю ее, смотрю — правильно ли заполнена — и убираю в карман.
— Хорошо, я потом отмечу.
— А это тебе гостинец.
Валера протягивает мне сумку.
— Часть добычи, как положено.
Я пытаюсь отказаться, но Валера настаивает:
— Бери, бери. У тебя гости, накормишь их мясом. Как там Георгий Петрович?
Валера тоже знаком с генералом Вотиновым — мы как-то охотились вместе.
— Правда, что он сильно болен?
— А ты откуда знаешь? — спрашиваю я.
Валера пожимает плечами.
— Люди говорят.
Я понимающе киваю. Деревня — здесь ничего не утаишь. Но посторонним деревенские болтать не станут, это не в их обычае.
— Ничего, Трифон поставит его на ноги, — говорю я. — А тебе спасибо за мясо. Как сам на охоту соберусь, позову тебя.
Валера нерешительно смотрит на меня.
— Андрей, я видел, что у тебя аншлаги кто-то повредил выстрелами.
— Было такое, — киваю я.
— Имей в виду — это не наши охотники. Я спрашивал.
— Да я и не думаю на наших. Скорее всего, приезжие. Или из Киселево баловались.
Несколько секунд Валера молчит. Потом решается и спрашивает:
— Ты знаешь, что Колька Симонов освободился?
Колька Симонов раньше жил в Черемуховке. Работал трактористом в совхозе. И ухаживал за Катей. Это было еще до того, как в деревне появился я.
Катя тогда Кольке отказала. Он настаивал, и мы с Павлом заступились за девушку. В отместку Колька вместе с приятелем ночью влез через окно в медпункт и попытался украсть спирт. А мы с участковым Павлом их задержали.
Обоим парням тогда дали реальный срок, хоть и небольшой. На суде я не был, обошлось без меня.
Получается, Колька вышел на свободу.
— Нет, не слышал, — отвечаю я Валере. — Ну, вышел и вышел.
— Он теперь в Киселево живет, — говорит Валера. — Устроился трактористом в леспромхоз. Мне знакомые ребята из Киселево сказали, что по пьяни он тебя вспоминал недобрым словом.
— Грозил?
Валера качает головой.
