Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс
Вотинов делает глубокую затяжку и кашляет — долго, с надрывом.
— Сырые сигареты, — хрипло объясняет генерал.
— Бросать тебе надо, Георгий, — с заднего сиденья говорит ему Беглов. — Тебе и врачи то же самое сказали.
— Не действуй на нервы! — сердито отвечаетГеоргий Петрович.
— А хочешь, я тебе помогу бросить? — предлагает Владимир Вениаминович. — Загипнотизирую, и все. Ты же знаешь, я могу.
Он, и в самом деле, может. Сам рассказывал мне, как научился этому трюку с гипнозом в Индии у факира на местном базаре. И моему отцу Беглов помог бросить курить, когда того достала жуткая легочная болезнь.
Правда, это уже не помогло. Но на наше счастье, отыскался Трифон и вылечил отца, когда его выписали домой из клиники в Ленинграде.
— Отстань ты от меня! — сердится генерал. — Захочу — и без твоих фокусов брошу.
Я останавливаю машину возле медпункта.
— Хорошо здесь! — говорит Беглов, оглядываясь и с удовольствием разминая ноги. — Каждый раз, когда приезжаю к тебе в Черемуховку, Андрей Иванович — радуюсь, как ребенок.
— Хорошо, — без выражения соглашается Георгий Петрович.
Между его бровей залегла упрямая складка.
— Нохой, ко мне! — тем временем зовет Беглов.
Собака упрямится, но он за ошейник вытаскивает ее из машины.
Нохой жалобно скулит и рвется обратно в машину, натягивая поводок. Потом забегает хозяину за спину, опутывая поводком его ноги.
Беглов спотыкается и чуть не падает.
— Нохой, чертовка! — ругается он, выпутывась из поводка.
Собака дрожит и жмется к его ногам.
Неожиданно генерал Вотинов хрипло смеется.
— Завел ты себе головную боль, Володя! — говорит он.
Потом решительно кивает:
— Ну, ведите к своему чудо-доктору.
— Андрей Иванович, ты не против, если Нохой пока в машине посидит? — спрашивает меня Беглов. — Не даст нам покоя эта собака.
— Конечно, — киваю я, открывая дверцу.
Нохой прыгает в машину и опять залезает под сиденье — облюбовала себе убежище.
* * *
Трифон ждет нас в медпункте.
— Проходите в смотровую, Георгий Петрович, — поздоровавшись, говорит он.
Генерал, прихрамывая, скрывается за соседней дверью, а Трифон кивает нам:
— Подождите здесь. Андрей, поставь пока чайник.
Я завариваю чай и наливаю себе и Беглову. Из-за закрытой двери неразборчиво доносится голос Трифона — он о чем-то подробно расспрашивает генерала.
Генерал ворчит и иногда ворочается на кушетке, отчего она немилосердно скрипит.
Мы с Бегловым делаем вид, что ничего особенного не происходит, а сами старательно прислушиваемся к этим неясным звукам.
— Трифон поможет, — говорю я в ответ на невысказанный вопрос Беглова.
Владимир Вениаминович молча кивает.
— А что со статьей? — спрашиваю я.
Беглов довольно улыбается.
— Все в порядке. Вызвал я к себе главного редактора газеты и поговорил с ним с глазу на глаз в своем кабинете. Ты был прав — всю историю со статьей замутил этот Глеб. Но сам подставляться не стал, гаденыш. Рассказал другому корреспонденту, как будто случайно. А тот ухватился за горячую тему.
— И что теперь будет? — спрашиваю я.
— Как я и говорил, — смеется Беглов. — Цикл статей о трудовых людях Черемуховки. Первая статья уже вышла, я тебе вечером покажу. Специально привез газету с собой, чтобы ты мог полюбоваться.
— Почитаю, — киваю я. — Спасибо.
* * *
За стеной снова скрипит кушетка, и Беглов умолкает. Дверь смотровой открывается. В кабинет, застегивая рубашку, выходит Георгий Петрович. На его лице сильная усталость — генерала утомил даже обычный врачебный осмотр.
Трифон идет за ним.
— А, чайник уже горячий! — замечает. — Отлично.
Достает из шкафа маленький бумажный сверток. Разворачивает его и высыпает в чистую кружку бурый порошок. Затем заливает крутым кипятком. От кружки идет резкий пряный запах.
Трифон кивает Вотинову.
— Пейте.
— Что это? — спрашивает генерал.
— Ничего особенного, — говорит Трифон. — Растительный порошок от кашля. Хорошо очищает бронхи и легкие.
Он смотрит на рюкзак генерала.
— Это ваши вещи? Пойдемте, я провожу вас в палату. Придется несколько дней полежать здесь.
Генерал Вотинов упрямо закусывает губу.
— Опять валяться в больничке? — спрашивает он, опираясь на трость. — Не хочу, надоело!
— Надо, Георгий, — веско говорит ему Беглов. — Надо лечиться.
— Надо, — подтверждает Трифон.
Генерал вздергивает голову — видно, хочет еще что-то возразить. И снова кашляет, бессильно сутулясь.
— Ладно, — почти шепчет он, сипя сорванным горлом.
— Я вечером зайду тебя навестить, Георгий, — примирительно говорит ему Беглов. — Или вместе с Андреем Ивановичем зайдем.
— Не надо! — резко отвечает Вотинов. — Что я, беспомощный младенец, что ли, которому надо сопли вытирать? Буду лежать и лечиться. А ты приехал отдыхать, вот и отдыхай. Тебе тоже силы беречь надо, не мальчик.
— Все мы не мальчики, — усмехается Беглов.
— Ладно, Володя.
Вотинов машет рукой.
— Извини, что-то у меня нервы шалят. Приходи утром, я буду рад. И спасибо, что привез меня сюда, спасибо за помощь.
— Мы друзья, Георгий, — коротко отвечает Беглов.
Трифон уводит Георгия Петровича в палату.
— Пойду я к машине, Андрей Иванович, — говорит мне Беглов.
Я понимаю, что Владимиру Вениаминовичу не по себе в больничной обстановке.
— Иди, я догоню, — киваю я.
Устроив генерала в палате, Трифон выходит ко мне. Задумчиво смотрит на меня, потом предлагает:
— Идем в кабинет, Андрей.
Пропустив меня вперед, он плотно закрывает за нами дверь.
Наливает себе остывшего чая.
— Не тяни, Трифон, — прошу я. — Что с генералом?
Трифон строго смотрит на меня.
— С ним все будет в порядке. Но одними лекарствами я его не подниму, болезнь запущенная. Да и настроение у генерала совсем не боевое.
— И что делать? — спрашиваю я.
— Лечить, — криво усмехается Трифон. — И надеяться, что все получится.
Он ставит кружку на стол.
— Снова этот выбор, Андрей. Делать по правилам, чтобы не подставиться самому. Или пойти против правил и помочь человеку.
— Ты врач, — говорю я.
Трифон кивает — он и сам все понимал, иначе не завел бы этот разговор.
— Ладно! Сделаю все, что смогу. Андрей, ты помнишь, что обещал мне? Я не хочу, чтобы кто-то знал о том, как я буду лечить генерала.
— Помню, — отвечаю я. — Хочешь, я поговорю об этом с Вотиновым?
Трифон качает головой.
— Не надо. С ним я уже поговорил. А вот Владимиру Вениаминовичу напомни, чтобы придержал свое любопытство.
— Обязательно напомню, — говорю я.
— Ладно, — повторяет Трифон. — Андрей, у тебя есть барсучий жир?
— Есть немного. Стоит в холодильнике.
Барсука я добыл прошлой осенью, в норе — с собаками. Бойкий тогда прижал его на входе в нору и не пустил внутрь — в глубокую путаницу подземных ходов.
— Хорошо, — кивает Трифон. — Принеси его мне. Сегодня начну лечить твоего генерала уколами. А завтра подключу другие средства. Баня у тебя исправная? Топить можно?
— Вполне.
Баня у меня старая, построенная еще прежним егерем — с небольшой парилкой и крохотным предбанником. Но печка не дымит и хорошо нагревает камни и воду в котле. Весной, правда, потекла крыша в одном углу, но я быстро это заметил и заменил прохудившийся толь.
— Завтра к вечеру натопи баню, и пожарче, — говорит мне Трифон. — Не уверен, что это понадобится, но будь готов. Если не пригодится — сами попаритесь. Сделаешь?
— Конечно, — киваю я. — О чем разговор.
— Ладно, Андрей, иди. Мне еще других больных принимать.
Трифон крепко пожимает мне руку.
* * *
Серко и Бойкий встречают нас радостным лаем. Собака Владимира Вениаминовича так пугается, что наотрез отказывается выходить из машины. Беглов, сердито ворча, вытаскивает ее из-под сиденья и на руках заносит в дом под радостное гавканье моих мохнатых оболтусов.
