Поручик из Варшавы 2 (СИ) - Рыжий
Первым не выдержал молоденький лейтенант Вермахта:
— Вы лжёте!
Кричал, он, понятное дело по-немецки, но я его понял. Да и криком этот возмущенный писк назвать было сложно.
— Германский Вермахт никогда не будет… — Капрал быстро переводил мне слова молодого офицера. Обер-лейтенант же, казалось, вмешиваться вообще не собирался.
А у меня долго выслушивать визг этого молодого «арийца» с тёмными волосами и зелёными глазами желания не было, поэтому я его в грубой форме перебил:
— Герр лейтенант! Это мы вам выдвигаем требования о капитуляции! Если бы ваш хвалёный Вермахт не отступал, мы бы с вами не вели сейчас этот диалог!
Немец возмущенно набрал в рот воздух, надувая щёки, после чего потянулся к висящей на ремне кобуре, намереваясь быстро достать пистолет, и, похоже, рассчитывая нашпиговать меня девятью граммами свинца. Вот только более дальновидный и больше повидавший в жизни обер-лейтенант положил свою ладонь на руку лейтенанта и негромко, на плохом, но понятном польском языке заговорил:
— Я приношу… прощений… извинений… мой коллега. Я передать… Ваш ультиматум… герр гауптман!
Извлечь из полевой сумки запечатанный конверт — дело нескольких секунд, после чего слежу, как принявший из моих рук послание обер-лейтенант прячет его в свою планшетку.
— От себя скажу, что моё командование на раздумье даёт всего полчаса. В случае, если вы будете согласны на предложенные нами условия, новая встреча состоится на этом же месте. Через полчаса.
Выслушав перевод, обер-лейтенант козырнул, и, развернувшись через левое плечо, с достоинством последовал к зданию усадьбы. Мы же, с капралом спокойно направились к своим. Немецкий лейтенант же, зараза такая, на прощание даже не козырнул…
Потянулись томительные минуты ожидания, после чего со стороны германских позиций вышел парламентёр. Это был всё тот же обер-лейтенант, в руках он нёс импровизированный белый флажок. На этот раз он шёл без сопровождающего. Передав исписанный аккуратным почерком листок, немец козырнул, и, повернувшись через левое плечо, удалился.
Полковник внимательно перечитал послание три раза, видимо, не веря своим глазам. Специально для меня, капрал перевёл несколько слов написанных по-немецки: «Мы согласны! Через пятнадцать минут, у главных ворот!».
Немцы выходили без оружия. Шли строем. Организованно. Походными взводными колоннами, выдерживая положенную по уставу дистанцию между взводами в целом, и отдельно взятыми солдатами в частности, будто бы показывая, что всё происходящее сейчас — это досадная нелепость, случайность, случившаяся на войне. Впереди — командир батальона, немолодой гауптман, похоже, также заставший Великую Войну.
Ему навстречу вышел полковник Вихрь. Коротко переговорив, немецкий офицер вынул из кобуры свой пистолет и протянул его нашему командиру. Тот взял его в руки. Что-то проговорил. Немец, церемониально повернулся через левое плечо, отдал какую-то команду своим людям. Те быстро перестроились на площади, встав недалеко от танков, не доходя до оцепления из пехотинцев лишь несколько метров.
Немецкий капитан в очередной раз обратился к полковнику Вихрю, тот внимательно выслушал германского офицера и что-то пообещал.
Немцы стояли молча, вытянувшись по стойке смирно, будто бы на параде.
Полчаса длилось это молчаливое представление, пока посыльный от зашедших в усадьбу по другим направлениям пехотинцев и разведчиков не доложил о том, что на территории усадьбы остались только убитые и раненые гитлеровцы.
Полковник тут же приказал развернуть полевой медицинский пункт. В помощь польским медикам тут же устремились несколько немецких санитаров, работающих под присмотром польских пехотинцев, которые собирали трофейное оружие и боеприпасы, вели его учёт.
В общей сложности сдались двести тридцать пять человек, среди них, почти два десятка офицеров — командиры подразделений учебной роты, служащие штаба учебного батальона, и, имевшие «счастье» остановиться на ночлег среди «камрадов» офицеры фельдъегерской службы.
Были взяты серьёзные трофеи. Одних грузовиков удалось захватить — два десятка. Ещё было четыре легковых «кюбельвагена», с десяток различных мотоциклов (четыре из которых, оказались, бывшими польскими) и ротную полевую кухню. Откуда здесь оказался немецкий полугусеничный бронетранспортёр Sd.Kfz.251 — мы так и не поняли. Мало их должно быть. Однако он тут оказался, и, мы им не побрезговали, вручив его разведчикам-парашютистам.
Стрелковое оружие разобрали по машинам. Пистолеты ушли к офицерам. Мне, например, достался новенький Р-08 «Парабеллум», выпуска прошлого, тридцать восьмого года…
Взяли и батальонный пункт боепитания, который заботливые немцы тут же и расположили. Капитан Галецкий особо сильно обрадовался восьми ручным и четырём станковым пулемётам, свалившимся «на его голову». Теперь, можно было сказать, что он командует моторизированным пулемётным батальоном.
Хорошо бы было взять документацию батальона, шифровальные книжки радистов, но перед сдачей в плен, немцы смогли их уничтожить.
А перед полковником Вихрем встал другой вопрос — куда девать такую прорву пленных? Немцев загнали в бывшую конюшню, расположившуюся на территории усадьбы. В охранении придётся в очередной раз оставлять людей. В караул поставили мой «комендантский» взвод из полицейских, усилив его двумя отделениями пехотинцев из «пришлых». Всего — семьдесят три человека. Да при семи ручных пулемётах, и, паре противотанковых ружей. По нынешним временам — очень даже неплохо. Оставили и три грузовика с мотоциклом — чтобы с подходом наших частей, «комендачи» быстро попрыгали по машинам и имели возможность догнать нас. Все остальные мотоциклы с колясками забрали с собой, наскоро обучая водителей. А вот немецкие грузовики трогать не стали — водителей уже не хватает, пусть у пехоты голова болит.
Впрочем, перед отправлением, немцев в очередной раз вооружили. Малыми пехотными лопатами. Чтобы они имели возможность выкопать могилы для умерших на пустыре.
Захоронение, понятное дело, делали под присмотром охраны — чтобы у какого-нибудь отмороженного нациста не возникло желание наброситься на польских солдат с лопатой и завладеть оружием.
Пронесло. Даже тот молодой лейтенант особо не выпендривался. Хотя и смотрел злобно, исподлобья.
Перед началом дальнейшего движения, в штабном автобусе моего батальона состоялось небольшое совещание. Порядок движения уже был обговорен, требовалось лишь внести некоторые коррективы в маршрут. Полковник закономерно боялся, что немцы вышлют в этом направлении авиаразведку и она достаточно быстро засечёт наш передовой отряд. А дальше — несколько часов, и при должной везучести германских пилотов, и, от наших подразделений ничего не останется! Ну слишком уж слабая у нас система противовоздушной обороны!
Хуже всего, что местность дальше была, в основном, равнинная, без каких-либо крупных лесных массивов. Всего пара небольших перелесков будет на нашем пути! В редких же посадках такое количество техники никак не спрятать!
Ещё одной проблемой являлась усталость личного состава! Шофёры были за рулём весь вчерашний день и половину ночи! Спать приходилось на ходу, сажая за руль неопытных водителей! Только чудом пока ещё обошлось без аварий! Собственно, об этом я и решил доложить полковнику.
Командир нашей манёвренной группы меня выслушал, и, увидев поддержку моего мнения в глазах других офицеров, принял волевое решение:
— Располагаемся на отдых! Выдвижение в двенадцать ноль-ноль! До вечера будем двигаться без остановок! К этому времени, приказываю, провести осмотр и мелкий ремонт техники, накормить личный состав! Охранение, как обычно, на орлах капитана Галецкого!…
Глава 14. 3 сентября 1939-го года. День
Поручик Ян Домбровский
Знаете, чем хорош план? Тем, что в нём, зачастую, расписано всё, вплоть до мельчайших подробностей: кто, что, как и когда делает. А знаете, чем плоха война? Ну, кроме, конечно, разрухи, смертей и различных, в том числе, и, демографических последствий? Тем, что на войне планы всегда идут через одно не литературное место.
