Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
Отчим все сидел, и было ясно, что время работает против него. Он не успокоится, наоборот, чем больше будет тянуть, тем сильнее заведется. Простой водитель, он не привык разговаривать с начальниками на равных, для него они — небожители.
— Начальник завода — такой же человек, как мы, — попытался ободрить его я. — Вы не знаете, как его зовут?
Он дернул плечами, все так же держась за руль. Вот тебе на! Балагур Василий Алексеевич оказался тем еще социофобом.
— Идемте. — Я вышел из машины. — Один сходил бы, но никто меня всерьез не воспримет, потому мне нужны вы. Ну, если откажет, ничего ведь страшного не случится, правда?
Видимо, до отчима дошло, что это поведение ребенка, и он вышел из машины, отдернул серый пиджак — в его гардеробе был единственный брючный костюм — взял барсетку для солидности, и мы направились в админкорпус.
Здание напоминало общагу, где жил отец, только тут царила вонь сигарет, а не протухший аромат еды. Так же облупились крашеные стены, истерлись перила. Никаких указателей, где нам искать начальника (или директора?) не было, и мы наугад свернули в левое крыло, которое оказалось необжитым. Углы дверных проемов заросли паутиной, выпуклые части стеганых дерматиновых дверей покрылись пылью.
В правом крыле тоже было по три двери с каждой стороны, но коврики и таблички говорили, что тут есть люди. Табличка «Начальник смены», «Главный инженер», «Лаборатория». И все. Табличек достойны начальники и всякие главные, но они недостойны того, чтобы там были их имена.
— Наверху, — сказал я, и мы поднялись по лестнице, а потом двинулись вдоль рядка дверей с табличками.
Бухгалтерия. Приемная… Табличка на кабинете директора была не просто директорской — императорской, огромной, покрытой золотыми завитушками, как рама картины. «Завирюхин Виктор Иванович» — гласили кучерявые буквы.
— Геннадий Романович, — проговорил я и попытался представить человека, который так себя преподносит миру: розовощекого братка в малиновом пиджаке, с огромным пузом и пальцами, украшенными печатками. Вот только крутых тачек во дворе не наблюдалось: «Запорожец», «Москвич», «копейка».
Василий топтался у двери директора, теребил пуговицу на рукаве.
— Идемте, — сказал я. — Если не знаете, как ответить, отвечу я, а уж я смогу выкрутиться.
Василий уже руку поднял, чтобы постучать, но не решился, пришлось мне.
— Да! — крикнули сочным басом. — Входите.
«Только бы не гнилушка, — подумалось мне. — С такими дела вести нельзя».
Василий перекрестился, поправил пиджак, вскинул голову и вошел, громогласно говоря:
— Здравствуйте, Виктор Иванович.
Я вошел следом. Завирюхин оказался совершенно лысым пожилым человеком маленького роста, чем-то похожим на дрэка, но директор напоминал тролля, этот же был круглолицым, с непропорционально большой головой. В кабинете было бедненько: старый советский стол, древний стеллаж с книгами и папками, возле окна — фикус в кадке.
Однако сам директор лоснился и блестел. Единственное, в чем не ошибся — в малиновом пиджаке.
— Здравствуйте. — Директор прищурился, рассматривая нас, сел за стол и водрузил на нос очки. — Вы по какому вопросу?
— Меня зовут Василий Алексеевич Игнатенко. По какому вопросу… — Представился отчим и, забыв текст, стушевался, на выручку пришел я:
— Мы по поводу приобретения стройматериалов.
Слава богу, не гнилой! Дело будет!
Завирюхин сразу подался навстречу, лицо его разгладилось, он указал на стул и сказал:
— Присаживайтесь, пожалуйста. Вы кого представляете? Или у вас фирма? — Он остановил взгляд на мне. — И зачем тут мальчик?
— Это Павел. Сын. Учится, — пробубнил отчим, усаживаясь на стул напротив директора. — Пусть остается.
Как бы Василий ни нервничал, держался он уверенно, с достоинством, только пока говорил не очень связно.
— Ну, как знаете, пусть. — Завирюхин сплел пальцы и приготовился слушать.
Я сел на продавленный диванчик.
— Время сейчас сложное, — начал Василий издалека, как мы и планировали. — Вижу, что и у вас на складе полно товара. Сложно с реализацией?
Директор всплеснул руками, как будто хотел за голову схватиться, но передумал.
— Ой, не травите душу! Заключили договор на строительство многоэтажного жилого дома, все документы подписали, аванс выплатили… И стройку заморозили. А аванс — всего двадцать процентов!
Василий вздохнул и покачал головой.
— Вот же!
Видно было, что у Завирюхина наболело, и он с удовольствием выговаривался незнакомому человеку, который точно оценит масштаб катастрофы.
— И куда теперь это все? — продолжал изливать душу директор. — Винзавод рабочим платит вином, но это хоть встал на рынке — продал. А плиты перекрытий кому нужны? А лестницы? Смешно и грустно — желающим вместо зарплаты выдаем керамзитные блоки! Но это интересно только тем, у кого есть дача или дом.
«Нам, нам интересно!» — подумал я.
— Может, другим застройщикам продать со скидкой? — У отчима, видимо, от волнения, прорезалась коммерческая жилка, он даже «шокать» перестал, чтобы произвести впечатление.
— Ага, попробуйте! Они сотрудничают с заводом, что в Гальцево, — Он кивнул на север, туда, где этот завод расположен. — А у них свой карьер! И цемент свой, и щебень, потому и цены ниже! Если и найдетсяпокупатель, то очень нескоро. Третий месяц денег нет, половина сотрудников уволилась. Водителям разрешаю на выходные машины брать, калымить, иначе и они разбегутся. Мы на грани банкротства. — Его голос дрогнул. — Чтобы сохранить коллектив и хоть как-то рассчитаться, «опель» свой на продажу выставил!
Сказал он это тоном, каким говорят о гибели близких, и сделалось жаль этого маленького странного человека. Другой бы обанкротил завод, разогнал народ, скупил акции и правил в одно лицо, а этот о людях заботится. Совершенно искренне захотелось ему помочь, и я решил, что, даже если не получится у нас сотрудничества, куплю у него хоть что-то.
— Вы очень хороший руководитель, — словно прочел мои мысли Василий и стал приближаться к более предметному разговору. — Ни у кого денег нет, люди голодают! У меня семья большая, решил дом построить двухэтажный.
Завирюхин, который думал, что пришел крупный заказчик, которому он все сейчас продаст, поник, аж плечи опустились.
— Таксую, торгую, туда-сюда, — продолжил Василий топтать его надежду. — А деньги — как в бездну. Сыр — две тысячи за килограмм, это по-человечески? Только заработал, и уже нет ничего. Им вон, — он кивнул на меня, — только и успевай новые вещи покупать. Только купил — выросли. А их у меня трое, и все подростки.
Директор мгновенно потерял к нему интерес, его лицо стало похожим на сморщенный сухофрукт.
— Нам нужны стройматериалы. Лестница, блоки перекрытий, бетон, керамзитные блоки на дом… На два двухэтажных дома. У нас мало денег, но наверняка есть то, что нужно вам.
Завирюхин посмотрел на него мрачно и прорычал:
— Мне нужны деньги. Это критично. Остальное — нет. Что может быть нужно, когда производство на грани остановки? Мы не можем конкурировать с более крупными игроками!
Василий Алексеевич замер, будто кол проглотил, и вытаращил глаза — он привык, что если начальник недоволен, то это страшно.
— Топливо? — спросил я, вспоминая россказни Витали, как он скупал ворованные дизель и бензин по дешевке у работников бензоколонки и менял на товар, который его интересовал.
Наверняка как-то можно выйти на этих людей.
— Не морочьте мне голову! — обратился к Василию Завирюхин. — Хотите — покупайте. Не хотите — ничем не могу помочь. Типа я сам не догадался покупать соляру у водителей тепловозов! Но это не спасает.
— Продукты? — продолжал я. — Можно пока расплачиваться с рабочими сахаром, мукой, картошкой, консервами.
— А у вас есть? — сменил гнев на милость он, и Василий Алексеевич выдохнул.
— Есть, — сказал я, уже прикидывая, где это все можно достать.
Директор задумался и наконец выдал:
