Барин-Шабарин 5 (СИ) - Старый Денис
— Нет, Кузьма Терентьевич, думаю, что вы не для того вырвались в Петербург, чтобы не встретиться здесь со мной, но ждать, когда я высплюсь. Я высплюсь только когда покину Петербург, — я взял себя в руки и улыбнулся. — Давайте рассмотрим, сколько шерсти и льна вам удалось за последние два года скупить и собрать.
В доме, который я снимал, как такового кабинета не было. Меня это не сильно беспокоило, потому как принимать важных гостей было где. Ну а поработать я могу и в комнате, где стоит кровать. Так что за большим столом под распахнутыми окнами, выходящими на Екатеринославский канал, мы и работали с Кузьмой Терентьевичем Солдатенковым. Человек он был интересный, изворотливый и хитрый. Для купеческого старообрядческого сообщества — свой, ярый поборник трезвости и нравственности. При мне уже третий раз позволяет себе выпить, при этом может начать читать молитву, отмаливая каждый осушенный стакан. Но никода купец не позволял себе выпить настолько, что можно было сказать о нем, что пьяный. Наверное, было выгодно считаться своим в старообрядческом сообществе, пусть душой и не принимая их веру. Мне же было ровным счетом безразлично отношение Солдатенкова к религии. Главное, чтобы дело делал.
На столе, кроме бумаг была разложена незамысловатая снедь. Купец пристрастился к Екатеринославскому хлебному виду, закуской ему служил сыр и ветчина. Я же пил уже которую чашку кофе, что варила для меня кухарка. Бедная женщина. Пока я не съеду из дома, спать ей не придется. Но отплачу за работу с лихвой. После такого постояльца, как я отпуск нужно работникам давать.
— Вот бумаги. Почитай весь товар куплен в залог паёв ваших заводов. Ужо требуют самарские ткачи оплаты в серебре, не согласные отгружать ткани под залог, — озвучивал очередную проблему купец.
Когда три года назад я искал себе помощников, соратников, партнёров, то обратил внимание на старообрядческое купеческое сообщество. Такие фамилии, как Морозов, Мамонтов, и у меня были на слуху, но вот как раз-таки поработать с ними не получалось. Это уже именитые купцы, которые сделали себе имя, заработали немалые деньги. Сотрудничать с ними можно было только за твёрдый серебряный рубль, который, если появлялся у меня на кармане, то почти сразу исчезал. Максимальное количество денег было всегда в обороте. Лишь только оставлял на беззаботную в материальном плане жизнь супруге Лизоньке с Петром. Правда, по чести, того, что зарабатывала Лиза на совместном с Эльзой Садовой, бывшей моей любовницей, а ныне верной женой главного архитектора Екатеринославской губернии, вполне хватало бы.
И вот тогда я и познакомился с Кузьмой Терентьевичем Садовниковым. Он и сам искал себе партнёров, чтобы вклиниться в текстильную промышленность. Купец показался мне хватким, деловым и, несмотря на то, что старообрядец, мыслящим прогрессивно. Если другие опасались создавать и участвовать в схемах работы по бартеру, то с Солдатенковым мы работали именно через обмен либо залог на будущие произведённые товары.
Схема весьма спорная и опасная. Мы заключали контракты с текстильными предприятиями, фрахтовали у них ещё не произведённые ткани, обеспечивая сделку ещё не произведёнными товарами на моих предприятиях. Да, пришлось немного, но переплачивать, иначе промышленники и купцы не шли ни на какие сделки, боясь малознакомых для себя схем.
В итоге сейчас мы имеем большое количество шерстяной и льняной ткани, готовится к запуску сразу две фабрики по пошиву одежды. Мы не собирались шить модную одежду, пока производственных мощностей у брендов «Две Лизы», «Ля франсе», на это хватает. Предполагалось наладить пошив военной амуниции.
— Ох же прогорим мы… — в очередной раз причитал купец.
— Выпейте водочки, пройдут тревоги. Нет времени уже сомневаться, — с раздражением в голосе сказал я.
Мы взяли некоторую паузу, в ходе которой я допил свой остывший кофе, купец налил и с большим удовольствием выпил стакан «Екатеринославки», водки, произведённой в Екатеринославе и привезённой в Петербург на пробу столичным жителям.
— Да, чтобы не забыть… — сказал я, наблюдая, с каким удовольствием купец махнул стакан водки и закусывает ветчиной. — Вы подготовили своих людей, чтобы они сегодня же начали исполнять мою просьбу?
— А-то как же! — с видом кота, наевшегося сметаны, разглаживая густую бороду, отвечал купец. — Это им, подлецам, только за радость. Сопьются же, стервецы.
— Не успеют, если вы уже послезавтра уезжаете, — усмехнулся я.
Для распространения екатеринославского алкоголя я решил использовать приём, который в иной реальности помог производителю коньяка купцу Шустову.
Завтра люди купца Солдатенкова, а также и некоторые из моих бойцов, будут ходить целый день по кабакам и даже ресторанам Петербурга. Задача будет у них простая, но хитрая. Они станут требовать, вплоть до истерик, выкрикивая, что лучшего в жизни своей не пили, Екатеринославское хлебное вино и настойки. Естественно, что подобных напитков в заведениях общественного питания не найдётся. И уже через день всем тем кабакам и ресторанам, где побывают наши с купцом люди, возможно, даже где были устроены скандалы, отправится управляющий, который будет предлагать взять на реализацию екатеринославский алкоголь.
У Шустова получилось пристрастить публику к своим коньякам. Рассчитываю, что это получится и мне. Пока мы уже год пробуем распространять хорошего качества алкогольные напитки в Москве и Петербурге. Процесс идёт ни шатко, ни валко, так что будем ускорять.
— И всё же гложат меня сомнения, Алексей Петрович. Из всех тканей, что мы собрали, можно пошить как бы не сто тысяч солдатских мундиров. А в армии свои поставщики, туда не пустят, — последовала очередная порция скепсиса от Солдатенкова.
Я уже устал говорить, что всё будет хорошо, поэтому промолчал, игнорируя тревоги купца, вчитываясь в те бумаги, которые он привёз. Из подсознания я восстановил информацию, что Россия на конец Крымской войны готовила трехсоттысячную группировку войск. Долго готовила, преступно долго. Если бы эта армия успела сформироваться до момента падения Севастополя, история точно пошла бы другим путем.
Ведь не только русские силы были измотаны в Крыму, но и французы с англичанами и сардинцами устали. Мало того, что у них боевых потерь было немало, так санитарными еще больше. И как сложилась бы ситуация, если триста тысяч русского войска пришло в Крым. Шапками-балаклавками закидали бы, скинули интервентов в море.
Тогда уже были набраны рекруты в формирующиеся полки, произошел досрочный выпуск молодых офицеров, полгода или больше все они учились воевать. Но острой проблемой стало экипировать и вооружить такую массу солдат. Да, там были ещё проблемы с офицерскими кадрами, но в этом я Отечеству не помощник.
А вот предоставить в нужный момент часть вооружения, а также экипировку для почти ста тысяч солдат и офицеров — это в моих силах. Да, переживания Кузьмы Солдатенкова не беспочвенны. Даже, зная о том, что война будет, что она и при всех моих стараниях окажется нелёгкой, если не катастрофичной для русской армии, уверенность в том, что удастся сбыть, прежде всего, шерстяные и льняные ткани, не было.
— Не будем, все же пока шить мундиры. Я попробую с началом войны что-нибудь сделать. Пойду на поклон к императору, если особая нужда будет. Но мы продадим ткани и солдатскую утварь. Нет… — я задумался. — У меня уже есть задумки, как раздобыть денег, я работаю над этим. Вашу долю выдам. Не стоит переживать, нужно дело делать.
Стук в дверь прервал нашу работу.
— Кого это нелёгкая принесла? — возмутился я, открывая свои серебряные часы.
Время было очень позднее. Половина второго ночи.
— Войдите! — повелел я.
Скромно, лишь чуть просунув в дверь свою, наделёнными сединами, голову, показался управляющий домом.
— Господин Шабарин, к вам в гости, — неумело скрывая своё удивление, сообщил управляющий.
— Ну вот, Алексей Петрович, мои слова да Богу в уши. По полудню приеду к вам, продолжим работу, — с явным облегчением сказал Кузьма Терентьевич Солдатенков. — Не буду мешать.
