Гагарин (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
— Говяжью печень и всё, что содержит протеины. Ты — прелесть, хоть и строишь из себя невесть что.
Он чмокнул сестру в лоб, сунул несопротивляющуюся дворняжку в холщовый мешок и кинулся к выходу из отделения, преследуемый окриком старшей медсестры «лейтенант Гагарин, вам через час на ЭКГ», но даже не обернулся.
Собачка оказалась чистоплотной, терпеливо ждала возвращения Ксении со службы, чтобы оправиться во дворе, не испачкав квартиру. Девушку встречала радостно, но всё равно часами сидела у двери и скучала, иногда поскуливала. Явно страдала от разлуки с Андреем. Он — тоже, постоянно спрашивая о Жульке, затем досаждая маме, когда та приняла собачью вахту по возвращении.
В понедельник после утреннего обхода Ксения зашла к брату в палату, оторвав от важного дела — тот играл с соседом в шахматы и, похоже, проигрывал, потому что охотно прервал партию.
— Пойдём, Корчной, посекретничаем.
В холле, где никто не слышал, она рассказала, что анализы готовы не все, но с вероятностью более девяноста процентов комиссия даст заключение: годен к следующим полётам.
— По крайней мере, ни в щитовидке, ни в других органах у тебя не обнаружили никаких последствий того, что подвергся облучению. Быть может, родится внук с тремя ушами, но современная наука не в состоянии предсказать генетические нарушения.
— Ты другим обследуемым тоже говоришь про три уха? — изумился Андрей.
— Нет. Но ты же — мой брат. Тебе можно знать правду, — глядя на его вытянувшееся лицо, она засмеялась. — Не ссы, военный. Здоров как бык, даже радиация тебе не страшнее летнего дождика, вопрос в другом. Нас ориентировали, что из отряда космонавтов выделяется группа подготовки к полёту на Марс — восемь человек.
— Да-а!
— К ним повышенные требования. Кто-то должен испытать марсианскую ракету стартом с Луны. На Марс полетят двое, плюс двое дублёров и двое запасных, как всегда. Папа настаивает тебя в марсианскую восьмёрку не включать.
Он потух, будто внутри выключилась лампочка.
— За что?
— Причин много. Перечислять все?
С деланным безразличием сестра повернулась к окну и, глядя на едва различимое отражение, поправила прядку, выбивающуюся из-под салатовой медицинской шапочки.
— Трави уж.
— Первое. У папы и так разговоры за спиной о клановости. Со дня на день объявят о новом наборе женщин в отряд космонавтов, не дай бог окончательно утвердят мою кандидатуру, вообще скандал.
— Может, лучше — я?
— «Лучше я», — передразнила Ксения. — Ничем не лучше, перестань воображать себя пупом земли. Папа настоятельно рекомендует отправить тебя одного на «Салют-11», заменить оборудование ретрансляторов, ты зарекомендовал себя как умелец ремонтировать сложную технику на коленках — одними только молотком и какой-то матерью. И подготовить станцию к приёму туристов. Фактически заминка только за медосвидетельствованием, а оно заканчивается.
— Бли-ин… Из космического первопроходца превратиться в извозчика… Хуже даже, скорее — в бармена для иностранных богатеев.
— Расстроился? Зря. Насколько я понимаю, единственный человек в экспедиции — он же её командир. Приказ о присвоении тебе старлея подписали?
— Как водится — в день прибытия. Конечно, столько плюшек, сколько папа собрал, больше никому не видать.
— Ну, хоть квартиру выделили? Деньжат подбросили?
— Да и да. Служебную однушку в Звёздном, при увольнении из отряда — вэк нах. Премия пять тысяч. Денежное довольствие за три месяца вместе с командировочными. Обещают ещё медальку, но Президиум пока не подписал. Не густо. Родина больше не считает космонавтов героями. Просто работа.
— Не ной. В крайнем случае мама предлагает разменять нашу сталинку на две. Под мостом ночевать не останешься.
На лице Андрея нарисовалась догадка.
— Так это мама подбила отца перевести меня на безопасные внутренние рейсы?
— Не без её влияния. Зато у тебя в послужном списке будут два полёта, второй — командирский. Последний вопрос — история с собакой. Наши психолог говорит: в твоей маниакальной привязанности к Жульке есть что-то нездоровое.
— Я ему всё объяснил, — отмахнулся Андрей. — Если хочешь, повторю тебе. Это обычная беспородная псина, просто за три месяца, пока я был обязан по распорядку обеспечивать её нагрузкой для контрольного теста в сравнении с неподвижной Снежинкой, естественно — привязался к ней, потом испытал стресс, что выпестованную своими руками скотинку везу на убой. Через несколько дней — новая неожиданность, что её соблаговолили не разбирать на органы и оставляют мне. Вернусь в Звёздный, жизнь войдёт в обычную колею. Утром и вечером выведу на выгул, покормлю, поиграю чуток, всё. Она же — просто собака.
— Будешь улетать на орбиту — отдай маме. Она без ума от неё. Ей как раз такая маленькая нужна. Тебе больше немецкая овчарка к лицу.
— Я представляю. Очередное великосветское сборище цековских и министерских жён, напыщенные, с облитыми лаком начёсами, аж плющит, кто-то говорит — у меня доберман и он чемпион породы, вторая — у меня сенбернар, третья вообще ягуара держит в вольере загородного дома. Тут мама скромно выносит Жульку со словами «зато моя летала в космос», и все дамы зеленеют от зависти, а дома в добермана и сенбернара швыряют сапогом как в шавку.
Они посмеялись оба, на Аллу Маратовну такое очень похоже.
— Ладно, бармен. Учись жонглировать бокалами в невесомости. Пока.
Коль разговор зашёл о квартире, решать родителям, а не ей, Ксения не намеревалась присваивать всю её себе. Но это было… нечто вроде родовой усадьбы, больше, чем Серебряный Бор, дом умерших бабушки и дедушки в Гжатске, где теперь жил брат папы, и дом бабушки и дедушки в Оренбурге. Пусть это немного эгоистично, но отдавать, пусть даже путём размена, квартиру на Садовом не хотелось. Здесь бы вполне уживалась с братом, вздумай он переехать сюда из Звездного, его комната — всегда за ним. Но если он приведёт жену, никакой гарантии, что две женщины поладят на общей коммунальной кухне, особенно если новоприбывшая вздумает качать права.
На следующий день встречалась с Мирославом и впервые нарушила обет: ни слова с ним о работе. Повод был уважительный, Ксению буквально распирало. Тем более и характер встреч скоро изменится с переносом исключительно на выходные из-за её отъезда из Москвы.
Они ужинали в ресторане гостиницы «Молодёжная», достаточно демократическом по ценам. В места пафосные вроде Центрального дома литератора, куда дочь члена ЦК запросто имела вход, Ксения своего кавалера не водила, ибо дорого, а должность директора ГПТУ предполагала достаточно скромную зарплату, да ещё вычет четверти её на алименты. Закрытые рестораны для элитарной касты, где обед как в «Метрополе» стоил для избранных два рубля, ликвидированы при Шелепине, окончательную зачистку привилегий провели при Гагарине, установив: единственным бонусом высокого положения является зарплата, естественно, она куда выше у ответственных чиновников, чем у рабочего или рядового инженера. Всё что можешь купить — покупай. Или не обессудь.
Даже в «Молодёжном» Ксения заказывала салат и сок, отговариваясь заботой о фигуре, подчёркнуто стройной в тугих джинсах и облегающем чёрном гольфе. К октябрю в Москве похолодало, лёгкие платьишки отправились в шкаф на зимнюю спячку.
Мужчина брал горячее, он при массе более центнера был бы смешон, жуя одни листики-помидорки.
— Ты же никогда не говорила о космосе! — изумился он. — Всегда перескакивала на любую другую тему.
— Потому что у тебя нет допуска к информации с грифом «совершенно секретно», в отличие от меня, военнослужащей. Для тебя достаточно: «самочувствие космонавтов хорошее, все системы работают исправно». Точка.
— Что же изменилось?
Мирослав смотрел внимательно, иронично… и нежно.
А ведь они даже не целовались! Необычайное целомудрие для раскованных и не старых людей, вот уже сколько раз встречавшихся в довольно свободных нравами восьмидесятых годах.
— Меня зачислили в отряд космонавтов! Я перевожусь из госпиталя ВВС в Центр подготовки космонавтов в Звёздном городке.
