Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Чаще всего это просто конные патрули на пере­крестках дорог, но все-таки раньше такого не наблю­далось, молодец Вирланд, милитаризует страну.

Таких постов на дорогах много, я высмотрел на пу­ти еще один перекресток, телеги идут часто, конные и пешие тоже, такое оживленное место больше всего подходит для распространения слухов, особенно па­нических, я на огромной скорости промчался к само­му патрулю и резко остановил арбогастра.

Он уперся всеми четырьмя, вспахав глубокие ка­навы в пять ярдов длиной, и мы остановились почти лицом к лицу к лениво расположившимися у костра патрульными.

Они вздрогнули, вскочили, но Бобик встал перед ними со зловеще распахнутой пастью и горящими ба­гровым огнем глазами, и все застыли, страшась по­шевелиться.

— Ну что, орлы, — сказал я так ласково, что все пятеро побледнели, вот-вот грохнутся от ужаса в бес­памятство, — встречайте своего короля... Да-да, я уже не принц, а король. А через Тоннель сейчас идет сюда армия северных варваров, свирепых и жадных до бо­гатств Сен-Мари... Мы разгромили Мунтвига, теперь здесь разнесем все... По моему приказу не оставят в живых ни одного, кто посмеет противиться их вели­кому вождю Ричарду!.. Вот так и доигрались со своим герцогом Вирландом...

Не дожидаясь, пока кто-то пролепечет что-то в оправдание, я тронул коленями бока арбогастра, мыс­ленно веля ему уйти на большой скорости, но так, чтобы у меня не оторвалась голова, а сам пригнулся к его шее.

Бобик все понял, и мы все трое буквально исчез­ли, а патрульные настолько застыли в ужасе, что вряд ли кто-то даже сможет указать, в какую сторону нас унесло.

Сделав полукруг, мы понеслись к Большому Хреб­ту, держась в сторонке от дороги, что ведет к Тоннелю.

В десяти милях от зияющего черного отверстия вы­сится густой лес, тянется, изредка прерываясь, почти через все Сен-Мари, и я еще издали сразу заметил на опушке знамена моей Непобедимой и Познавшей Ра­дость Побед.

Как и указано Норберту, знамена то показываются из леса, то скрываются, якобы идет постоянная пере­группировка прибывающих войск. Блестит на солнце начищенное железо рыцарей в полных доспехах, мо­лодец Норберт, сумел даже их провезти среди якобы товаров. Не рыцарей, конечно, доспехи, но его раз­ведчики вполне сыграют надменных рыцарей-лордов, за которыми стоят многотысячные дружины.

Бобик унесся вперед, старается, это чтобы избе­жать надоевшего «Стой, кто идет?», разве не видно, что Бобик идет, а за ним обязательно притащится ко­пытное с Великим Лордом на спине?

Патрульные все же выбежали навстречу, уважи­тельно избегая столкновения с Бобиком, похожим на молодого резкого носорога. Один поспешно ухватил повод арбогастра, крикнул:

— Я держу, Ваше Величество!

Арбогастр даже не удостоил его взглядом, как же, удержит, а я соскочил на землю и пошел навстречу Норберту, что как эльф неслышно вышел из-за дере­вьев, коротко поклонился.

— Ваше Величество.

— Барон, — сказал я, — вам удалось провести на эту сторону даже больше людей, чем я ожидал!

— Но меньше, — ответил он, — чем хотелось бы мне. Граф Гуммельсберг сумел провести, к моему сты­ду, еше больше людей.

— Граф Гуммельсберг, — утешил я, — хитрый змей. А рыцари Ордена — люди честные, чистые и просто­душные.

Он вздохнул.

— Потому их не подкупить, не уговорить, не за­добрить.

— Как обстановка? — спросил я.

Мы медленно прошли между деревьями, где рас­положились люди Норберта, их сразу отличишь от блестящих рыцарей Альбрехта, как только он и уго­ворил их снять доспехи или прикрыть тряпьем про­столюдинов.

Норберт поглядывал на меня с уважительным ин­тересом, проговорил на ходу:

— Мои люди начали собирать сведения... И пер­вое, что услышали, это панические слухи, что через Тоннель сюда уже вошла огромная армия диких се­верных варваров. Дескать, мы едим сырое мясо и одеваемся в шкуры. Интересно, кто такую клевету возводит? А еще мы огромные, как деревья, и свире­пые, как волки! Ну ладно, это даже хорошо, почетно. В общем, эти звери разорят Сен-Мари и убьют жесто­кой смертью всех, кого увидят с оружием...

Я покачал головой.

— Какой невежественный народ. А еще высокая культура!

— Я тоже так подумал, — подтвердил он. — Прав­да, в этих одинаковых слухах уловил какие-то знако­мые интонации.

— Ничего нет нового под луной, — ответил я. — Думаю, и в безлунные ночи тоже. А под солнцем так вообще одни повторы.

— Да, — согласился он. — Жизнь тоже повтор. К нашей удаче, эта странная паника уже нанесла Вир- ланду поражений больше, чем если бы мы обруши­лись всей мощью. Или, как вы говорите, со всей дури.

— Удача ни при чем, — ответил я с надлежащей са­моуверенностью. — Это как бы интуитивный расчет, глубоко продуманный и потому спонтанный. Каков размер паники?

Он сказал довольно:

— Народ из армии Вирланда бежит уже не пооди­ночке, а целыми отрядами.

— Прекрасно, — сказал я, — а так называемое мирное население?

— Тоже бежит, — доложил он сокрушенно.

— Ничего, — сказал я, — вернется. В мирное время народ не трогают, все это понимают.

Он покачал головой.

— Но это вы здорово придумали, Ваше Величество. Это же ваших рук дело?

— Победа в информационной войне, — сказал я, — это весьма. Весьма, я бы сказал!.. Думаю, я в этом хорош.

— Еще бы, — ответил он. — Вы от воина все боль­ше уходите к политикам. Наверное, на уровне короля это и правильно?

Воины распахнули перед нами полог шатра за­щитного цвета, ай да Норберт, как это он додумался, шатры всегда бывают только ярких праздничных рас­цветок, хорошо заметные издали...

— Даже королю, — сказал я с досадой, — непонят­но, что делать с Тоннелем. Я поговорил с рыцарями Марешаля еще разок, но уже видно, Тоннель отка­зываются передать в мои руки. Дескать, служат миру и процветанию, потому армии не должны проходить через Тоннель ни в одну, ни в другую сторону.

Он сказал с неодобрением:

— Я думал, Орден Марешаля в руках герцога Гот­фрида...

— Герцог Готфрид, — напомнил я, — всего лишь верховный магистр. Решения принимает обычно со­вет магистров, а мы... гм... недостаточно вчитались в устав Ордена.

— А что там не так?

Я ответил, морщась:

— Там все так, это мы не так. Устав прекрасен!..Даже слишком. Но мы живем не на самой прекрас­ной земле. И если будем стараться ходить только по чистому, вообще нельзя за порог.

— Значит, — спросил он, — повлиять на их решение никак? Чтобы передали Тоннель снова в ваши руки?

— Не получится, — ответил я. — Это же ломать устав!.. Нет, они чувствуют себя правыми.

Он пробормотал:

— Вообще-то они и есть правы, но что делать...

— Не знаю, — сказал я. — Не знаю, что и как де­лать, к тому же проклятое время работает против нас. Пошлите за Альбрехтом, надо будет посмотреть дис­позицию.

Полог отлетел в сторону, Альбрехт вошел во всем блеске могущественного графа: доспехи из Вестготии, синеватая сталь лучшей выделки, все сочленения по­догнаны с минимальными зазорами, на кирасе насеч­ка изумительно филигранного рисунка морды оска­ленного льва, широкий кожаный пояс укрыт серебря­ными бляхами, ноги упрятаны в сталь, а за обладание такими сапогами короли могут начать войну.

— Впечатляет, — сказал я с чувством. — И другие такие же?

Он горделиво наклонил голову.

— Ваше Величество... Я не мог не оправдать ваши ожидания.

— Вы их превзошли, — заверил я. — Информа­ционная атака уже вносит жестокое смятение в ря­ды противника, уцелевшие бегут, фанатики клянут­ся умереть, но не сойти с места, что нас устраивает. А сейчас давайте посмотрим на карту.

Норберт выглянул, проверил, как бдит стража, дело чрезвычайно важное, никто из посторонних не дол­жен услышать хотя бы слово.

— Ваше Величество, мы готовы.

Я кивнул на карту, что заняла всю столешницу.

— Это Сен-Мари, если кто уже забыл. Красным я отметил замки и крепости, которые в свое время передал своим наиболее отличившимся рыцарям и военачальникам.

Альбрехт проронил первым:

— Понятно. Теперь снова наши. А эти вот... корич­невые?

— Коричневым те, — сказал я, — хозяева которых рьяно поддержали Кейдана. Патриотов среди них нет, успокойтесь. Это шкурники, при Кейдане катались как сыр в масле, потому и драли за него глотки. В из­гнание за ним не последовали.

Норберт помалкивал, Альберт сказал снова:

— Понятно. Этих тоже. А эти, которые со знаком вопроса?

— Это просто поддержавшие мятеж Вирланда, — сказал я. — Среди них есть и достойные люди, по­тому... хотя вообще-то сперва будем придерживаться своих интересов, а уже потом примем во внимание все остальное.

Норберт проронил:

— Своих... до какой границы?

— С кораблей высадятся преданные мне люди, — объяснил я. — Часть из них отличилась весьма... Не только ради них самих, но и для бодрости духа армии их нужно наградить.

Альбрехт заметил холодно: