Последний ранг. Том 3 - Анна Кондакова
— Сообщите, как только это произойдёт, — кивнул я. — Их встреча — важное событие. Как минимум, для меня. Как максимум, для всех нас.
Секретарь нахмурился и промолчал, но наверняка подумал, что доверять десятилетним доморощенным пророкам — не самый надежный метод борьбы с Волотом.
Я не стал ни в чём его переубеждать.
Мои мысли вернулись к другим задачам. В первую очередь надо было забрать из тюрьмы самую большую свою проблему и самую большую надежду — Виринею Воронину.
Я даже переодеваться не стал, чтобы не тратить время, а сразу отправился за девушкой. Сейчас мне было плевать, что на мне грязный смокинг, оставшийся ещё с Бала Мёртвых, и что от меня воняет тухлятиной и гарью из червоточины.
Это было ничто по сравнению с опасностью, которая нависла над Виринеей. Надо было срочно взять её под защиту.
До места мы летели через два пространственных коридора. Дважды на окна АЭ-Роптера опускались ставни, и дважды из окон салона открывались виды: сначала — пригород Петербурга; потом — густой лес и туман.
Когда окна открылись третий раз, то я увидел уже другой военный объект, совсем не похожий на предыдущие. Не школа и не корпус для работы силовых служб.
Это была тюрьма.
Нет, никакой колючей проволоки, надзирателей по периметру и своры собак тут не имелось. Это был комплекс обычных трёхэтажных зданий за высоким забором, вполне даже симпатичных, выкрашенных в жизнерадостные зелёно-белые цвета.
Но то, что это тюрьма, не было никаких сомнений.
От неё веяло тяжестью приговоров.
Непроницаемая магическая граница здесь тоже ощущалась. Её явно возводили целой группой магов из разных Путей и поддерживали в постоянной активности.
Внутрь меня не пустили. Всё, что было позволено — это открыть салон АЭ-Роптера и впустить троих человек, ждущих на площадке, а затем снова взлететь и отправиться обратно.
Из трёх пассажиров двое были охранниками. Причём обе — женщины сурового вида. А вот третья…
Я проводил её взглядом, пока она садилась в кресло АЭ-Роптера, а заодно проверил, поставили ли на неё Печать Блокады.
Да, поставили.
Временную, но всё же.
Треугольник мерцал красной краской прямо на лице Виринеи (на правой щеке) — так делали в тюрьме, чтобы сразу видеть, есть ли на заключённом Печать.
Виринея устроилась в кресле напротив меня, звякнув наручниками. Её уже успели переодеть в неприметный серый костюм, будто учительницу из пансиона, а её яркие волосы спрятали под платком. Рядом с ней сели обе охранницы. На меня девушка, кстати, так ни разу и не посмотрела, сразу уставившись в пол.
Жан Николаевич наклонился к моему уху и прошептал:
— Эта скромница убила двести двадцать три человека, включая очень серьёзных людей из высшего общества. Вы уверены, что справитесь с ней?
— Справлюсь, — ответил я, внимательно изучая Виринею.
На самом деле справиться с ней было сложно. Проще — склонить на свою сторону только за счёт убеждений. Таких людей, как Виринея, надо было ставить перед фактом и очевидным выбором. Больше никак.
Чувствуя мой пристальный взгляд на своём лице, она наконец подняла голову. Ничего не сказала, конечно, но поджала губы и сощурила глаза. В них всё ещё не утихла скорбь по дяде, да и вряд ли когда-нибудь утихнет.
На шее Виринеи болтался тот безвкусный стальной кулон в виде розового сердца, который я ей подарил перед Балом. Внутри должен был храниться коготь с ядом Анчара, но я точно видел, как Виринея надевала этот кулон на Анастасию Баженову, прежде чем та убила себя этим самым ядом.
Сейчас кулон снова висел на шее Виринеи.
Она опустила взгляд в пол и осталась сидеть неподвижно до конца поездки. Мне было жаль её дядю, искренне жаль, и я винил себя в его смерти, но в то же время понимал, что Ян Стоянович Воронин выбрал свой путь сам, хоть и не без моего давления.
Когда АЭ-Роптер наконец приземлился, то из окна салона я сразу увидел до боли знакомые места.
Это была площадка на заднем дворе родового гнезда Бринеров — дома на Белом Озере близ Изборска.
Я заметил свежестриженный газон, каменные дорожки и уже начавшие желтеть клёны.
На душе стало по-странному тихо. Всё замерло в предвкушении и тревоге.
— Добро пожаловать домой, господин Бринер, — улыбнулся мне Жан Николаевич.
Услышав это, Виринея резко подняла голову и уставилась в окно салона — на клёны и белый замок вдалеке.
Она явно не ожидала, что у меня получится вернуть себе этот дом — то самое место, где всё началось.
* * *
Дворец, окружённый садом, выглядел статно и благородно, как и столетие назад. Строгий и утончённый, он будто стремился ввысь.
Это была постройка восемнадцатого века. Всё в нём было аккуратно, но при этом роскошно и с душой.
Трёхэтажное здание венчали три башни с фронтонами, массивные арки поддерживали колонны с капителями, а балконы будто ждали, когда на них выйдет кто-то в одеждах из прошлого века.
Дом выглядел так, будто принадлежал другому миру.
Военный АЭ-Роптер только что покинул территорию, оставив меня и Виринею одних. По крайней мере, это выглядело именно так: будто мы одни. На самом деле по периметру имелась охрана, а плюсом к ней вокруг дома возвели магическую границу такой же крепости, как в тюрьме.
Через границу туда и обратно могли проходить только я и моя горничная, а вот для Виринеи всё было иначе. Она могла войти, но не могла выйти.
Пока мы стояли, я вдыхал запах осенней прелой листвы и разглядывал округу.
Казалось, я покинул это место вчера, а ведь прошло сто лет.
Сто!
Здесь успела пожить совершенно чужая семья. Ненавистные мне господа Стрелецкие, которые теперь и сами лишились всего. Прямо как Бринеры.
— Может, ты снимешь с меня наручники? — Вопрос Виринеи вернул меня на землю.
Я взял её за локоть и повёл через сад в сторону высокого крыльца к центральной башне.
Наручники не снял. Об этом была договорённость с Чекалиным. По большому счёту, мне передали преступницу, серьёзно при этом рискуя и надеясь на моё благоразумие.
А риски были огромные. Это понимали все, в том числе сама Виринея.
— Сниму, как только войдем в дом, — ответил я.
Она уже догадывалась, что теперь этот красивый дом станет её тюрьмой, и выйти отсюда получится только тогда, когда я этого захочу.
— Ты всех гостей в наручниках домой приводишь? — В её голосе появилась желчь.
— При других
