Корыстный интерес (СИ) - Ник Венджинс
Переночевали мы в портовой гостинице. На этот раз Акада даже рта не раскрыла, когда я вечером завалился спать рядом с ней. На двуспальную кровать у нас денег не хватило, иначе мы бы остались без ужина, поэтому, хоть и скрипя зубами, но она стоически вытерпела нашу вынужденную ночную близость.
За следующий день мне удалось заработать больше, и я уже был готов к тому, что Акада запросит отдельную комнату для себя, но, к моему несказанному удивлению, она потребовала иное.
— Вот, — уперев руки в бока, заявила Акада, указывая на два ведра воды и корыто.
— Что «вот»?
— Мойся, а то я рискую задохнуться ночью от портового парфюма.
— Поможешь? — ухмыльнулся я, заметив, что она постепенно впадает в ступор, наблюдая за моим раздеванием. Но тут она очнулась, раскраснелась и выбежала из комнаты в коридор.
Несмотря на горячую воду, мне так и не удалось смыть с себя дикое напряжение мышц. Завалившись в постель, я вытянул ноги, сокрушаясь, что впервые в жизни устал настолько сильно, что не могу ни расслабиться, ни заснуть. Да и близость Акады этому, мягко говоря, не способствовала.
Учитывая развратные нравы этого государства, было решено переодеть Акаду в парня, дабы не смущать женским полом команду корабля, на котором нам предстояло отплыть следующим утром.
Объяснялись мы с Акадой исключительно жестами. Такими же жестами я послал куда подальше Мотю и Маню, всё это время ошивавшихся возле портового отеля. Пёс и кошка ни в какую не соглашались залезать в ящик и притворяться товаром.
— Тогда вообще здесь останетесь! — шикнула на них Акада, поддержав мои рьяные жестикуляции. — Через пятнадцать минут отчаливаем. Быстро в ящик!
После чего Акада развязала узелок тканевого мешочка и вытащила пирожки, купленные у уличной торговки.
— Возьми, — стесняясь самой себя, предложила она мне, — ты почти ничего не ешь в эти дни.
— С чем пироги?
— С мясом.
— Ты же знаешь, что я не ем мяса. Я ловил тебе рыбу и приносил птицу для Моти, Маньки и тебя, но сам не ел. Зачем сейчас подсовываешь?
— Что за глупости? Ешь, тебе нужны силы. У тебя серьёзные физические нагрузки.
— От поедания трупов силы не прибавляются. Это самообман.
— Ты так исхудаешь.
— Разве? — не стесняясь прохожих, задрал я свою кофту. — Где ты здесь немощь углядела? — Акада отвела взгляд от рельефного тела, которым я не столько гордился, сколько принимал как должное. — Отравление даёт эффект насыщения, так как организму требуется чистка и срочный отдых, оно же оказывает стимулирующее воздействие. Такое же наблюдается у кофеманов, например.
— Первый раз такое слышу, — возмущённо фыркнула она, натянув мне кофту обратно. — Хватит здесь своим прессом светить! У вас все нефилимы вегетарианцы?
— Почти. И люди когда-то были вегетарианцами и сейчас таковыми оставались бы, если бы не разучились слышать ушами и уразуметь сердцем. Вам ещё в Библии всё сказано было: «Не убий!» и «Только плоти с душою, с кровью её не ешьте» или «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу её от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека», ибо «заклающий вола — то же, что и убивающий человека». И много, что там сказано было на эту тему, но половину священного знания никто и никогда не увидит, а другую половину неправильно переводят и заведомо искажают ложными разъяснениями.
— Там и про мясо сказано, — съехидничала она. — Даже животные перечислены, коих есть можно.
— Теперь там много что сказано, — в тон ей передразнил я. — И даже про месть, и про то, как нужно обращаться с иноземцами, и как лицемерить, и про многожёнство, и про многое-многое другое. Что же теперь, всему следовать? Почему-то святые отцы вашей церкви сами мясо не употребляли. Не говоря уже об Иисусе.
— А вот и неправда! — весело отсекла она.
— Правда, — даже заморгал я. Как-то непривычно было спорить с простым человеком, хоть и полукровкой, на темы, которые я знал наверняка. Доказывать ничего не хотелось, но и позволить Акаде одержать верх я не мог. — Акада, я не стану с тобой спорить. Просто ты пойди и сама проверь: убей хотя бы Маньку. Сможешь?
— Что?! — раздалось из ящика.
— Да-да, — закивал я, пнув ящик, — перережь засранке горло. Хватит за ней лотки выносить! Одна кошка, а сколько какашек! И перережь ей горло так, чтобы с первого раза получилось. Посмотри ей в глаза, впитай её муки и крики, а затем сдери с неё шкуру да кожу.
— Акада, — испуганно мяукала Манька, — ты же не станешь этого делать? Ты же любишь меня!
— Нет, конечно, она не любит тебя, — вещал я, смотря в расширенные глаза Акады. — Она всего лишь в одном шаге от твоего убийства, Манька. А после тебя — в одном шаге от убийства человека. Что ты на меня вылупилась, Акада? Об этом все древние религии твоего мира говорят: и буддизм, и индуизм, и джайнизм, и даже суфизм.
— Индуизм и буддизм здесь совершенно ни при чём! — авторитетно заявила Акада. И я сразу вспомнил её домашнюю библиотеку, состоящую из теософской и эзотерической литературы. — Люди испокон веков держат скотину и птицу ради этих целей.
— Ты тоже Маньку держишь, чтобы она крыс да мышей гоняла. И Мотю, чтобы он сигнализацией работал.
— Меня ты тоже предложишь на ужин? — подал голос Мотя.
— Пусть на ком-нибудь из вас поучится, — предложил я. — Пусть увидит, как коченеет труп, эзотеричка фигова. Как после этого приходится ждать следующей стадии — стадии созревания мяса. После чего нарежь ломтиками и поджарь с приправами или сделай шашлычок из кошатины. Думаешь, такая пища принесёт тебе здоровье и пользу? Ты реально так думаешь? Или полагаешь, что всё, описанное сейчас мной, не происходит с говядиной на скотобойне? Да там во сто раз хуже и страшнее! Если у твоей Маньки и Моти души да мозги имеются, почему бы и корове душу с разумом не иметь?
— Что за гадости ты говоришь?! — замахнулась на меня Акада.
— Только правду, которую ты не хочешь знать! — поймал я её руку. — Страшную правду, на которую омерзительные трусы-люди закрывают глаза, ссылаясь на свою нежную душевную организацию! Вы все насквозь больные. И запах от людей — запах смердящей плоти и гниющей души. Ничто не проходит бесследно. Кара всех настигает. От ваших святых, кстати, иной запах исходит.
Акада побледнела.
— Что ты позеленела вся? — сощурился я. — Как и все остальные, даже не задумываешься над тем, что ты ешь. И какой ценой всё это добывается, какие стадии проходит,
