Корыстный интерес (СИ) - Ник Венджинс
— Нет уж! Ещё как залезу. Так что подвинься, дорогуша.
— Только попробуй. Я закричу.
— Кричи. Тогда нас выставят вон. Они думают, что мы муж и жена.
— Это ты ляпнул.
— Надо же было что-то сказать.
— Здесь царят такие нравы, что мог бы назвать меня сестрой или кем угодно ещё. Никто бы не удивился нашему совместному путешествию.
— Что первое пришло в голову, то и сказал. Подвинься! Разлеглась тут…
Она попыталась возразить да забрать одеяло, но я дёрнул его на себя, после чего бесцеремонно залез в кровать.
— Ох! — прикрылась Акада, да было поздно: я заметил, что она без одежды. Совсем. — Отдай мне одеяло! Немедленно! Я постирала свои шмотки.
Отдал, конечно. Замёрзла бы ночью. А вот я под утро реально задубел и сантиметр за сантиметром, по-партизански, пробирался под вожделенное одеяло. В итоге к моменту пробуждения я уже нежился в тепле, прижавшись к спинке Акады. Мне снилось большее… и когда пощёчина выдернула меня из мира грёз, я был не совсем уверен, что…
— Я ничего не делал! — в любом случае выкрикнул я в своё шаткое оправдание. — Что ты сразу бить-то?
— Ты лапал меня! — рычала Акада, вскочив с кровати и закутываясь в одеяло, точно в кокон.
— Да больно нужно! — разозлился я, потирая горящую щёку одной рукой, а второй шаря по полу в поисках брюк. — Меня такие худосочные не заводят.
— А что тогда мне в попу упиралось, раз не заводят?
— Фантазии твои упирались, вот что!
Акада покраснела, сжав губы в тонкую линию. Небось, раздумывала, как меня оскорбить в ответ на моё оскорбление, но тут в дверь постучала хозяйка, приглашая на завтрак, и наша перепалка сама собой сошла на нет.
Внутрь себя смотреть сложнее, чем на других
Радушие хозяев быстро исчерпало себя, чему в заметной степени поспособствовали Мотя и Маня. Первый сцепился с дворовым псом, а Манька залезла в хозяйский погреб и налакалась там сметаны.
Извиняясь и кланяясь добросердечному семейству, мы поскорее двинулись в дальнейший путь, до этого в подробностях разузнав о судоходстве странного мира. Оказалось, что на другой континент можно попасть на корабле, переплыв всего лишь небольшой пролив. По словам хозяйки, там, на другом континенте, в другом государстве, проживал древний колдун, снабжавший всех магическими артефактами. Встречи происходили исключительно в королевском замке и нигде больше. К нему съезжались со всего света, но попасть на «приём» без очереди можно было только по великодушной просьбе самого короля, потому что только ему известно, где проживает старец.
«Опять король… — уныло подумал я, — опять приёмы, тайны и политические интриги. Придётся снова во дворец прорываться».
Но делать нечего. Нужно искать артефакт для скорейшего открытия портала.
Всю дорогу мы не разговаривали между собой. Мотя злился на Акаду, так как получил не только разорванное ухо в драке с дворовым псом, но ещё и нагоняй от хозяйки. Помимо этого Мотя злился и на Маню за то, что ему не досталось сметаны, пока он стоял на стрёме, а Маня лакомилась. Маня же злилась на меня, когда я сообщил ей то, что о ней думаю, и на Акаду, которая не сказала и слова в её защиту. Акада же продолжала ненавидеть меня из-за постельного происшествия, а я ненавидел Акаду, потому что считал, что она всё себе нафантазировала и ничего значительного не произошло. Ну… или почти ничего.
В общем, двое суток мы в полной тишине шли лесной тропой по направлению к морю.
Остановившись вечером на живописном холме, с которого уже был слышен и виден морской прибой, мы разожгли костёр, решив, что спускаться к людям лучше утром — отдохнувшими и полными сил.
Погода стояла самая сказочная: тёплая, ни облачка, ни порывистого ветра. Только пряные запахи цветущих кустарников; свежий бриз, доносящийся с моря, и наш костёр, на котором Акада подсушивала хлеб, проткнув его длинной веткой.
Невольно засмотревшись на тонкие, изящные, безумно женственные запястья девушки, я не заметил, что и сам стал объектом пристального изучения.
Хотелось помириться, но гордость не позволяла. Или гордыня. Чёрт разберёт, что там не позволяет, но так и подмывало ввернуть очередную колкость. Решив, что это будет слишком — мы и так общались жестами — я улёгся на спину, закинул руки за голову и принялся рассматривать незнакомый звёздный небосвод.
— О чём ты думаешь? — неожиданно подала голос Акада. Я и забыл уже, какой он у неё… приятный. Она села рядом и примирительно протянула ветку с горячим куском хлеба. Недоверчиво покосившись на Акаду, я потянулся за угощением, и мой взгляд сам скользнул по декольте платья, что ей пожертвовала гостеприимная хозяйка.
— О твоих пирожках, — ответил я, с трудом возвращая взгляд к звёздам.
Даже не успел понять, что произошло, как лицо загорелось пощёчиной. Я вскочил на ноги, роняя ароматный хлеб на землю.
— Да что с тобой не так?! — взвился я. — Сейчас-то за что?
— За пирожки! — гневно воззрилась на меня Акада, прикрывая рукой вырез платья.
— Дура! Я имел в виду твои пирожки с капустой, которые ты там, в прежнем мире, готовила.
— Тогда я имела в виду комара, что впился в твою щёку! — надулась Акада, отвернувшись в костру.
Вот и помирились! Теперь она обиделась ещё сильнее.
Весь следующий день, пока мы шатались по пристани, она со мной не разговаривала. Лишь к вечеру, убедившись, что нас бесплатно никто на свою шхуну не пустит, она выдавила из себя дельный совет:
— Наймись в работники. Скажи, что грузчиком подработаешь.
— Да? — тут же вскинулся я. — Может, лучше ты предложишь себя капитану? Это и быстрее получится, и я спину не надорву, таская неподъёмные тюки да бочки.
— Сволочь.
— Нашлась тут… королевна! — гневно отшвырнув камень, что лежал рядом с моей ногой, вскипел я. — Почему женщины считают, что мужчины им вечно всё должны?! Ездят на мужиках как на ослах. Причём во всех измерениях! Сам факт, что ты женщина, вовсе не означает, что я обязан спину гнуть и тебе путь облегчать. Только и слышно, что «мужчина должен… мужчина обязан…» А, собственно, почему он что-то кому-то должен?! Он абсолютно такое же существо, с душой и телесными потребностями.
Она сузила глаза, уставившись на темнеющее море, и не издала больше ни звука, пока я изливал на неё всё негодование, что скопилось в моей душе. Простояли мы так недолго. Ненавидя Акаду за правоту — или саму ситуацию за безысходность
