Спасти красноармейца Райнова. Книга пятая. Интуит - Владимир Геннадьевич Поселягин
Да, десять лет я получил, из которых восемь месяцев отсидел. Сейчас двадцать шестое августа сорок второго. Вообще наказание мне выдали самоё лёгкое из возможных. По моему мнению, мне пару затрещин отвесили, чтобы знал своё место. Прокурор просил пожизненный срок, кто-то на того давил, а судья дал десять лет общего режима, без лишения звания и наград, без конфискации, хотя всё это вроде как обязательно. Тут и тупому ясно, что наказание лёгкое из возможных. Да и судили меня не за длинный язык, такой статьи нет, и не как диссидента, против страны и я ничего не имел и против власти не шёл, так на допросах и сообщал, просто озвучил проблемы в армии, причины поражений. Причём, допросы без физических воздействий, всё же моё предупреждение восприняли серьёзно. Нет, поискав, нашли к чему придраться. А я мародёр, снимал ценное с тел убитых врагов, и бойцам сначала взвода, потом роты, и даже батальона, это не только разрешал, но и насаждал. Ну и уничтоженных пленных вспомнили, тех кто руки поднял, а мы их в плен не взяли, по моему приказу. Некоторые бойцы дали показания. Вот по совокупности и дали десять лет. Такие ходоки пошли с середины лета, эта группу у нас уже седьмая. Да я бы с первой ушёл, мой шанс, понимаю, но меня так заинтересовала самобытность жизни в лагерях, а я пользовался в лагере большим авторитетом среди воров, песни блатные исполнял, у меня их с десяток было, больше не помнил, что пропустил это. Воры меня учили многим наукам, своим законам. Это так интересно. Ещё наш лагерь имел шахту и карьер, где работали заключённые. Добывали изумруды. Причём, то что до передовой, где финны стояли, было километров двести, пару раз на лагерь устраивали воздушные налёты, не помешало добыче важного материала. Никто лагерь переносить и не думал.
Да, вы поняли, я ещё камни добывал. Заключённые, не смотря на множество обысков, хорошо прятали найденные камни, а я скупал, и платил немецкими консервами. Мол, с воли прислали, иногда коньяк отдавал, было две коробки французского, да ящик шнапса. Чай или какао хорошо шло. Раз мародёром назвали, надо соответствовать. Охрана бесилась, пытались взять на скупке через своих людей, перетряхивали наш барак по пять раз на дню, и пусто, купленные камни из хранилища не достать. Я уже штук двести смог добыть. Ладно это, у нас в лагере и ювелиры были, за солидную пайку от меня, теми же припасами от немцев, те подручными средствами огранили мне некоторые камни. Тут, к сожалению, дело туго шло. Нормальных камней нет, всего шесть штук и успели за всё время огранить, но идеально сделано. Пятеро уже полны маной были, шестой днём заряжаю. Ночью не получается. Иногда тихо подбираются к моей койке, сбрасывают на пол и всё обшаривают, было так несколько раз. Днём безопаснее, под приглядом. Да, работал я дробщиком камня, кувалдой разбивал. Неплохо прокачался на усиленном пайке из своих запасов, и с такой физической нагрузкой. Почему эту ночь не спал, позже расскажу, а пока коснулся плеча стоящего передо мной заключённого, тот сделал шаг вперёд и в бок, и вышел из строя, сообщив:
— Я согласен.
Глава 4
— Строев, тот что наших девчат спас из плена и вывел, — пояснил полковнику начальник лагеря майор Дуров, он меня хорошо знал. — Десять лет лагерей получил.
— Так вот куда он пропал? Ладно, беру.
Майор кивнул, и подскочивший охранник, отвёл и стал формировать отдельный строй, сюда собирались те, кто согласился повоевать, искупить вину кровью, как говорится. Пока три десятка набралось. Ну и пока полковник по второму кругу пошёл, зазывая, вспоминал, как это время прошло. А было что вспомнить. В этом лагере, что в густых лесах раскинулся между Архангельском и Вологдой, сместившись больше на северо-восток, тут по лесной дороге до ближайшей железнодорожной станции километров тридцать будет, я прибыл уже в конце декабря. Со мной вообще быстро всё решили, провели следствие, суд, процесс закрытый, и по этапу. Обустроился, с ворами быстро сошёлся. Гитару нашли, песни пел, меня серьёзно так уважали и обучали своим законам и правилам. Очень интересно. Надо будет после войны ещё посидеть, влиться в это закрытое и замкнутое общество. На данный момент, двадцатое августа, хранилище накачалось на пять тонн и сто девяносто килограмм ровно. Ну почти, ещё два сверху. И хранилище по сути было полное. Вот только что перед тем как на плацу выстроили, немало потратил, почти триста килограмм. Об этом чуть позже. По прибытию в лагерь я жил как жил, очищал снеговыми лопатами карьер, он работал каждый день не взирая на погоду, вход в шахты, дробил камни, работал как все. Питался часто своим. Дальше по-тихому и начал скупать изумруды, нашёл ювелиров, и те начали работать, за питание. Так до весны и пролетело время. Ещё в апреле я начал рыть подземный ход. Места порядочно накачалось, да и я за счёт продажи или обмена припасов на полтонны освободил, убирал кусок земли метров пять длиной, чтобы приползти можно, затыкал земляной пробкой, присыпая края, чтобы не нашли, потом на карьере от земли избавлялся.
За месяц за территорию лагеря и прорыл канал. Спуск был из склада с инструментами, у меня был ключ, выходил в корнях старого кедра, метрах в ста от опушки. Тут от ограды лагеря до опушки деревья и кустарник метров на двести вырублены. В конце мая, когда потеплело, и совершил временный побег. Временный, потому что утром, к перекличке на плацу, вернулся. Сбегать я и не думал, но причина покинуть лагерь в том, что у меня припасы подходили к концу. Я и сам питался, и расплачивался за работу других. За те же изумруды платил щедро. Воровская масть постоянно их приносила, как только через проверку проходили? Хотя я не спрашивал, тут вообще вопросы задавать было не принято. В общем, как стемнело, я покинул лагерь, пробками вход и выход закрываю обязательно, добежал до лесной дороги и рванул по ней. Память не подвела, нас тут два десятка в декабре строем вели, полянка была. Нашёл. Вот с дороги и взлетел, деревья расступились, не помешало, и полетел к финнам, севернее Петрозаводска. А за припасами. Нормально добрался, передовую точно пролетел, километров на двадцать ушёл вглубь территорий, перелетев государственную границу, и приметив село, не деревню, крупнее, сел недалеко.
