Газлайтер. Том 27 - Григорий Володин
Я ухмыляюсь, сбрасываю иллюзию и выходя из укрытия, лениво замечаю:
— Что-то неважно вы выглядите, лорд Дамар.
Дамар, в крови, на коленях в снегу, поднимает на меня перекошенное от ярости лицо. Захлёбывается хрипом, но хватает дыхания выдохнуть:
— Грёбаный человечишка… Ты сдохнешь!
И хлопает себя по плечу.
Мир вокруг нас вздрагивает.
Мгновение — и реальность рассыпается. Всё тонет в Расширении Сознания: пепельная равнина, мрачная и безжизненная. С неба валит обжигающий серый пепел, тяжелыми хлопьями падает на плечи, шипит на коже. Пепел не обычный — он псионический, обжигает не только тело, но и разум.
Я удивлён. По-хорошему, Дамар, как обычный Грандмастер, не должен был владеть таким приёмом. Расширение сознания — это уровень Высших. Значит, талант у твари всё-таки имеется. Да, завидую.
Я-то пока не могу выйти в Расширение… ну, вернее, могу, но не хочу делать что-то такое убогое, за что потом самому будет стыдно. Я хочу мощное Расширение — такое, чтобы ресурсы на его создание окупались стопроцентным поражением врагов. Без всяких «но» и «почти получилось».
Не теряя времени, срочно покрываю себя каменным доспехом, усиливая ментальную броню — иначе этот пепел сожрёт меня заживо.
Дамар поднимается, скрежеща зубами. Бросает какие-то тупые угрозы, концентрирует псионический пепел вокруг для мощного удара.
Но я ему не дам ни шанса.
Я выкатываю почти весь свой Легион — не толпой, а по очереди. Первым из пустоты выныривает Стоеросов и, не теряя ни секунды, атакует. Гигантский каменный валун, заряжённый электричеством, с грохотом шмякается в сторону Дамара, вздымая волну искр и пепла. Стоеросов тут же исчезает, не задерживаясь.
— Что за нахрен⁈ Кто это был⁈ — орёт Дамар, дико озираясь.
Следом, с другой стороны, появляется Воронов. Клинок Тьмы летит по дуге, рассекая воздух, — прямо в спину Дамара. Удар — и Воронов тут же растворяется.
— Еще и Тьма⁈ — визжит Дамар как резаный.
За Вороновым мелькает кровник Егор. Выныривает почти вплотную, швыряет кровавый шар. Тот взрывается, сбивая Дамара с ног, разбрасывая по воздуху кипящую кровь.
— Как возможно⁈ Что это за фантомы⁈ — захлёбываясь, орёт Дамар, пытаясь подняться в шипящем воздухе. Он накрывается пепельным куполом.
Я улыбаюсь.
— Это не фантомы, лорд Дамар. Это мои легионеры. А вот фантомом скоро станешь ты.
Формирую сразу десяток легионеров и швыряю их в бой. Мои ребята выныривают из пустоты и молча атакуют, ударяя техниками по Дамару сзади, сбивая его с ног. Пепельная защита рассыпается.
Дамар падает, зарываясь в пепел, и в ту же секунду выплёскивает всплеск астральной материализации. Энергия взрывается вокруг него грязно-серым вихрем, воздух начинает шипеть, а пепел вокргу зашипел ещё яростней. Приходится срочно поднять пси-купол, иначе эта гадость сожрёт меня заживо.
Блин, всё-таки это его Расширение — пусть и слабое, но всё же пространство Дамара. И пускай он владеет им неважно, но с этим пеплом ему удаётся хоть как-то держаться.
Но и у мне тоже есть козыри в чужом ментальном пространстве. Дело в том, что Расширение — это часть Астрала, а в Астрале мои легионеры становятся материальны. И речь далеко не только о людях.
Вот тут-то к Дамару подбирается Жора. Мой огромный жабун одним прыжком оказывается возле валяющегося дроу, дрожит зеленым брюхом, и, присев на лапы, высовывает язык — длинный, как верёвка, толщиной с руку — и одним мощным броском слизывает с его охреневшей морды остатки энергии.
Расширение сознания тут же трещит, ломается и рассыпается в клочья. Пепельный мир уступает место реальному: Антарктида, снег, морозный холодок.
Дамар лежит на снегу без сил. Вот он, момент плюшек. Сейчас заберу его память… Но действовать нужно осторожно. Разум у Дамара расслаблен, истерзан, но он всё ещё матерый телепат, а такие умеют закидывать ловушки на автомате.
И, конечно, ловушка есть.
В последнюю секунду Дамар осознаёт, что проиграл. Чувствует, что я вхожу в его сознание — и орёт с таким отчаянием, что его голос режет воздух, как нож по стеклу:
— Ни хрена ты не получишь, Филинов! К чёрту тебя!
И сжигает себе нейроны, жадный говнюк. Называется: ни себе, ни людям.
Я едва успеваю ухватить приличный обломок — информацию о методах подчинения зверей в Багровой Империи.
«Неплохо, — мысленно отмечаю я, перешагнув покойника. — Сгодится. Теперь можно будет приучать новых зверюшек.»
Через мысленную связь бросаю короткий запрос Ледзору:
— Докладывай.
Ответ приходит быстро, бодро:
— Всех монахов перебили, хо-хо. Феанор сам чуть ли не половину раскидал. Сильный мужик, граф! Надо будет с ним потом спарринг замутить… Но, конечно, больше всех сжёг Золотой — сверху, как огнемёт с неба, буквально. Мы на него и делали ставку.
Я улыбаюсь, глядя на дым, поднимающийся из-за сугробов — это догорают остатки монахов.
— Круть.
Артиллерия давно стихла. Стрелять больше не было смысла. Я ведь и не собирался стирать Обитель с лица земли. Те, кто до конца остался верен настоятелю, ушли с ним в туннели, а потом легли уже на равнине — там, где их и ждали.
Бросаю мысленный зов в лагерь — Насте и Дятлу. Вскоре за мной на гусеничном мобиле подлетает Настя. Следом едет длинная, тяжёлая колонна: грузовики, броневики, машины, набитые таврами. Другие отряды тоже подтягиваются, двигатели гудят единым строем. Настоящая железная волна.
Мы разворачиваемся и направляемся к Южной Обители. Пора брать главный трофей.
Ворота крепости уже распахнуты настежь. На фоне тёмного проёма стоят худые, согбенные фигуры гумункулов-монахов. Головы опущены, стоят, дрожа, как щепки.
Я выхожу из машины, но к ним не иду. Не спеша, жду. Они сами подходят ближе — молча, с опущенными головами, руки спрятаны в рукава. Один, самый смелый, тонким глухим голосом произносит:
— Мы сдаём последнюю обитель, лорд Данила. Настоятеля больше нет. В Великую Идею мы больше не верим.
Я киваю, неторопливо:
— Отлично. А что будет с вами?
Монахи удивленно переглядываются между собой. Видно, что они ожидали плена. Только вот мне самому, если честно, пленники ни к чему.
— Мы… не знаем, — наконец выдавливает один.
Я усмехаюсь:
— Ну, раз не знаете, то идите ко мне работать. Подчинение Первого Мастера вас устроит?
Монахи вздрагивают. Их лица — комичная смесь надежды и страха.
Обернувшись к машинам позади, я коротко приказываю:
— Первый,