Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим
Величковский изучил текст, близоруко щурясь через пенсне:
— Чрезвычайно интересно, — он задумчиво погладил седую бородку. — Это подтверждает мою теорию о карбонатных коллекторах данного типа. Необходимо срочно провести полный анализ образцов новой нефти.
— На это нет времени, — покачал головой Мышкин. — Заседание комиссии завтра в десять утра.
— Тогда используем доступные данные, — Величковский опустился в кресло, вытаскивая из потертого портфеля папку с документами. — Я принес заключение научно-технического совета Промышленной академии. Три ведущих профессора подписали — Бородин, Ястржембский и я.
Он протянул мне документ. Плотная бумага с официальным бланком и тремя размашистыми подписями внизу. Заключение категорически поддерживало наши методы переработки высокосернистой нефти и квалифицировало их как «передовое достижение отечественной нефтехимии, имеющее стратегическое значение».
— Это серьезная поддержка, Николай Александрович, — я благодарно кивнул профессору. — Но наши недруги попытаются оспорить научную обоснованность.
— Пусть попробуют, — усмехнулся Величковский, снимая пенсне и протирая его батистовым платком. — У меня есть кое-что еще. Академик Зелинский прислал мне телеграмму из Ленинграда. Он полностью поддерживает наши методы каталитической переработки и считает их перспективными для всей нефтяной промышленности.
— Зелинский? — я не мог поверить своей удаче. — Это же огромный козырь!
Николай Дмитриевич Зелинский — признанный авторитет в органической химии, создатель первого эффективного противогаза, патриарх советской науки. Его поддержка имела колоссальный вес.
— Я включил его телеграмму в пакет документов, — кивнул Величковский. — Однако, должен предупредить, Студенцов привлек на свою сторону Косынкина из Нефтяного института. Неприятный тип, карьерист. Он подготовил довольно критический отзыв на наши методы.
— Знаем о Косынкине, — вмешался Мышкин. — У нас есть информация, что он лично заинтересован в продвижении американских технологий крекинга. Возможно, имеет финансовую заинтересованность.
— Это можно использовать, — заметил я, делая пометку в блокноте.
— Что еще? — спросил Великой, налив себе чашку горячего чая. — Как у нас насчет партийной поддержки?
— Да, но не волнуйтесь раньше времени, — я улыбнулся. — Я говорил с Постышевым из горкома. Его рекомендовал Бауман. Он симпатизирует нашему проекту и готов высказаться в его поддержку. В конце концов, это вопрос не только экономический, но и технический. А в технических вопросах даже партийные руководители прислушиваются к мнению специалистов.
Я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги:
— Вот список членов комиссии с моими пометками. Зеленым отмечены те, кто точно на вашей стороне. Красным — союзники Студенцова. Остальные пока не определились.
Величковский просмотрел список. Из пятнадцати членов комиссии зеленым были отмечены только четверо, включая представителя военного ведомства. Красным — шестеро. Оставались пять человек, которые могли склонить чашу весов в любую сторону.
— Как видите, перевес не в нашу пользу, — профессор поправил галстук нервным движением. — Но еще не все потеряно. Присутствие Орджоникидзе может существенно повлиять на нейтральных членов комиссии. Никто не захочет выступать против линии наркома.
— Но Серго пообещал не вмешиваться, — заметил я.
— Одно его присутствие уже вмешательство, — усмехнулся Величковский.
Мы углубились в обсуждение тактики на завтрашнем заседании.
— Важнее всего показать не только экономическую выгоду, но и идеологическую выдержанность проекта, — подчеркнул Величковский. — Сейчас любой эксперимент в управлении рассматривается с точки зрения соответствия генеральной линии партии.
— Но наш проект полностью соответствует курсу на индустриализацию, — возразил я. — Мы даем стране нефть, обеспечиваем потребности промышленности.
— Этого мало, — профессор покачал головой. — Нужно подчеркнуть роль партийного руководства, значение политической работы на производстве. Студенцов наверняка будет играть на этом поле.
К полуночи квартира опустела. Гости разошлись, унося с собой задания по подготовке последних документов. Мы с Головачевым остались вдвоем, разбирая горы бумаг, систематизируя аргументы, выстраивая стратегию защиты.
— Вам нужно отдохнуть, Леонид Иванович, — заметил Семен Артурович, видя мои покрасневшие от усталости глаза. — Завтра решающий день.
— Отдохну после заседания, — отмахнулся я, перелистывая экономические расчеты. — Сейчас каждая минута на счету.
За окном ливень усилился, превратившись в настоящую бурю. Капли барабанили по стеклу с такой силой, словно пытались прорваться внутрь.
Удивительно соответствующая метафора для нашей ситуации. Буря, грозящая смести все, что мы создали с таким трудом.
К двум часам ночи Головачев все же сдался, уснув прямо за столом, положив голову на стопку документов. Я накрыл его плечи пледом и продолжил работу.
Передо мной лежали несколько вариантов выступления.
Первый — для открытой части заседания, с акцентом на экономические показатели и технические достижения. Второй — для закрытой части, где присутствовали бы только проверенные люди, с упором на оборонное значение нашей нефти.
Я перечитывал каждую строчку, каждую цифру, выискивая уязвимые места, которые могли бы атаковать Студенцов и его союзники. Усталость наваливалась тяжелым покрывалом, но адреналин и осознание важности момента держали в тонусе.
На рассвете я подошел к окну. Дождь наконец прекратился. Первые бледные лучи солнца пробивались сквозь тучи, озаряя мокрые московские крыши.
Новый день. День, который мог стать либо вершиной наших достижений, либо началом конца.
Я достал из внутреннего кармана пиджака фотографию промысла, сделанную с холма в ясный зимний день.
Четкие линии нефтяных вышек на фоне бескрайнего снежного пространства. Нефтепровод, уходящий за горизонт. Люди, маленькие фигурки, работающие слаженно, как единый механизм.
Возвращаясь к столу, я заметил, что Головачев уже проснулся и моет лицо холодной водой из графина.
— Который час? — спросил он, промокая щеки носовым платком.
— Шесть утра.
— Вы так и не ложились, Леонид Иванович? — обеспокоенно спросил он.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет времени. Еще нужно подготовить демонстрационные материалы для выступления. И я хочу еще раз просмотреть обоснование с учетом новых данных о дебите скважины.
Головачев подошел к столу, просматривая исправленные документы:
— С новыми показателями экономическая эффективность промысла выглядит еще убедительнее. Студенцову будет трудно оспорить цифры.
— Он попытается атаковать с идеологических позиций, — заметил я. — Бауман и Величковский правы, нужно подготовиться и к этому.
За следующие два часа мы окончательно сформировали пакет документов для комиссии: экономическое обоснование, технические отчеты, заключения специалистов, сравнительные таблицы эффективности.
В восемь утра прибыл посыльный с пакетом от Полуэктова. Официальное заключение Артиллерийского управления о стратегическом значении высокосернистой нефти для оборонной промышленности. Документ с грифом «Для служебного пользования» мощный козырь в предстоящей схватке.
Ровно в девять мы с Головачевым вышли из квартиры и сели в ожидавший нас автомобиль. Москва уже кипела утренней жизнью. Трамваи звенели на поворотах, прохожие спешили на работу, мальчишки-газетчики выкрикивали заголовки утренних газет.
Степан молча вел машину по московским улицам, умело лавируя в потоке транспорта. На его непроницаемом лице не отражалось никаких эмоций.
Мы приехали за полчаса до начала заседания.
— Идемте, Семен Артурович, — наконец сказал я, решительно направляясь к высоким дверям. — Нас ждет интересный день.
Головачев молча последовал за мной, крепко сжимая портфель с документами, нашим единственным оружием в предстоящей битве.
