Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий
Херак в кадык. Херак в нос. Херак по бубенчикам.
— Ну что, сука толстомордая, дошло до тебя? — спрашиваю я.
Получается, вроде как, даже добродушно. Пока эта башня из жира и фекалий оплывает и рушится на пол я поворачиваюсь к третьему, но его уже след простыл. Слава, с огромными глазами, полными ужаса, показывает на дверь. Ушёл сучонок! Ну, ладно, хер с ним, догонять не будем. Потом отловим. Думаю, старлей захочет и сам с ними поработать. Лично.
— Быстро пошли, — командую я. — Уходим.
Славка, надо отдать ей должное, не истерит, хватает шубку и идёт за мной. Мы в темпе спускаемся по лестнице и проходим через вестибюль. Дежурного нет, дверь открыта настежь.
Он, мудак, может за своими побежать, типа наших бьют, а может и комендатуру вызвать. Вот тогда навоза не оберёшься. Так что лучше нам сейчас уехать, а потом спокойно на свежую голову закончить начатое.
Я открываю дверь, помогая Славе заскочить внутрь.
— Ничего, — говорю, — всё нормально. Не бойся.
— Ага, — успевает кивнуть она.
Я захлопываю её дверцу, обегаю машину, тяну ручку двери, открываю и…
— Рядовой! Стоять! Патруль комендатуры!
Сука, рядом были. Бляха! Да сколько их тут!
— Славка, ты хоть немного водить умеешь? — спрашиваю я.
— Плохо, — собранно отвечает она.
— Значит сможешь! Садись за руль и дёргай на вокзал. Вот он, по прямой сто метров. Быстро, давай, пока меня не увезли. Оттуда звони на заставу или в отряд. Поняла?
Она молча кивает и перелезает через движок на место водителя.
— Руки поднял! Отходи от машины! И женщина пусть вылазит! Давай, не доводи до греха!
— Сейчас! — кричу я. — Минуточку!
Минуточку, ребятки, минуточку…
8. Дан приказ ему на Запад
Мотор горячий, заводится с пол-оборота. Вж-ж-ж! «Буханка» дёргается и глохнет, но тут же заводится снова и, рывком срывается вперёд. А я отскакиваю и бегу в сторону, чтобы солдатики из патруля за мной кинулись, а не к Славке под колёса. Они клюют на живца, несутся за целью из плоти и крови, а Славка, как ракета «Союз» с рёвом и летящими из-под колёс комьями, на первой космической скорости прёт к зданию станции.
Скоро придёт иркутский поезд. Значит, там оживлённо и менты имеются. Так что патрулю её не отдадут. Блин, можно было вместе с ней попробовать оторваться. Хотя нет, бросились бы наперерез, а давить их я бы не стал, разумеется. Ну, так что теперь придётся провести некоторое время в казематах.
— Стой, стрелять буду! — раздаётся сзади.
Навстречу вываливает возбуждённая толпа таможенников. Тьфу. Я останавливаюсь и, повернувшись на сто восемьдесят градусов иду навстречу своим преследователям.
— Свои, ребятушки! — восклицаю я. — А чего же сразу не сказали, я уж думал, бандиты таможенные убивать пришли. Вон они, смотрите, какие. Они тут совсем с ума посходили. Рядовой Брагин. Нахожусь при исполнении приказа заместителя начальника заставы.
Меня окружают патрульные, а таможенники останавливаются в сторонке. Капитан с красным замёрзшим носом, что заметно даже в свете фонаря, смотрит подозрительно и недоверчиво.
— Военный билет и увольнительную. Почему побежали? Кто в машине?
— Побежал, потому что думал, что это сотрудники таможни. Они напились, как свиньи и напали. Вон они, гляньте только.
— Документы.
— Я не нахожусь в увольнении, — объясняю я, подавая военный билет.
Он включает плоский фонарик и светит на мой военник, с трудом раскрывая его, не снимая перчаток.
— Самовольная отлучка и угон автомобиля? Дезертир?
— Да вы что такое говорите! Я же объясняю, выполняю приказ заместителя начальника заставы.
— Какой?
— Не могу сообщить.
— Где командировочное предписание?
— Не выдаётся у нас, товарищ капитан. Я по нескольку раз в день…
— Кто в машине? — обрывает он меня.
— Там баба была, товарищ капитан, — говорит один из патрульных.
— Вы что, на служебном транспорте бл*дей возите?
— Никак нет, товарищ капитан.
— Да мы все видели! — заявляет ещё один козёл.
— За мной, рядовой!
Комендатура тут рядом. Тут, собственно, всё рядом — ОКПП, танкисты, строители, да и другие части. Ну, и гарнизонная губа — всё в одном кусте, так сказать. Так что меня пристраивают не отходя от кассы. В общем, капитан меня забирает и доставляет прямиком на «гауптическую», по его словам, вахту. Барак старый, в камере полумрак и холод. Мне даже бушлат оставляют и шапку.
— С Новым годом, — ухмыляется краснопогонный конвоир. — Ты его здесь встретишь, потому что начальство гуляет. Новогоднего ужина не обещаю, но с голоду подохнуть не успеешь. Что-нибудь принесут, наверно. Если протрезвеют. Толчок три раза в день. Добро пожаловать на курорт, короче. Не сахар, но лучше дисбата. Говорят тебе светит пара годиков.
Зашибись.
— Одеяло принеси, братан, — подмигиваю я. — А лучше два.
— Ага, принесу и перину пуховую, — ржёт он. — Подожди только пару деньков. В будущем году обязательно принесу. Кстати, до отбоя на койку садиться не советую. Начальник караула если засечёт, отмудохает. Он сегодня на стакане в честь праздника, так что палку и перегнуть может. Покалечит нахер. Ну, давай, братан, отдыхай.
Он уходит. Весёлый. Ладно, будем осваиваться. Ненадолго, думаю, но всё-таки. Полагаю, Белоконь меня вскоре выдернет. Правда он сегодня в отряде празднует, так что ночку здесь по-любому провести придётся. Блин… холодина. Ну, посмотрим, что мы имеем.
Одна железная койка с тонким матрасом без белья, колючая «шуба» на стенах, чуть тёплая батарея, зарешеченное окно с треснутым и частично выбитым стеклом. Дырка в окне небольшая, но при такой температуре в помещении, каждая щёлка высасывает остатки тепла. Вот, собственно, и весь актив. Ещё тусклый светильник на потолке. Потолок высокий. Постройка, судя по всему, старинная.
Если сяду или лягу, сразу замёрзну. Поэтому я начинаю ходить. Камера у меня узкая, но в длину составляет примерно четыре метра. Ходить, стало быть, можно. Вот я и хожу. Шагаю. Как маятник. К этому делу я привычный, в дозоре вон сколько наматываю. Интересно, смогу я без остановки сутки прошагать?
Пить надо меньше, надо меньше пить. Женя Лукашин ещё и подпрыгивал. Я всё-таки в лучшем положении, чем он, у меня тут ветра нет, хоть из окна и сквозит. Время идёт не слишком быстро, и хожу я с не самой большой скоростью, поскольку план шагов у меня рекордный.
Часа через два с половиной раздаются звуки открывающейся двери и приглушённые голоса. Я останавливаюсь.
— Товарищ майор, — тихонько говорит конвоир. — Только недолго, максимум десять минут.
На пороге появляется Белоконь. Он делает шаг и дверь позади него с металлическим лязгом закрывается.
— Ну, — кивает он. — Как дела?
— Всяко было, но чтоб так хорошо ещё ни разу, — усмехаюсь я.
Майор сосредоточенно кивает, и по его виду, да и по словам, сказанным конвоиром у меня складывается впечатление, что ещё далеко не всё закончилось. Похоже, вытащить меня не получается. Ладно, послушаем, что скажет…
— Понятно, — рассеянно говорит он. — Диспозиция такая. Во-первых, Козловский тебе передаёт спасибо. Большое спасибо.
— Добралась жена?
— Он за ней на вокзал сам приехал. Нормально с ней. Бл*дь, баба-дура, ей сто раз говорили уходить оттуда, от урода этого.
— Она не виновата и поводов не давала. Это Анус двуликий, сука.
— Ладно, — рубит он воздух. — Чё про это говорить. У неё муж есть, пусть и решает с ней. Тут вот какое дело. Начальник комендатуры ни в какую не идёт навстречу. Гуревич закусился с начальником гарнизона, но вопрос не решается. Нет, то есть не решён. Решается, но не решён ещё. Таможенники на дыбах стоят. Начальник таможенного пункта орёт, как резанный из-за своего этого. Ну, которому ты кадык того. Я, бл*дь, тебе говорил, что приёмы — это оружие?
— Так я, товарищ майор, оружие и применял. Я не знаю, что там Станислава Сергеевна сообщила, но вопрос серьёзно стоял. Для неё, в лучшем случае, это бы кончилось групповым изнасилованием, а в худшем, когда очухались бы, вполне могли следы начать заметать. На меня они с бутылкой напали. Чем бы там обернулось, не знаю. Я их призвал несколько раз к порядку в устной форме, а потом просто защищался. Самооборона. То есть это не так, что я вошёл, мне крышу сорвало и я на них набросился. Спросите у Козловской жены.
