Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Дело в том, что и я, и почти все хоть сколько-нибудь разбирающиеся в вопросе сановники были глубоко убеждены, что естественная выгодная для обороны граница Российской империи на юге пролегает по Большому Кавказскому хребту. В случае же присоединения Грузии эта горная цепь станет преградой между Россией и ее новыми закавказскими владениями. Возникающие при этом проблемы просто огромны, совершенно несоразмерны ожидаемым выгодам!
Включить грузинские земли в состав России, это означало на долгие десятилетия определить азиатскую политику империи государства. Сказав «А», пришлось бы затем говорить и «Б», и все остальные буквы алфавита: вслед за Грузией придётся присоединять весь Северный Кавказ (а это многолетняя война), а затем — и всё Закавказье до рубежей Малого Кавказского Хребта; затем — с неизбежностью ввязываться в турецко-армянские и турецко-курдские разборки, сделав покорение Кавказа одной из главных задач русских властей.
В известной мне истории так и случилось. Присоединение Грузии довольно быстро привело к серии войн с Турцией и Персией, а также к войне за покорение Кавказа, оказавшейся одной из самых продолжительных в истории России — с 1817- го до 1864 –го года.
Такие жертвы для наших политических целей все эти жертвы были совершенно не нужны. Торговые пути пролегали по Волге и Каспийскому морю; важные нефтяные источники находились на сравнительно небольшом по площади Апшеронском полуострове, связь с которым опять же можно было поддерживать через акваторию Каспийского моря.
Поэтому мои планы в отношении Грузии были просты: сохранив ее независимость, привести там к власти более-менее дееспособное правительство. И первым кандидатом тут был Пётр Багратион.
Пётр Иванович в это время состоял комендантом города Прейсиш-Эйлау. Воспользовавшись случаем, я тут же пригласил его для предварительного разговора.
Генерал явился на следующий день; я принял его в Королевском замке — мощнейшем и очень «готическом» укреплении, насколько я помню, не пережившем Вторую Мировую войну.
Поздоровавшись за руку, как я это делал с самыми доверенными людьми, я окинул взглядом лицо Багратиона. Горбоносый, очень некрасивый, генерал, однако, имел очень мужественный тип внешности, придававший ему своеобразную привлекательность; живые кавказские глаза смотрели смело и ясно, выдавая в их владельце человека, «сделавшего себя самостоятельно» и твёрдо стоящего на ногах. Да, несмотря на княжеский титул и царскую кровь, Петру Ивановичу пришлось в жизни нелегко! Ветвь «русских» Багратионов, тридцать лет назад перешедших на русскую службу, не имела особого авторитета в Картли-Кахетии, где многие считали их самозванцами. Пётр Багратион, яркий её представитель, с младых ногтей тянул солдатскую службу, поднимаясь с самых низов — громкое имя, увы, совершенно не способствовало его карьере. не получил, к несчастью, образования, а потому не имел той глубины стратегического мышления, которое, например, отличало генерала Бонапарта. Тем не менее, это был один из лучших генералов русской армии: горячий на совещаниях и в советах, на поле боя отличавшийся редкостным хладнокровием и трезвым взглядом на события, князь Пётр Иванович, несмотря на очень молодой возраст, уже успел прославиться своим изумительным мужеством и хладнокровием, высоким бескорыстием и благородством, решительностью и активной деятельностью.
Характерно, что «путёвку в жизнь» князю выдал когда-то ни кто иной, как неугомонный Потёмкин. Как-то раз Анна Голицына, урожденная княжна Багратион, на обеде у светлейшего князя попросила принять ее молодого племянника под свое покровительство. Потёмкин тотчас же отправил за ним гонца; но, к несчастью, юноша прибыл в город совсем недавно и еще не успел обзавестись пристойной одеждой. Багратиона спас дворецкий княгини Голицыной, одолживший ему собственное платье. В итоге перед «великолепным князем Тавриды» Багратион предстал в кафтане с чужого плеча. Коротко переговорив с ним, Потемкин определил нескладного юношу в мушкетеры, навсегда определив его будущее.
Свои первые шаги в армии Багратион делал на воинственном Кавказе, где Российская империя спорила с Ираном и Турцией за право обладать стратегически важным перекрестком торговых путей. После разгрома турков в войне 1768–1774 годов Северная Осетия и Кабарда оказались присоединенными к Российской империи, что привело к недовольству местного населения. Движение против русских возглавил исламский проповедник, известный под именем шейх Мансур. Страстные слова Мансура, доходчиво и просто объяснявшие народу мудреные религиозные послания, снискали ему славу, а также власть над тысячами воинов-фанатиков. На руку шейху сыграло и февральское землетрясение на Кавказе в 1785, воспринятое местными жителями как проявление предсказанного проповедником гнева Аллаха. Когла известия об объявившемся мятежном вожде и народных волнениях дошли до Санкт-Петербурга, там не на шутку забеспокоились. Генерал-поручик Павел Потемкин, являющийся командующим русской армией на Кавказе, разослал по аулам грозную прокламацию, в которой предписывал местным жителям «не внимать лжепророчествам обманщика сего». Помимо слов последовали и практические действия — в сентябре 1783 в Чечню отправился военный отряд полковника Пьери, имевший целью пленить мятежного шейха. Отряд был усилен батальоном кабардинцев, сотней казаков и двумя ротами Томского полка. Среди прочих был там и унтер-офицер Петр Багратион, адъютант командира. В октябре месяце произошло первое сражение с повстанцами, в результате которого силы Пьери заняли Ханкальское ущелье. Спустя некоторое время приступом было взято и предано огню родовое гнездо шейха, аул Алды. Однако главную задачу выполнить не удалось — заранее предупрежденный о приближении русских, Мансур вместе со своими воинами успел раствориться в горах.
На пути домой во время переправы через Сунжу русский отряд угодил в засаду и был почти полностью уничтожен. В этом сражении нашел свою гибель полковник Пьери, а его молодой адъютант получил первое ранение. Собиравшие трофеи чеченцы обнаружили Багратиона среди тел убитых. Мансур проявил благородство, запретив воинам мстить за уничтожение аула, и Петру Ивановичу удалось выжить. Чеченцы отпустили Багратиона без выкупа, сообщив, что «шейх не берет за настоящих мужчин денег».
В составе Кавказского мушкетерского полка будущий полководец участвовал в походах 1783–1786 годов, проявив себя мужественным и храбрым воином, а жестокие сражения тех лет стали для него первоклассной школой военного дела.
Когда в 1787 началась новая война с турками, Багратион вместе со своим полком оказался под Очаковым, где Екатеринославская армия генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического вела подготовку к штурму. В начале декабря 1788 года, в семь часов утра, при 23-градусном морозе войска русских пошли на штурм. Продолжался он всего пару часов и был успешен. Багратиону и здесь удалось отличиться, в числе первых ворвавшись в крепость; его отвага была отмечена самим Суворовым.
Когда в марте 1794 в Польше вспыхнуло восстание, на подавление мятежа был отправлен крупный отряд под руководством Суворова; в состав его входил и Софийский карабинерный полк, в котором к тому времени служил премьер-майор Багратион. В этом походе Петр Иванович проявил себя в качестве незаурядного командира, выказав не только исключительную храбрость в сражениях, но и редкостное хладнокровие, решительность и быстроту принятия решений, особенно отличившись при взятии Праги. Суворов относился к Багратиону с доверием и нескрываемой симпатией, ласково называя его «князь Петр». Карьера его пошла в гору: в октябре 1794 двадцатидевятилетний Багратион получил чин подполковника, в 1796 году, в Каспийской армии — полковника, а во время боёв 1797 г — бригадира. Во время стремительного похода русских войск под началом Бонапарта на Тегеран в 1798 году князь Пётр отличился в бою под Казвиным, командуя одной из колонн. Возглавляемое им каре, совершив фланговый обход неприятельских укреплений, попало под атаку огромных масс персидской и тюркской конницы. Натиск был столь силён, что некоторое время командующий — бригадир Бонапарт — не был уверен, что отряд Багратиона сумеет отразить это нападение.
