Москва - Дмитрий Николаевич Дашко
Выразительностью они чем-то напоминали взгляд Мэри Пикфорд, чьё изображение на афишах синематографа преследовало меня практически по всей Москве.
– Дратуйте! – с сильным акцентом произнесла она, и я понял, что нарвался на иностранку. – Кэн ай хэлп ю?
Я напряг память. Школьные и институтские занятия английским благополучно выветрились из головы за ненадобностью. На ум пришла только совсем неуместная фраза из учебника – «Май нейм из Васья Петров». Боюсь, для обстоятельной беседы этого точно не хватит.
Видя моё замешательство, прекрасное создание перешло на немецкий, тем самым снова переоценив лингвистический багаж старого опера. Правда, кое-что мне припомнить удалось.
– Нихт ферштейн, – честно признался я.
– Май гад! – закатила глаза к небу красавица.
Я, конечно, знал, что это обращение к богу, не ко мне, но некоторые не столь продвинутые товарищи, оказавшись на моём месте, могли бы подумать, что их только что обозвали нехорошим словом.
Несколько секунд мы растеряно смотрели друг на друга.
– Чай? – внезапно спросила она.
Я закивал.
– Йес, йес! Э кап оф ти, плиз, – Я не узнавал сам себя – из каких же глубин памяти вынырнул этот оборот?..
Меня жестами пригласили сесть за маленький столик. Я с удовольствием принял предложение и с не меньшим удовольствием наблюдал, как девушка грациозно разлила по фарфоровым чашечкам чай и присела напротив.
– Менья зовут Ирма. Ирма Дункан, – представилась собеседница.
– Георгий, – сказал я и продемонстрировал удостоверение. – Полис офицер, коп.
Ирма оживилась, что-то прощебетала на английском, но, как и в предыдущий раз, я ничего не понял и лишь отрицательно замотал головой. Ну как объяснить этой девочке, что это не более чем словесный мусор, застрявший в башке после просмотра кучи голливудских боевиков, где все копы – непременно полицейские офицеры?!
Ещё немного, и пришлось бы удаляться несолоно хлебавши, но положение спас смуглый мужчина с тонкими бровями и чуть женственным ртом. На нём был серый скучный костюм-тройка, деловая рубашка с галстуком и безукоризненно начищенные ботинки.
Мужчина совершенно свободно вошёл в кабинет, даже без стука. Чувствовалось, что он тут частый гость.
При виде его моя собеседница затрепетала – вошедший явно ей нравился.
– Добрый день, Ирмочка! Дай я тебя поцелую, – он хотел поцеловать девушку в губы, потом, всё-таки изменив намерения, чмокнул в щёку и приобнял.
Закончив, с интересом посмотрел на меня.
– Это вы из милиции?
– Да. Моя фамилия Быстров. Представляю здесь Особый оперативно-следственный отдел при Наркомате внутренних дел.
– Очень приятно. Илья Ильич Шнейдер, секретарь и переводчик Айседоры Дункан. Пока хозяйка вместе с мужем в Америке, меня оставили здесь… так сказать, в помощь Ирмочке. А Ирмочка у нас, увы, так и не преуспела в русском. Ну да вы уже поняли это, – улыбнулся он.
Я кивнул.
– Да, чтобы вы понимали: Ирма – не случайный человек. Она – одна из лучших учениц Айседоры и её приёмная дочь.
– Приму к сведению, – пообещал я.
Когда-то краем уха мне приходилось слышать, что поскольку своих детей у знаменитой танцовщицы не было, Айседора Дункан удочерила нескольких талантливых девочек из разных стран. Ирма, судя по произношению, показалась мне скорее немкой или скандинавкой, нежели американкой.
– Вы пришли сюда, чтобы переговорить насчёт учёбы для своего ребёнка? – быстро затараторил Шнейдер. – Заверяю вас – это самое правильное решение в вашей жизни. Девочки в школе учатся не просто танцевать, их учат выражать танцем мысли и чувства. Они будут летать, как птицы, гнуться, как юные деревца под ветром, радоваться, как радуется майское утро, дышать свободно, как облака, прыгать легко и бесшумно, как кошки… Им предоставляется полный пансион с едой и жильём, весь второй этаж переоборудован под спальни. На лето классы выезжают на дачу, но, поскольку мы не хотим, чтобы наши ученицы маялись от безделья, они будут не только учиться танцу, но и трудиться на огороде. Это будут всесторонне развитые и гармоничные люди будущего. Ну, а Ирма, например, преподаёт им пластику.
Он по-хозяйски обнял девушку.
– Звучит крайне привлекательно, – заверил я, – но я пришёл по служебной надобности.
– Что-то случилось, раз мы вдруг заинтересовали милицию? – напрягся Шнейдер.
– Случилось, – подтвердил я и рассказал о цели своего визита.
Илья Ильич слушал и параллельно переводил мои слова Ирме. Узнав о страшной находке, та вздрогнула и с ужасом поглядела на меня, словно это я отрубил той несчастной голову.
– Поскольку мы установили, что жертва занималась балетом, то обращаемся во все театры и танцевальные школы за помощью, – заключил я.
– Не возражаете, если мы немного переговорим с Ирмой? – спросил Илья Ильич.
– Конечно.
– Благодарю.
Несколько минут Шнейдер и Ирма общались между собой на английском. К сожалению, из их беседы я не смог понять ни бельмеса, хоть и жадно вслушивался в их речь, надеясь выхватить хотя бы какое-то знакомое слово.
– Кажется, у нас есть для вас кое-какие сведения, товарищ Быстров – наконец произнёс Шнейдер. – Думаю, они вас заинтересуют. Дело в том, что примерно две недели назад уволилась одна из наших преподавательниц – Ольга Мартынюк. И она как нельзя лучше соответствует вашему описанию: молодая брюнетка с длинными волосами, невысокая и стройная.
– Так-так, – у меня от напряжения чуть руки не зачесались. – И что с ней произошло? Она пропала?
– Как вам сказать… официально она уволилась, но, видите ли… – Шнейдер помолчал, формулируя фразу. – В общем, Ольга увольнялась не сама. Заявление об уходе принёс её жених, некто Вик Суровый.
– Простите, кто?
– Вик Суровый… Насколько я понимаю, это не настоящее его имя, а псевдоним. Он поэт. Возможно, вам приходилось читать его стихи – их иногда публикуют в «Гудке».
– Не читал, – признался я.
– Так вот, дело в том, что отношения между Ольгой и Виком были, мягко говоря, далеки от идеальных. Не раз нам приходилось видеть Олю в слезах. Вик жутко её ревновал. Доходило и до побоев с синяками.
– Вот как. – Внутренний голос подсказывал, что, вероятно, это и есть наш клиент.
Хотя, конечно, стопроцентной гарантии быть не могло.
– Увы, – вздохнул Шнейдер.
– А что, поводы для ревности имелись?
– Красивая женщина – сама по себе повод для ревности, – философски заметил Илья Ильич. – А Ольга – настоящая красавица, не при Ирме будет сказано, – скосил он глаза в сторону иностранки.
Я усмехнулся.
– Нет, вы не подумайте, у нас с Ирмой всё серьёзно. Мы собираемся пожениться в самом скором времени.
– Поздравляю, – сказал я.
– Спасибо.
– Расскажите побольше об этом Вике.
– Хорошо. Сам Вик, хоть и строит из себя поэта, всё равно остаётся всего-навсего эпигоном Сергея Есенина. Причём эпигоном бездарным, жалкой и лишённой таланта копией. Пытается во всём
