Цеховик. Книга 2. Движение к цели (СИ) - Ромов Дмитрий

— Да верю, верю я. Вера доказательств не требует.

— Это истинная вера не требует, и то, как вы помните Фома желал убедиться. А я всё-таки хотел бы, чтобы вас червь сомнений не мучил.

— Не мучает он меня, не беспокойся. Мне вот другое покоя не даёт.

— Что же?

— Отсутствие плана, — говорит он, сдвинув брови. — Вот что. Я тут подумал…

— А можно, пока мы не углубились в дебри теоретических рассуждений, я вам просьбу одну выскажу.

— Ну, давай, — кивает он.

— Мне бы костюм импортный хотелось приобрести.

— Костюм?

— Ну, да, — подтверждаю я. — Обычный, мужской элегантный костюм.

— Да не вопрос. Завтра подойдёшь в универмаг и выберешь, я договорюсь. И сорочки можно, и галстуки. Но если тебе нужна действительно шикарная вещь, я дам тебе телефон портного. Борис Лазаревич. Шьёт просто изумительно и прямо по твоей фигуре.

— Так, наверное, тканей не найдёшь хороших.

— Найдём, — говорит он уверенно. — У нас тут всё имеется, не переживай.

— Тогда за это и выпьем, — поднимаю я свою чашку кофе.

Покончив с ужином, мы переходим в гостиную.

— Итак, многоуважаемый Юрий Платонович, чего же вы хотите? Чтобы не было богатых или чтобы не было бедных?

— В идеале? — спрашивает он морща лоб.

— Давайте, в идеале.

— Хочу великую державу, прошу прощения за патетику, и свободы хочу. Ну, и деньги хочу сделать. Капитал сколотить.

— Да вы прямо Маркс, Карл, — усмехаюсь я. — Только, интересно, зачем вам эти свободы? С конкуренцией вы что делать будете? Сейчас вы продаёте всё, что производите, а в условиях конкуренции не будете знать, куда что деть. Единственный плюс в том, что за это не посадят и к стенке не поставят.

— Но подожди, Егор, давай исходить из того, что полностью изменить движение истории нельзя. Так?

— Так, — киваю я. — Наверное.

— Ну давай тогда его возглавим. Напомни, так называемые олигархи, оказывали существенное влияние на руководство страны?

Платоныч выглядит взволнованно, словно прямо сейчас принимает главное решение в своей жизни.

— Существенное, да, — подтверждаю я. — Там, конечно, не так всё просто было, взаимное прорастание, спайка и прочее, и прочее.

— Ладно-ладно, погоди, — грозит он пальцем. — А мог, скажем, тот же Березовский, о котором ты мне рассказывал, направить Ельцина по другому руслу?

— Мог. Но дело было же не только в олигархах, колоссальное влияние извне было. Цэрэушники по Кремлю, как по Лэнгли ходили. Вернее, ещё только будут ходить. Про Бакатина я вам рассказывал, да? А он, между прочим, уже здесь, где-то недалеко от нас с вами находится прямо сейчас, если не путаю.

— А пресса, — гнёт своё Большак, — не окажись в их руках, могла бы выполнять другие задачи?

— Я смотрю вы основательно прониклись моими речами, Юрий Платонович. Надо бы тогда и Ленина проштудировать, уроки французской революции. Телефон, телеграф и первый канал.

— Да, Егор Андреевич, проникся. Признаюсь, спать не могу. Голова взрывается. И знаете почему?

— Скажите.

— Потому что я чувствую возможности. Возможности! Для страны и для нас с вами. Невероятные, чудовищно невероятные возможности!

Я некоторое время ничего не говорю и внимательно смотрю на Большака. Его просто разрывает осознание того, к чему он прикасается. К мировой истории. И к огромной денежной массе.

— Хочу кое-что уточнить, — говорю я.

Он молча кивает.

— Что вас больше заводит, возможность превзойти по богатству Абрамовича или желание стать спасителем империи?

— И то, и другое, — отвечает он, не задумываясь. — Я уже размышлял над этим. И то, и другое!

— Вы власти жаждете? — хмурюсь я.

— Нет, личная власть меня не интересует.

— А зачем вы сейчас занимаетесь предпринимательством, зачем накапливаете деньги, которые не можете потратить? Не ради власти?

— Нет, — качает он головой. — Скорее для того, чтобы обеспечить себе некоторую независимость.

— Свободу опять?

— Ну, вроде того, — соглашается он и замолкает.

Мы молчим. Смотрим друг другу в глаза. Со стороны, наверное, может показаться, что у нас идёт телепатический обмен мыслями. Наконец, он встаёт.

— Пойду ещё кофе сварю.

Он идёт на кухню, и я иду следом за ним.

— Итак, — говорю я. — Юрий Платонович…

— Да, — кивает он.

— Точно? — напираю я.

— Да, — опять кивает он.

— Не для того только, чтобы урвать кусок пирога побольше?

— Мне одному не так уж много надо, — пожимает он плечами. Наследников у меня нет. Только государство.

— Так-так. Значит хотите рискнуть. Всё на зеро?

— А вы? — я и не заметил, когда он перешёл на «вы». — Не хотите? Думаете, перелетели сюда, чтобы всех девок перепортить?

— А вы однако нелицеприятные речи ведёте, — качаю я головой. — Вас бы пересадить в тело юноши с зашкаливающим гормональным фоном.

— Я б не возражал. И я не укоряю.

— Ладно. Момент довольно ответственный. Мы ведь оба понимаем, что принятое решение значительно повлияет на нашу жизнь, да?

— Давно пора что-то поменять в этой жизни, — пожимает он плечами. — В моей, по крайней мере.

— Хорошо. Тогда давайте в общих чертах предварительно обозначим, что мы хотим. Осторожно и схематично.

— Мы хотим, — говорит он, — целенаправленно и осмысленно начать накапливать капитал…

— И, возможно, выстраивать структуру для контроля накопления капитала другими, — добавляю я. — Силовую структуру, но, желательно, без блатных.

— И своевременно влиться в кооперативное движение, верно? — говорит он.

— И не потерять, а лучше преумножить средства во время денежной реформы, чтобы войти в девяностые в полной силе.

— И как мы применим эту силу? — спрашивает он.

— Постараемся не допустить развала Союза, — бурчу я без особого оптимизма, потому что сейчас все наши слова вдруг начинают мне казаться детским лепетом и заговором несмышлёных карапузов в песочнице.

Пришельцы из космоса, орден рыцарей Храма, масоны, золото партии и Атлантида — всё это из той же далёкой и никем своими ушами не слышанной оперы.

— А дальше? — спрашивает он.

Да не знаю я, что дальше. Не знаю. Может нас расстреляют за незаконную предпринимательскую деятельность или взорвут в машине в Молочном переулке, а может быть похитят боевики и отрежут головы, не дождавшись выкупа…

— А это нам ещё предстоит решить, — вздыхаю я.

— Как китайцы?

— Юрий Платонович, поймите, мы не сможем стать единственной политической силой, определяющей все векторы и контуры. А это значит, что нужно будет биться. И может быть, даже головой в непрошибаемую стену. И куда мы в конечном итоге придём, я не знаю.

— Но цель-то надо ставить?

— Давайте поставим. Например, не допустить срастания государства с криминалом. То есть с нами самими. Как вам? Или предотвратить переход госсобственности в частные руки за символические деньги. Или сохранить от разоблачения сеть наших разведчиков. Или…

— А политическая? Политическая цель? — горячится он. — Ради чего всё это делать?

— Появится. Вот увидите. Познакомитесь с Прохановым, и всё у вам появится. Давайте пока начнём с малого. Например, увеличим выпуск колбасных изделий и насытим торговые сети всей области. И станем развивать текстильную промышленность региона, устанавливать горизонтальные производственные связи, подминать мелкие производства. У вас есть знакомства в других регионах?

— Есть кое-какие.

— Ну вот, цеховики всех стран, соединяйтесь. Газета «Подпольный цех» — орган профсоюза цеховиков СССР. Главный редактор — заслуженный цеховик РСФСР Юрий Большак.

— Да ну тебя, Егор. Иногда смотрю на тебя и думаю, что никакой ты не пятидесятилетний мужик, а обычный школьник, решивший похохмить.

— А я в душе и есть школьник. Идёшь бывало с работы, тёлочек молодых разглядываешь, как в молодости и не думаешь же, что тебе полтос уже. Да вот только они на тебя не смотрят. И когда это заметишь, тогда только и вспомнишь сколько тебе. А у вас что, иначе всё? Может, вы с детства уже старик, дядя Юра?