Цеховик. Книга 2. Движение к цели (СИ) - Ромов Дмитрий

— Ну, а об этом, я думаю, мы можем поговорить с Егором Брагиным, — доносится до меня голос Новицкой, и я моментально активизируюсь.

Знаю по опыту, в подобных случаях важно не столько чётко ответить на вопрос, сколько уверенно и напористо говорить в примерных границах обозначенной темы.

— Полагаю, — говорю я вставая, — что идея общегородского комсомольского собрания находит горячий отклик в школьных комсомольских организациях. Возможно, делать вывод по одной нашей школе и не вполне верно, тем не менее, совершенно очевидно, что необходимость представить свои успехи на суд всех комсомольцев города уже является серьёзным вызовом и активным стимулом для реального комсомольского творчества. Я надеюсь, мы услышим яркие речи и торжественные рапорты, за которыми стоят подлинные, действительные и настоящие дела, а не просто слова. По крайней мере, за нашу школу я могу поручиться. Надеюсь, моё выступление будет достаточно мотивирующим, чтобы зажечь и тех, кто пока стоит в стороне от активного комсомольского делания.

Знаю, надо было сказать «комсомольской деятельности», но не смог отказать себе в удовольствии и ввёл алхимический термин. Как известно, большое делание — это процесс получения философского камня. Ну а чем мы тут занимаемся? Чистой алхимией. Из ничего золото добываем.

— Мотивирующим? — переспрашивает Ирина. — Хм… Вот действительно, очень точное и меткое слово, которое мы должны взять на вооружение. Мотивировать. Зажигать и мотивировать на новые свершения, побуждая к реальному комсомольскому творчеству. Хорошо сказал, Брагин. Звучит свежо, неизбито. Надо подумать, как лучше сформулировать для доклада. Артём, запиши себе. Спасибо, Егор, я поняла.

Новицкая обводит взглядом собравшихся и, отыскав нужного ей человека кивает:

— Лена Иванова. Давай, последний вопрос на сегодня. Организационный.

По залу пробегает лёгкий гомон, сигнализирующий, что официальная часть закончена. Поднимается названная Лена Иванова и говорит тонким, немного гнусавым голосом:

— Скоро у нас будет двадцать третье февраля. В этом году праздник выпадает на субботу. Поэтому поступило предложение провести в честь праздника выездное заседание и заодно поздравить наших мужчин. Для этого нужно выбрать инициативную группу, ответственную за подготовку. Для проведения мероприятия мы договорились с транспортниками и нас пригласили на базу отдыха «Автомобилист», где можно будет остаться.

Начинаются выборы инициативной группы.

— Лена, Брагина включи, пусть юность нам ещё свежести поддаст, — заявляет Ирина Викторовна.

Ну что же, поддать можно. Поддать я могу, конечно.

После заседания вновь избранная инициативная группа переходит в соседний кабинет.

— Я думал, — говорю я, — здесь одни девочки должны быть. Праздник-то мужской. Я не сексист, конечно, но всё-таки так было бы логичнее.

— Кто-кто? — хихикает Лена, — глядите-ка, какие нынче школьники! Свободные нравы у вас там царят?

— Сексизм — это утверждение неравных прав полов, — усмехаюсь я.

— О, ещё и грамотные! — не унимается она.

В кабинете нас оказывается пять человек — три девочки и два мальчика, один из которых я, а другой, Ярослав, очень серьёзный и излишне упитанный. Он заявляет, что скоро вернётся, но мы можем начинать без него. Он быстро уходит, и я остаюсь с тремя молодыми грациями.

— Не вернётся, — пожимает плечами стройная девушка с каре соломенного цвета, в водолазке и серо-голубом шерстяном сарафане.

— Я Люба, — представляется она, а это Екатерина.

Как моя бывшая жена, чуть не говорю я вслух, но вовремя спохватываюсь. Екатерина рыхлая и не вызывающая интерес, смотрит апатично сквозь толстые линзы очков, всем видом демонстрируя, что и сама ни в чём не заинтересована.

— Ну что, товарищи женщины и дети свободных нравов, — говорит она. — Какие будут предложения по празднованию?

— Думаю, — замечаю я, — мы должны наполнить праздник новыми смыслами, поскольку Ирина Викторовна обозначила тренд на свежесть.

Говорю так, предполагая, какой это может произвести эффект.

— О-о-о! — впадают в экстаз девушки. — Повтори! Повтори ещё раз!

— Так, — заявляет Лена, — когда они успокаиваются. — Всё, девчата, давайте по-быстрому сверстаем программу и побежим дальше, потому что ещё работы невпроворот. Егор, предлагай новые смыслы, смотри только, без этих твоих сексизмов, праздник-то серьёзный.

— Хм, — размышляю я вслух, — поскольку подразумевается не только торжество духа, но и триумф грубой силы, способной перемолоть любого врага, уместны были бы гладиаторские бои, позволяющие продемонстрировать способность этого самого духа управлять этой самой силой. Это подчеркнуло бы маскулинность и чувственную энергию мужского начала.

— Так-так-так-так-так, — часто кивает Лена, пытаясь осознать сказанное.

— И поскольку, — продолжаю стебаться я, — традиционное празднование делает акцент на ублажении мужчин, бывших, действительных и будущих защитников отечества и слабого женского начала, было бы уместно провести гладиаторские бои среди женщин.

— Однако, — раздаётся строгий голос от двери.

Увлечённые дискуссией, мы и не замечаем, как в кабинет входит Новицкая.

— Ну и идеи тут у вас витают, — говорит она. — Что за неуместный эротизм в таком серьёзном деле, как выездное празднование дня советской армии?

Все становятся серьёзными и только у непривлекательной Кати в глазах за очками пляшут озорные огоньки.

— Так, боевые подруги, Егора я у вас заберу. Будем считать, что новыми идеями он вас уже оплодотворил. Давайте сами додумывайте, как лучше поздравить мужчин, а то он вам и не такое ещё предложит, я чувствую.

Я встаю и, попрощавшись с членами комиссии, выхожу вслед за Ириной.

— А ты, я вижу, не из робких, да? — спрашивает она и пристально смотрит в глаза.

— Стараюсь, Ирина, — отвечаю я.

— Викторовна.

— Да, Викторовна, — я согласно киваю.

— Увидим, — говорит она, — насколько это соответствует действительности на празднике.

— Запугиваете.

— Пойдём, расскажешь Артёму, как ваша школа готовится к собранию.

После беседы с Артёмом, ответив на все его скучные и нудные вопросы, я выхожу из горкома и планирую отправиться в бар. Удивительная у меня широта интересов. Думаю, Новицкая была бы удивлена, узнай сколько всего разного приходится мне делать. И учёбы в этом списке практически нет.

Прежде чем идти в место греха, я захожу домой, чтобы переодеться. Отец оказывается уже вернулся с работы.

— Ну что, — интересуется он, — ходил к Скачкову?

— Да, ходил, — качаю я головой. — Ну он тот ещё перец, скажу тебе.

Отец смеётся.

— Ага, перец, точно. Отлаял небось?

— Ну, попытался, — усмехаюсь я.

— Попытался. Ты, брат, мне-то не заливай. Я его неплохо знаю. Он пока в грязь тебя не вмажет, пальцем не пошевелит.

— Ну, это я понял.

— Так что он сказал-то?

— Сказал, что через тебя ответ передаст. Подумает, можно ли меня всё-таки как-то в училище протащить, посоветуется с руководством и потом тебе сообщит.

— Серьёзно? — удивляется отец. — Что прям так и сказал? Или разыгрываешь? Просто на него это не похоже.

— Ну, я его впечатлил. Так что он хочет меня тренировать.

— А ты, я смотрю, от скромности не помрёшь, — усмехается отец.

Я немного вожусь с Раджой, а потом переодеваюсь и иду в бар. На выходе из подъезда сталкиваюсь с Рыбкиной.

— Ты куда? — спрашивает она. — У нас же занятие по расписанию.

— Наташ, давай перенесём. Я, всё равно, домашку не сделал. Раджу вчера весь вечер ловил по городу. Сама знаешь.

Пришлось возвести на него поклёп и сказать, что он убежал, увлёкшись собачьей барышней. Не мог же я сказать что я его у бандитов отбивал. Про руку тоже пришлось наврать с три короба.

— Лентяй и прогульщик, — прищуривается она. — А куда это ты намылился?

— У меня поручение от горкома ВЛКСМ, — импровизирую я. — Нужно ветерана посетить.

— Врун, — не принимает она эту версию. — Я тогда с тобой пойду.