Индульгенция 1. Без права выбора - Тимур Машуков
Очнулся я на местной губе, в которую меня закинули. Забегая вперед, скажу, что в ней я ночевал чаще, чем в казарме, потому как слыл бунтарем. И бунтовал против всего — против рыбы, когда хотел мяса; против мяса, потому что захотел рыбы. Против идиотских предметов типа философии или социальной политологии. И дрался, дрался, дрался. Постоянно, всегда.
Я был бунтарем — но идейным. И главной моей идеей был баланс силы магической и физической. Любое свободное время я проводил на полигоне. Не мог качать магию, но бегал, прыгал, отжимался, таскал тяжести. Проводил бесконечные спарринги со все тем же поручиком.
Поэтому вторым местом моего частого пребывания был лазарет, где куча симпатичных девчушек в обтягивающих халатиках будоражили мое естество.
Поручик, видимо поняв, что я из себя представляю, щедро делился со мной наукой выживать. Молодой пацан и статный воин часто спорили о тех или иных методах диверсионной деятельности, разбирая их на примерах истории. И уж эту науку я впитывал как губку, учась планировать, добавив в свои выходки еще один пункт — делать так, чтоб не поймали.
А потом, на третьем курсе, нас отправили на практику в сторону прусской границы в маленький город Дерб, где стоял наш такой же маленький гарнизон. И хоть время было неспокойное, именно это направление считалось безопасным.
Ах да, я ж еще не сказал — у нас тут вялотекущая война с Триединым союзом идет. Франки, бритонцы и прусаки объединились, чтобы захапать часть земель у северного соседа, то есть, у нас.
То они наступали — мы оборонялись. То мы наступали — они прятались в окопах. Уже лет двадцать топчемся на месте и обмениваемся гневными нотами. Но к решительным действиям ни одна из сторон не приступает, боясь развязать войну на уничтожение.
Мое отделение в составе десяти морд — шести парней и четырех девчонок с характерными позывными: Стерва, Тварь, Злюка и Мразь — все абсолютно заслуженные, — явилось пред светлы очи майора Левинского, мага третьей ступени и хорошего снабженца. Сидеть ему тут очень нравилось, контрабанда с обеих сторон цвела и пахла, регулярно принося ему хорошие барыши. А так как контролировали ее с обеих сторон важные шишки, то никакой войны, что могла помешать торговле, тут и в помине не было.
Я был назначен сержантом с позывным Садист и командиром этого отделения аккурат перед отправкой, после чего пришлось набить всем морды, включая бешеных баб, которым мое назначение не понравилось. Меня, если честно, опасались, особенно после того, как я поймал одного воришку, что пробрался ко мне в комнату, а потом чуть до смерти его не запытал, перед этим заткнув ему рот. Кусок чуть завывающего мяса отправили домой, а меня неделю продержали на губе, перед этим сломав почти все кости. Потом я вышел и выловил тех, кто мне их ломал, по одному и сделал с ними то же самое. Меня хотели даже исключить, но не срослось…
Ну да, я не делал скидку на пол и возраст, потому как в армии все равны и если уж показываешь зубы, то будь готова их лишиться, если оскалилась не на того.
Отделение это было собрано со всей школы и в него вошли самые конченые отморозки, среди которых я был первым среди равных. Нам даже оружие не рискнули дать, сказав, что получим его только по прибытии. А жаль — я лично хотел всадить пару очередей в жопы нескольких особо бесячих преподавателей.
Ну, и сразу по прибытию мы показали, что плевали на все показатели. Нам похер на все, мы хотим воевать. Дайте нам ружье, шашку, танк и два ящика водки! И мы этих прусаков нагнем в любую сторону.
Капитан, видимо уже предупрежденный о том счастье, что свалилось на его голову, быстро сплавил нас от греха подальше в крохотную деревушку Шпитцляуберг, где насчитывалось с десяток домов, три старухи и пара кривых девок, на которых никто не позарился.
Вылакав за день всю водку, мы, мучимые похмельем, пошли искать еще. В деревне не нашли, поэтому рванули гулять по окрестностям. Нюх у страдающего похмельем кадета развит чрезвычайно хорошо, поэтому мы через пару часов поисков наткнулись на странных людей, бредущих странной тропинкой. Говорили они не по-нашему, поэтому было принято решение бить врага.
И враг бежал, бросая пушки,
Под звонкий, русский мат…
Выпивку мы нашли, а еще взяли пленных, которых допросили с пристрастием — я мастерски умею загонять иголки под ногти, если кто не знал. Один из них оказался главным и поведал много интересного. Причем настолько интересного, что его сразу отправили в Дерб, откуда он на следующий день благополучно сбежал. Начальник же гарнизона сделал вид, что его вообще в глаза не видел. Запахло изменой.
Найдя телефон, я по экстренной связи связался с дворцом и рассказал все как есть. Через три дня сюда прибыла комиссия, которая принялась трясти всех, включая нас. Ну, они и попытались все это дело замять, выставив нас лжецами. Ясен пень, они ж не знали, кто я такой. А возглавлял комиссию как раз тот самый тип, что имел с этого хороший гешефт.
Седой генерал с напомаженными волосами орал как резаный и грозился всех нас расстрелять за вранье. Но наше дело было правое и мы стояли на своем. Тогда нас арестовали и уже совсем было приготовились шлепнуть, когда прибыла другая комиссия — более важная и решительная.
В ходе расследования к стенке поставили самого генерала и часть приехавших с ним. Полетели головы особо приближенных к кормушке. А нас решили вернуть с практики досрочно и даже наградить красивыми медальками.
Мой выпускной я запомнил плохо — нажрался так, что в глазах троилось. Очнулся в чужой комнате, голый, в обнимкой со Злюкой и Тварью. Пока приходил в себя, пришло экстренное сообщение — на кортеж императора совершено нападение, в результате которого сам император и его супруга были убиты.
Я моментально протрезвел, вскочил, быстро оделся и рванул на выход. До Москвы было лететь пару часов, за время которых я себе места не находил….
Брат обнаружился у себя — с красными от недосыпа глазами, он
