Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
— Ну если сможете четверо суток без сна и отдыха копать, тогда умножай на девяносто шесть! — посоветовал десятник. — Так… Зубоскалить заканчиваем, всем готовность!
Степан Порфирьевич, наш десятник — милейший человек, если вдуматься! А если вдуматься чуть глубже, то деспот и тиран. Но мы его любили всем десятком. Сколько он наших косяков прикрыл во время службы — не сосчитать. Так что, если скажет копать от стены и до заката, будем копать.
Хотя, конечно, чтобы копать — надо выжить.
А выжить у нас шансов маловато.
Наши орудия били, не переставая. У ребят, наверное, уже стволы дымились. Да и соседние опорники не отставали. Я был уверен: на всей границе, куда пришёлся удар из Тьмы, не было сегодня ни одного идиота, который бы решил экономить боезапас.
Русское царство велико и обильно! И порядок в нём имеется. С тех пор как Рюриковичи перестали грызться промеж собой, и вовсе такой порядок навели, что всё работает как часы. Так что за нашей спиной — почти полмиллиарда населения. И где-то там, в тылу, уже сейчас в три смены готовят новые снаряды, мины и пули.
Нам подвезут всё: боеприпасы, медикаменты, одежду и еду. Нам только запасные жизни никто не подвезёт. И мои сослуживцы могут сколько угодно храбриться. Вот только я знаю, что шансов у нас очень мало. Практически нет.
Потому что в моей голове есть ещё одна жизнь, прожитая совсем в другом мире. И была она гораздо более насыщенной. Да и продлилась больше пяти десятков лет.
Впрочем, этого я никому не рассказывал. И, наверно, не расскажу. Потому что знать об этом необязательно ни друзьям, ни сослуживцам, ни даже моей местной семье.
Пусть я останусь для них обычным мальчиком Федей, который пошёл служить и сгинул на границе с Монгольской Тьмой.
«Впрочем, это в худшем случае!» — сразу же внёс я мысленную поправку.
Шансы выжить были. И я собирался использовать их на полную катушку. Поэтому в моей голове сформировался чёткий план:
1. Выполнить свой долг и убить как можно больше врагов.2. Выжить.3. Поесть.
Завтрак был давно, а обеда в ближайшее время не предвиделось. А значит, третий пункт вовсе не был лишним! Но главное было выполнить первый пункт, чтобы не напрасно исполнять второй и третий. А то, знаете ли, обвинение в дезертирстве и трусости — это такое позорище, которое даже простому вою не простят. Причём всю его оставшуюся жизнь.
Позади, на центральной вышке командного пункта, защёлкали дальнобойные егерские винтовки. Стас, Павел, Пётр и Ерёма сейчас старались выбить из рядов противника тех, кто мог командовать всей этой оравой, катившей на нас из степи.
— Внимание всем! Замечены тёмные! — пробасил сотник в наушнике. — При обнаружении уничтожить любым способом!
У меня как-то сразу вспотели руки. Стало ещё страшней. Тёмные — это бывшие люди. Те, кому особенно не повезло, и их монстры не просто растерзали, а в плен взяли. Бог весть, что там с ними делают во Тьме, но когда они возвращаются — то всецело этой самой Тьме преданы. А уж как заклятиями жарят! Нашим «меченым» и не снилось! Во всяком случае, из тех, кого я видел. Может, в столице, во Владимире, и есть такие же сильные «двусердые»… Но я-то во Владимире не был. А вот про тёмных — и читал, и от других воев слышал. Страшный противник…
Впрочем, удивляться нечему. Логика подсказывала, что они во время нашествия обязательно придут. Куда уж без них. Так что вдох-выдох, успокоиться… И крепче сжать в руках автомат. Новости от сотника — совсем даже не новости.
И только я в это поверил и чуть успокоился, как один из тёмных нанёс удар по нашей заставе.
— Атака кудесника! — успел предупредить сотник. — В укрытия!
Над массой врага сформировался светящийся шар, который, шипя и плюясь, понёсся по воздуху в сторону стен. В последний момент он раскрылся, как смертоносный бутон — и обрушил на наши позиции дождь из острых ледяных снарядов. Для броников и шлемов нестрашно. Но если такой вонзится в плоть, рана будет очень неприятная…
— Вот сука тёмная! — ругнулся Егор, которому прилетело по шлему.
— Не высовывайся! — посоветовал я ему.
— А стрелять как? Жопой? — ехидно уточнил он.
— Если сможешь, жопой и стреляй! — одобрил план действий я.
Мог ли я не оказаться в этот жуткий день здесь, в бывших кайсакских степях?
Мог.
Чисто теоретически, конечно.
Мог бы пойти учиться в пандидактион, получив там высшее образование. И тогда меня от военной службы освободили бы.
Мог бы уплатить рабочий налог, если бы нашёл хорошую работу. И тогда меня тоже от службы освободили бы.
Мог просто быть умнее: получил бы баллы повыше на экзаменах в госгимназии — и попал бы хоть и на службу, но не на границу.
Чего уж там, я мог бы и сам выбрать другое место! В конце концов, вовсе не обязательно именно на границе служить.
Хотя давайте начистоту… На самом деле, с шести лет выбора у меня не было. Просто именно в шесть лет я впервые столкнулся с Андреем Петровичем Рыбаковым. Воспоминания из его жизни ворвались в мой мозг, как цунами… И с тех пор регулярно плескались в моей голове, как бы я ни пытался задраить люки.
Скажем честно: чужие воспоминания в твоей голове — это не слишком приятно. Особенно когда тебе всего шесть лет.
И да, обычно они приходили по ночам, когда я спал. Но беда в том, что Рыбаков, в отличие от мальчика Феди, прожил пятьдесят два года. И прожил их в похожем, но совсем другом мире. Мире, где нет Тьмы. В мире, где Русь прошла долгий путь в окружении человечества куда более многочисленного, чем здесь.
Там у Руси была другая история, другие обычаи и даже другое название. Там всего добивались с помощью науки и технологий, а не с помощью кудесничества. И тот мир, как и воспоминания о нём, казались куда реальней того, что окружало шестилетнего Федю.
Долгих десять лет я жил в двух мирах. В одном я был ребёнком и только пошёл в гимназию, а в другом — молодым военным. В одном я постигал основы физики и химии, а в другом — сначала работал в госорганах, спасая разваливающуюся страну, а потом занимался бизнесом в уже развалившейся стране.
