Ядовитая, или Хозяйка Черной Пустоши - Дара Хаард
Глава 1
Странное состояние, словно дремлешь и не можешь проснуться, но продолжалось оно недолго. Понемногу слуха коснулись голоса, а с ними пришла боль. Она возникала чуть ниже правого виска и растекалась по окружности черепа, норовя лишить меня только что появившегося осознания.
‒ Как думаешь, оклемается?
Словно сквозь стены доносятся еле слышные голоса.
‒ Авось не сдохнет, ‒ второй голос скрипучий, злой. На кого можно так злиться, так ненавидеть, что желать смерти? Хотелось открыть глаза и посмотреть.
‒ Жалко, красивая ба.
‒ Иди отсюда, жалко ей, ‒ старушечий голос смягчился, ‒ от Нечистого красота та, злая, брысь, я сказала.
Мне хотелось вздохнуть поглубже, но воздуха не хватало, и тут я поняла, что могу открыть глаза. Темный тканый потолок, в который я уставилась взглядом, мне ничего не говорил. Где это я? Потом накатила паника, что я не помню, кто я. Стало страшно, как это, не помнить главное. В голове прострелило болью, я стиснула зубы, но стон не сдержала.
‒ Гляди, ба очнулась.
‒ Вот тварья душа, вернулась-таки, зови Гария, пусть сам с ней говорит.
Голоса добавляли боли в мою голову. Зато я вспомнила, кто я, меня Надя зовут, Ненашева Надежда. Как же хорошо знать, кто ты. Только где я оказалась, вопрос все же остался. Попыталась повернуть голову, чтобы увидеть хоть что-то, кроме закопченного потолка, но голова не поворачивалась, а от усилий опять прострелило болью.
‒ Лежите госпожа, не шевелитесь, — ‒ голос старухи теперь был нейтрален, ‒ с райта вы упали, головой повредились.
Я постаралась осмыслить, что она мне сказала, и не могла. Какая райта? Какая госпожа? Я Надя Ненашева, никогда госпожой не была, скорее сама вечно кому-то прислуживала, мужу, сверкровке, детям… Стоило вспомнить свою жизнь, как боль усилилась. Я точно не могу быть госпожой. Из простой семьи, и сама тоже недалеко ушла. Сначала детей растила, последние годы работала на двух работах, продавщица в небольшом ларьке, да уборщица в роскошном офисе. Пенсию зарабатывала. Как на пенсию вышла, решила все, баста. Буду жить на даче, чтобы никому из детей не мешать, да спокойно доживать свой век. Дача у нас хорошая и зимой можно жить, главное — дров заготовить. А денег мне много не надо, половину продуктов сама выращиваю, а на остальное моей пенсии хватит.
Теперь вопрос, «где я?» стоял прямо ребром, если бы не головная боль, я бы так и спросила у старухи, но попытка что-то сказать провалилась. Из горла слышны были только хрипы, а подняться я вообще не могла.
‒ Госпожа! Госпожа! ‒ раздался рядом еще один старческий голос, теперь уже мужской, немного надтреснутый, словно мужчина болеет. ‒ Вы вернулись, госпожа, сам «Небесный» услышал наши молитвы. Чего стоишь злыдня, ‒ теперь уже шепот, ‒ быстро бульона сюда и лекаря позови, я, что ему зря столько золота отдал.
Мои мысли путались, кружилась голова, не давая мне сосредоточить взгляд на матерчатом потолке. Через какое-то время губ коснулась глиняная кружка, и в пищевод покатился наваристый несоленый бульон. После него сразу захотелось спать, мои уши еще слышали какое-то бормотание, призывающее небесного, но тихо словно назойливое жужжание комара.
Зато мне стало полегче, ушла муть из головы, и я наконец-то смогла связно мыслить. А собственно, что случилось? Неужели я умерла? Вот, не зря левую сторону тянуло да в ушах звон стоял. Я не чувствовала тела, лишь сознание, но такое кристально чистое, что вспоминалась вся моя невеселая жизнь, с детского сада.
Отец у меня был пьющий, ну как пьющий, как зарплата, так и уходил на неделю в запой. Помню эти дни как мое беспросветное горе. Отец кричал на мать, бил посуду, но проходила неделя, и вновь в наш мирок возвращалась тишина. Родители ходили на работу, а я в садик, где украдкой прятала в карманы студенистую манку и потом вываливала ее в горшок. Нянька сначала не понимала, что это, а потом доложила воспитательнице, и мне сделали строгий выговор, помню, мама покачала головой и сказала:
‒ Не нравится, но ты терпи, Надюша.
Мне кажется, так вся моя жизнь и прошла в этом терпении. Я рано вышла замуж, любовь! Это такое чувство, которое не поддается рациональному объяснению, сколько веков все его разбирают, а так не пришли к пониманию, чего эта любовь мозги отключает.
Замуж я вышла по любви в восемнадцать лет. Помню, как плакала мама, веселился отец, как всегда, напившись в зюзю. В нашей районной столовке, где работала мамина подруга, украсили зал, поставили столы буковой п. На ковре за спиной два лебедя выложенные ватой держат два кольца. Я помню, как нам кричали горько и как мой муж, уже немного выпивший, краснолицый, вытирал мокрые руки о пиджак, прежде чем меня обнять. Я не знаю, почему запомнила именно это. В то время он казался мне неземным красавцем, а его поцелуи были слаще меда, хоть и отдавали сигаретами да перегаром.
Потом началась простая жизнь… жили сначала со свёкрами, своей квартиры не было. Свёкры, люди простые, мать работала на птицефабрике, отец всю жизнь на заводе, и мужа моего, его отец на завод пристроил. Я же без образования сидела дома и сначала даже не задумывалась, что превратилась в настоящую служанку.
Это сейчас мне с высоты своих лет видно, как обижали меня чужие, по сути, люди и как я старалась им угодить, лишь бы любимый мною гордился. А любимый гулял с друзьями по пивнушкам и дома появлялся, чтобы выполнить супружеский долг. Почти сразу я забеременела, и вот тут словно с глаз моих пелена упала. Упала да не могла я в то время бросить все и уйти. У матери я не одна была, еще двое брат и сестра, и идти к ним в двухкомнатную квартирку было стыдно. Любовь еще тлела в моем сердце, но уже не была слепа. Не хочется вспоминать все, что пережила, пока мы получили
