Архитектор Душ II - Александр Вольт
Звон стали разорвал тишину. Отдача от удара прошла по всему предплечью, заставив мышцы болезненно сжаться. Не давая себе ни секунды на передышку, я неумелым уворотом отскочил на шаг назад, разрывая дистанцию.
— Неплохо! — выкрикнул Феликс Рихтерович, и в его голосе не было ни капли злости, лишь азарт человека, который только-только входит в раж. Он не стал ждать, тут же делая очередной выпад.
И началось. Адреналин ударил по вискам, заставив сердце колотиться с такой силой, что, казалось, оно вот-вот пробьет ребра. Мир сузился до одной точки — до острого кончика его рапиры, который плясал передо мной, выписывая в воздухе смертоносные узоры. Он не атаковал всерьез, я это понимал. Он играл, прощупывал мою оборону, заставляя меня двигаться и реагировать.
Да, я понимал, что это оружие тренировочное и никакого вреда кроме болезненного удара и последующих синяков не будет, но, тем не менее, я отбивался, как мог.
Его клинок мелькал то справа, то слева. Удар, еще удар. Я отбивался неуклюже, мои парирования были рваными и запоздалыми. Каждый раз, когда наши клинки встречались, вибрация отдавалась болью в запястье и локте. Мышцы плеча, не привыкшие к такой нагрузке, горели огнем. Жилы на предплечье натянулись, как струны, готовые вот-вот лопнуть.
Я отступал. Шаг, еще шаг. Ноги двигались сами, но делали это криво и неуверенно. Я спотыкался, терял равновесие, но каким-то чудом умудрялся продолжать стоять на ногах.
Это было захватывающе! Пускай мне и было трудно, но я втянулся и отбивался, не глядя на то, что противник был явно опытнее и куда умелее! Мой разум человека с медицинским образованием фиксировал запредельную нагрузку на сердце и горящие от недостатка кислорода легкие, но впервые за долгое время я чувствовал себя не наблюдателем, а участником. Тело, ведомое давно забытыми воспоминаниями, двигалось, парировало, отступало, и я был с ним един. Каждый удар, каждый звон стали, каждая капля пота, стекающая по виску, — все это было по-настоящему, живо и невероятно увлекательно.
Рубашка-поло промокла насквозь и липла к спине. Дыхание сбилось, превратившись в хриплые и рваные вздохи. Я задыхался, но он не давал мне ни секунды передышки.
Феликс Рихтерович сменил тактику. Вместо коротких выпадов последовала серия быстрых секущих ударов. Его клинок свистел в воздухе, заставляя меня то уворачиваться, то подставлять свою рапиру под удары.
Звон, звон, звон. Я уже не пытался парировать технично, я просто отмахивался, как от стаи разъяренных ос, надеясь лишь на удачу и рефлексы.
И в какой-то момент, после очередной моей неуклюжей защиты, он оставил брешь. Я увидел это. На долю секунды, после широкого замаха, его бок оказался открыт. Но я не успел. Пока я соображал, что делать, он уже вернулся в стойку, и его клинок снова был направлен мне в горло.
Он играл. Он мог закончить этот «поединок» в любую секунду, но продолжал забавляться, наблюдая, как я, мокрый, задыхающийся, но настырный, продолжаю обороняться.
И тут он пошел в атаку всерьез. Это был косой, мощный удар сверху-вниз, нацеленный мне в левое плечо. Я понял, что отбить его не смогу — сил в руке почти не осталось. И тогда я снова двинулся на чистых рефлексах и мышечной памяти этого тела.
Вместо того чтобы отступать или парировать, я, резко согнув колени, пригнулся, уходя под его удар. Я почувствовал, как его клинок со свистом пронесся в сантиметре над моей головой.
В тот же миг, не разгибаясь, я развернулся на пятках. В голове пронеслось короткое воспоминание: смех, блеск шпаг на тренировке и голос друга из столицы, который показывал Громову этот подлый трюк.
Я попытался повторить его — ткнуть Рихтеровича эфесом рапиры в основание позвоночника. Грязный прием, хотя и не такой грязный, как удар в пах.
Почти.
В самый последний момент, когда победа, пусть и такая жалкая, была уже почти в руках, ноги предали меня. Левая запуталась в правой. Тело, измотанное до предела, отказалось выполнять сложный разворот. Потеряв равновесие, я, нелепо взмахнув руками, с глухим стуком сел на задницу, роняя рапиру на каменные плиты.
Рихтерович мгновенно развернулся и наставил шпагу в мою сторону, не давая мне ни шанса подняться.
Я сидел, тяжело дыша, и смотрел снизу вверх на кончик его рапиры, застывший в паре сантиметров от моей груди.
— Туше! — задорно воскликнул он. С его лица исчезла хищная сосредоточенность, сменившись довольной, почти мальчишеской улыбкой. Он опустил оружие, сделал шаг и подал мне руку, помогая подняться.
Я принял его руку и поднялся с земли. Хватка у Рихтеровича была стальной. Я увидел капельки пота на его загорелом лбу и широкую, довольную улыбку.
— Отлично! — он передал рапиру подошедшему помощнику и хлопнул меня по плечу. — Ну, как отлично. Отвратительно, на самом-то деле, ха!
— Спасибо, — сказал я, хохотнув. — Очень воодушевляет.
— Пойдем, есть о чем поговорить.
Феликс Рихтерович проводил нашу троицу в притемненную альтанку, увитую плющом, где нам тут же принесли высокие бокалы с лимонадом и льдом. С моря дул приятный ветерок, принося с собой запах соли.
Он сел напротив и сначала обратился к Лидии.
— Лидия, как поживаешь? Как родители?
— Благодарю вас, Феликс Рихтерович, все в порядке, — вежливо ответила она.
— Помню, как раньше мы с тобой занимались. Ты еще совсем девчонкой была. А сейчас вот, ого-го какая красавица!
Лидия прикрыла глаза и благодарно кивнула.
— Спасибо на добром слове, Феликс Рихтерович. Как сами поживаете?
— Да потихоньку, как видишь. Слушай, сразу вопрос, — сказал он, не церемонясь, — а почему ты сама не взялась подучить своего приятеля?
— Феликс Рихтерович, у меня нет такого опыта обучения и фехтования, как у вас.
Возможно, это и было правдой. Но тот факт, что Лидия раньше занималась фехтованием у меня до сих пор не укладывался в голове. Но основная причина по которой Лидия не могла меня обучить это то, что любое действие, которое может причинить мне вред — вызывало у нее боль.
— Может и так, но для базы этого хватило бы однозначно. А уж затем можно было бы прийти ко мне.
Лидия виновато пожала плечами и едва заметно улыбнулась, на что Рихтерович вздохнул, а затем он повернулся ко мне, и его взгляд стал серьезным и оценивающим.
— Итак, господин Громов. Начнем с хорошего. У вас есть базовое понимание стойки и техники. Очень старые, очень «ржавые», но они есть. На этом
