95-й. Сны о будущем прошлом (СИ) - Войлошников Владимир

— Алё.

— Мам, вы дома будете?

— Да, я тут пироги стряпаю.

— Я сейчас заеду.

— Ну, давай.

Я вернула трубку.

— Спасибо, — я секунду посомневалась и подумала, что сегодня, наверное, могу слегка обнаглеть, — А можно мне ключ от нашей аудитории, я буквально на пять минут.

Секретарша сделала ужасно проницательный вид и протянула мне ключ:

— Держи. Только никому не говори.

Какие-то они сегодня сплошь загадочные.

Я вышла в коридор и тут сообразила, что аудитория может быть совсем не та, которую я помню. Это был как раз один из тех немногих случаев, когда воспоминания задваивались. Хотя… так, бирки не было, но на само́й круглой головке ключа был выцарапан номер. Живём! Двести третья. Где-то рядом.

На моё счастье, изнутри замок закрывался также хорошо, как снаружи. Я забаррикадировалась и вытряхнула из кошелька разноцветные бумажки с длинными нулями. Если учесть, что вчера у меня оставалось сто двадцать, минус сегодняшняя дорога… сложу-ка по кучкам. Вторая часть — это двести семьдесят предоплата. Остальное, по идее — сегодняшние продажи. Мильён девятьсот шестьдесят! Вот я и миллионерша!

Сгребла всё обратно в сумочку.

Внезапно страх такой накатил, хоть в трусы бабосы прячь. Умом понимаю — вроде и немного. Толком на эти деньги ничего не купишь. С другой стороны, кто-то за такие деньги по четыре — по пять месяцев работает. А уж в подъездах убивали и за меньшее, лишь бы наскрести на дозу. Серьги у девок рвали из ушей…

И вдруг увидела своё отражение в узком зеркале. Глаза большие, руки в сумочку вцепились. Не хватает только транспаранта: «Я боюсь, что меня обокрадут!»

Ну да, очково ходить с такими деньгами. Но если ходить с таким вот узясом на лице, вероятность обокрадывания возрастает катастрофически. Поэтому лицо успокаиваем, расслабляем даже. В кошелёчке оставим рублей двадцать, чтобы пачками не светить. Остальное завернём в платочек — и на донышко, под тетрадки. И подумать надо про какую-то другую систему ношения денежек…

В деканат я впорхнула как попрыгунья-стрекоза, вернула секретарше ключик и полетела дальше. Девяносто пятый, любовь моя, не подвёл, ждать пришлось всего-то минут десять. Села к окну, на колесо, сумочку спокойно на колени поставила.

Глазела в окошко, как ни в чём не бывало.

У мамы на остановке вышла из маршрутки одна, значит, точно за мной никто не прицепился. Бодро дотопала в горку, напевая «Санни-и-и! На-на-на-на, на-на, на-на-а!» из чего можно сделать далекоидущие выводы о моём познании английского. Потом ещё залезла к ним на пятый этаж. Да это что же такое, Сауроны, блин! Позвонила в дверь. Из двери напротив выглянула соседка. На всякий случай поздоровалась с ней приветливо.

Эта соседка у них вообще уникальная. Начать с того, что она никого не боится. ВООБЩЕ. На любой шум выходит и гоняет всех подозрительных. Драка пьяная в подъезде случилась с поножовщиной — тоже выперлась. И хоть бы хны! Как будто у неё суперсвойство неуязвимости. Может, её в охрану нанять?

Не обращайте внимания, это я так, в порядке бреда.

Короче, соседка убедилась, что я пришла к маме, и скрылась в своей квартире.

А я прикрыла двери — и железную, и простую, меньше слышно будет — и объявила, что пришла им денег отдать.

— Ты чё, у Шаманова заняла? — сразу подозрительно спросила мама.

Это она моего отца так называет, строго по фамилии.

— Мама, ты не поверишь!..

И она натурально не хотела верить. С другой стороны — вот они, деньги.

— Миллион пятьсот двадцать шесть с копейками я вам за ткани должна. Копейки не будем считать, пусть миллион пятьсот тридцать. И сто пятьдесят тысяч на упаковку ты мне давала. Через неделю-две мне, наверное, ещё понадобится. Если Саша на базы поедет, пусть прикупит две таких же, я деньги сразу отдам.

Они сидели напротив меня и хлопали глазами.

— И что, у тебя вот так за неделю получилось полтора миллиона? — в конце концов спросила мама.

— Немножко больше, но я купила себе обувь.

Они переглянулись.

— Мам, ну я не знаю — звёзды так совпали? Потом, имейте в виду, мы фактически нарвались на халяву. Если прикинуть, я двумя рулонами отбила четырнадцать. Но рассчитывать на такое не стоит. В лучшем случае покупаешь за сто, продаёшь за двести. И работа. И надо искать кого-то, кто будет помогать: возить, носить, охрану, в конце концов, обеспечивать. Придётся ещё, наверное, за крышу платить.

Мама нахмурилась и занервничала.

— Оля, я так не понимаю. А тебя не убьют?

Это был ещё один страх. Страх начать что-то новое, потому что — а вдруг убьют?

— Надеюсь, что нет.

Но Василич, кажется услышал что-то для себя интересное.

— Так, ну-ка ещё раз давай свою бухгалтерию.

Я вздохнула:

— Ну, тут относительно просто. Чтобы нормально продавать, нужна ткань, нитки, швейная машинка, упаковка, вкладыш-этикетка, затраты на рекламу и доставка, — я секунду подумала, — и затраты на крышу.

Без этого в девяностые было никак.

По-хорошему, ещё нужно было ИП, но тут я планировала спрятаться за папу.

— Крыша обойдётся где-то в тысячу долларов в месяц, — лица у обоих синхронно вытянулись, — Это если получится договориться по дружбе. И, конечно, нужно, чтобы наш товар кто-то хотел купить. Я реально не знаю, вам оно надо, влезать в систему?

По-моему, мне удалось озадачить их настолько, что оба не знали, что сказать.

— Я могу вам предложить вот что. За пошив комплекта — точно по спецификациям! — двадцать тысяч за комплект. Мама, это цена персонально для тебя!

— А другому ты сколько платила бы? — задумчиво спросил Василич.

— Десятку максимум. А вернее всего — пятёрку. Швея за смену десять комплектов сошьёт не глядя. А если машина промышленная, то и тридцать-сорок. Да даже если десять, это пятьдесят тысяч за день, миллион в месяц. Что-то не вижу массовых предложений таких зарплат.

Реально, мы когда с моим первым мужем сошлись (по «старому моему счислению» именно в девяносто пятом, в октябре), он как раз на новую работу устроился, на авиадиспетчерский тренажёр, инженером. Авиадиспетчера тогда были борзые, чуть что, сразу бастовали и перекрывали всё воздушное сообщение, поэтому получали очень прилично. Ну и все, кто рядом с ними подвизался — тоже, хоть и втрое-вчетверо поменьше. Зарплата у инженера на диспетчерском пункте была в районе миллиона двести — очень прилично по тем временам. А до этого он инженером же в какой-то другой конторе получал четыреста. Вот и считайте.

— Что касается доставки, оплата сдельная. Сто тысяч рабочий день плюс колёсные. Если на короткое время, то пятнадцать тысяч час. Привоз-увоз, помощь в переноске, охрана, опять же. Раза два-три в неделю придётся, я думаю, кататься. Если не хотите, придётся кого-то другого мне искать. Дядь Рашида, может. Тётя Валя и шьёт как раз…

— Ну, нет, погоди! — мама заёрзала, — Давайте попробуем? Саш?

— Ну, давай попробуем, — он всё ещё сомневался.

— Тогда так, — я достала из сумки тетрадку, — там пирог не сгорит?

— Ой, пирог! — мама побежала на кухню и захлопала духовкой.

— Я тогда в понедельник к девяти вас жду?

— Ну, давай, — трудно было ему, видимо, переключиться в отношении меня с понятия «вредный почти что подросток» на «работодатель».

Ну, ничего, срастётся как-нибудь. Я начала чертить в тетрадке схему кроя комплекта с размерами.

Мама закричала из кухни:

— Идите чай пить!

И мы пили чай и строили грандиозные планы. Сомневались. Пугались. Воодушевлялись. И ещё много разных переживаний.

Потом я договорилась, что мама шьёт из тех остатков, что у неё сейчас лежат, а я ей цену материала прибавлю. И бонусом, что было особенно приятно, Василич отвёз меня домой. Да ещё и полпирога с собой дали в нагрузку.

Господи, лишь бы этими производственными отношениями родственные не испортить!

АКИ ПЧЕЛА

В семь вечера позвонила Аня.