Мажор : На завод бы шел работать! - А. Таннер
- Устал? - понимающе спросил приятель. - Не боись, это с непривычки. Ты же работаешь всего ничего! Потом втянешься, легче будет! Бежим, вон трамвай наш идет!
- Надеюсь, хоть в субботу отосплюсь, - пробурчал я, разминая руку. Она все еще болела.
- А с чего это ты в субботу спать собрался? - изумился Толик. - Обычный же рабочий день.
- Рабочий? - теперь уже моя очередь пришла удивляться. - А мы разве не по пятидневке работаем?
Толик с сочувствием поглядел на меня и сказал:
- Да, брат, тебе и впрямь отдохнуть надо. Какая пятидневка? В субботу мы работаем, пора уже привыкнуть. Ну ты у себя в деревне и по семь дней работал, правда, и ничего?
- Ничего, - уныло согласился я. Да, стало бы, поваляться в субботу с утречка в кровати у меня не получится. Придется и в субботу вкалывать на заводе и ждать воскресенья... Интересно, какие еще сюрпризы меня ожидают?
Глава 7. Новая жизнь
Над моим ухом настойчиво звенел будильник. Нет, не приятная нарастающая мелодия на моем смартфоне за пятьдесят тысяч деревянных, а простой советский будильник, который, кажется, может поднять на ноги целый взвод солдат - будильник "Слава". Он трезвонил и трезвонил... Я открыл слипшиеся глаза, потянулся, перевернулся и сильно прихлопнул его рукой, чтобы перестал звенеть.
- Ммм... Уже пора? - сонно пробормотал мой сосед по комнате. - Представляешь, мне снова снились какие-то пришельцы...
- Пора, - согласился я. - Надо было засыпать пораньше. Толик, вставай! Мэл нам уже, наверное, очередь в душ занял.
Уже целая неделя прошла с тех пор, как я из юного мажора Антона, живущего в родительской квартире в башне "Москва-Сити" и беззаботно тратящего время и деньги на развлечения, превратился в обычного заводского работягу, живущего в общежитии на окраине Москвы. Я гулял по, казалось бы, родной, но такой непривычной для меня Москве, смотрел на реку, облокотившись на парапет Кремлевской набережной, отдыхал на лавочке в сквере на Кропоткинской улице, купался в открытой купальне в Хамовниках, наблюдал, как возводимые строителями мощные сталинские массивы на проспекте Мира притесняли деревянные дома... Теперь уже я иногда, проснувшись пораньше, будил своего соседа Толика.
Я потянулся, откинул простынь и, зевая, спустил ноги на пол. Рассиживаться некогда. Надо успеть помыться, пока Мэл, самый дисциплинированный из нас и просыпающийся всегда раньше всех, держит для нас очередь в душ, быстро вымыться обычным кусковым мылом, а не привычным мне лаймовым гелем за семьсот рублей, почистить зубы порошком, прожевать пирожок, купленный вчера у метро, запить его чаем с сахаром из граненого стакана, сделанного строго по ГОСТу, и бежать скорее на остановку, на которой, так же, как и я, зевая, будут стоять другие парни из нашего общежития.
А вечером, приходя домой, я теперь сам должен был готовить еду, если выпадает мое дежурство. Готовили мы по очереди на всю комнату. У Толика отлично получались макароны по-флотски и яичница с помидорами, а Мэл славился тем, что мог приготовить вполне съедобный суп из чего угодно. Он просто брал что-то из наших общих запасов, а в случае необходимости пробегался по всем этажам общежития и собирал всего понемногу - луковицу, сало, помидоры, морковь, картофелину, пару сосисок... Из любого ассорти у моего нового товарища получалась какая-то неимоверная вкуснятина, а все скинувшиеся потом обязательно приглашались на суп.
Так мы и жили и, как оказалось, жили довольно неплохо. Развлечения у заводских ребят были довольно простые: попить пивка, покататься на аттракционах, погонять мяч во дворе или поиграть в волейбол, просто гулять по Москве и знакомиться с девушками или, если очень повезет, сходить в гости в общагу к девочкам. Убегая недавно из такой вот общаги, мой названный двойник и пропахал носом землю. На память об этом у меня на носу все еще оставалась глубокая и пока не зажившая царапина.
Готовить мне, правда, доводилось готовить всего два раза. Первый раз яичница у меня сгорела, во второй я ее пересолил, зато потом навострился, и стало получаться нормально, даже скорлупа на зубах не хрустела.
Казалось бы, еще вчера я, растерянно озираясь, стоял посреди комнаты с кипой грязного белья в руках и говорил Толику:
- Постирать бы...
- Тазик под кроватью, мыло рядом с умывальником, - указал мне приятель на какой-то серый брусок. Если надо, в душе стиральная доска стоит. Вперед! Эд, ты же вторую неделю работаешь, пора бы уже привыкнуть. Нет, можно, конечно, нанять симпатичную горничную, но, боюсь, ни у тебя, ни у меня нет таких денег, даже если Мэл скинется...
- А машинки нет? - спросил я, забыв, как глупо выгляжу.
- Нет, - серьезно сказал мне Толик. - И служанки ванну не набирают. И пятки пемзой не трут. И дворецкий по утрам кофий не подает, как при старом режиме. Шутишь, что ли? Да, все-таки надо было тебя медсестричке показать... Кстати, мы тут на следующей неделе в общагу меда к девчонкам снова собираемся...
- В душевой же горячей воды нет... - недоумевал я. - Отключили... На целых две недели!
- Ну и что? Нагреть же можно, чай, не барин, - не понял моего недовольства Толик. - В чайнике. Чай, не барин, справишься. Кипятишь, потом разбавляешь. В деревне ты вообще сначала баню топил, прежде чем помыться. А тут чайник скипятить тяжело?
Делать нечего, пришлось смириться с трудностями советского быта и жить, как все. И, как ни странно, у меня это получилось. Всего за неделю я, привыкший просыпаться не раньше десяти утра и почти всегда прогуливать первую пару в институте, навострился просыпаться ровно в семь и даже иногда будил Толика. Толик был большим любителем фантастики. Книжная полка над его кроватью состояла сплошь из книжек этого жанра. Частенько он, врубив фонарик "Радист" под одеялом, зачитывался до трех ночи, а потом бредил - то ему снилось, что СССР захватили инопланетяне, то что он - бастард, родившийся от любовницы повелителя викингов. А в трамвае по дороге на работу, если мы не болтали, Толик читал "Марсианские хроники".
Навострился я и стирать одежду в тазу, и даже ее гладить утюгом, на который нужно было плюнуть, чтобы проверить температуру. В целом, ничего сложного, только было это довольно муторным занятием. Замочить, потереть, прополоскать, повесить... А гладить штаны следовало через марлю или мокрую газету, чтобы
