Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
— Доброе утро, — хрипнул я и поспешил в туалет, который находился между домом и сараями — каменный скворечник под черепичной крышей.
У взрослого меня были проблемы со сном: мне сложно было найти удобную позу из-за убитого позвоночника и вечно болящей спины, нынешний я засыпал, едва голова касалась подушки.
Второй раз я проснулся, когда через меня пытался перелезть Боря. Уже рассвело, я встал и посмотрел на диван: Василия Алексеевича на месте не было, а мама еще спала. Часы с кукушкой, которую бабушка заставила замолчать, чтобы не будила нас, показывали пятнадцать минут десятого.
Наташка тоже уже проснулась, а бабушка мирно посапывала, откативший на самый край, зато Каюк раскинул руки и ночи и блаженно улыбался во сне. Маленькая комната была занята Ириной и Толиком, в зале спали, и все пространство, где можно было разместиться — широкий коридор, даже скорее комната от прихожей до печи, куда вынесли стол.
За ним сидел Василий с чашкой чая, подперев голову и читая книгу. Боря поздоровался с ним и пошел в туалет, а я уселся напротив и спросил:
— Вы как? План поработать Дедом Морозом не изменился?
Будущий отчим сверкнул глазами и мотнул головой:
— Нет. Но — дороги…
— Мы же вниз поедем, это проще, с цепями — вообще плевое дело. К обеду все расчистят, и мы без проблем вернемся.
Отчим отхлебнул чаю, кивнул на заварку в чашке, на бутерброды и конфеты (рядом лежала кучка фантиков), потом — на чайник, стоящий на печи.
— Пей чай, и погнали.
Лотерея опять отменяется, снова Боре и Каюку ждать.
* * *Через десять минут, прихватив подарки, мы неторопливо ехали из Васильевки, рассчитывая вернуться в два часа дня — к торжественному столу в честь бабушкиного шестидесятидевятилетия. Позади сидели Наташа и синюшный, какой-то одутловатый и потный Андрей.
Я любовался заснеженными деревьями, пытался впитать атмосферу праздника, чтобы пронести ее с собой сквозь года, и думал о том, что наиболее ярко эволюция взросления прослеживается на примере отношения человека к новому году.
Вот тебе пять лет. Для тебя новогодняя ночь — таинство и пора чудес, аромат хвои и мандариновой кожицы, нарядная красавица-елка, игрушки в пыльной коробке, которые ты еще не запомнил, Дед Мороз, незаметно кладущий подарки под ёлку. Ты ждешь огромный самосвал, на котором можно кататься. Стараешься не заснуть, караулишь Мороза, ведь ты хорошо себя вел и не расстраивал родителей.
Вот тебе десять. Ты знаешь, что Дед Мороз — это родители, никакого чуда ночью не случится, тебе подарят не долгожданные «тетрис» или приставку, а трусы или в лучшем случае — школьный рюкзак. Игрушки в пыльной коробке — уже не сюрприз, ты их все помнишь. Но ощущение таинства, робкая надежда на чудо остается, подкрепленное ароматами, хвойным и мандариновым.
Тебе пятнадцать. Ты хочешь тусоваться с друзьями, а приходится сидеть за столом со скучными родителями, недовольными друг другом и тобой. Друзья — вот где праздник и чудо, и веселье. Чудо для тебя — праздник вне этих стен. Но стоит учуять очищенную мандаринку — и возвращается ощущение, что вот сейчас, вот-вот случится что-то волнующее, волшебное.
Двадцать — тридцать лет. Новый год с друзьями или любимой женщиной, веселье и приключения. Дед Мороз возле городской елки. Дед Мороз в кафе. В дорогом ресторане. Он просто статист, клоун, распинающийся перед тобой. Все, что тебе нужно, ты можешь взять сам. Кроме тех, кто особенно дорог, тех, ради которых готов идти раздетым по морозу, как Андрей, только бы это имело смысл. Долгожданный звонок, неожиданная встреча, возвращение дорогого человека — вот, что стало чудом.
Сорок лет… Как? Когда ты успел пересечь экватор жизни? Я — одиночка, отрезанный ломоть, но отлично представляю, как у других, потому что самому хотелось бы, чтобы было так. Ты приезжаешь к родителям и видишь, как постарела мама, отец уже совсем седой, сутулится, держится за поясницу. И понимаешь, что Дед Мороз — теперь ты. Теперь ты — чудо и радость для них. Берешь посох, взваливаешь на спину красный мешок…
Костюм Мороза лежал в багажнике, как и подарки для всех, к кому мы хотим заскочить. Сначала отчим хотел заехать к своему совладельцу «КАМАЗа», Лёхе-менту, потом — к дочкам, они жили в пятиэтажке почти на набережной, недалеко от Андрея. Но поскольку он с Наташкой были с нами, сперва мы поехали в центр.
Затем я загляну к Анне и Лике. Хорошо бы познакомить Анну с дедом, как-никак она носит его будущего внука, но это потом. Сперва сиротки. Игорь. Одноклассники. Директор. Вера… При мысли о ней сердце зачастило, и стало горячо.
Василий довез Андрея до его дома, но Наташка с ним не пошла, у него гостила кровопийца-мать, обняла любимого и попросила отзвониться, пожелала здоровья матери и разлеглась на заднем сиденье.
— Я с вами побуду. Не помешаю?
— Жаль, раньше не знал, шо ты с нами, побыла бы Снегурочкой, — улыбнулся отчим и завел мотор.
Отчим переоделся тут же, нацепил бороду и шапку, помахал двум мальчишкам лет семи, поманил их и вручил по леденцу, проговорив басом:
— С новым годом, дети! С новым счастьем!
Так в костюме он и поехал. Припарковался на набережной, взял из багажника подарки дочерям и удалился. Я скосил глаза на дремлющую Наташку и подумал… о Вере. И понял, что расстроюсь, если не застану ее дома… Хуже того, она может быть с мужчиной, Вера ведь интересная яркая женщина.
Черт, сколько ни запрещаю себе думать о ней — а все равно лезет в голову. Девчонки-ровесницы с их упругой кожей, подтянутыми ягодицами, стоячей грудью воспринимаются как дети, дочери, но точно не объекты страсти, тут я Андрея не понимаю. Смысл нянчиться с малолеткой, терпеть ее глупости, когда можно любить такую, как Вера — и молодую, и созревшую ментально.
Я могу быть взрослым и рассудительным, так какого черта потею и бледнею лишь о мысли о ней? Надо на отца переключиться. Тоже может получиться веселый прием, учитывая, что как он отреагировал на появление у мамы кандидата в мужья. Ну а в том, что ушел из семьи, которая ему не нужна, он справедливо винит нас.
Глава 9
Задача, в общем-то, проста…
Вернулся Василий Алексеевич не через обещанные десять минут, а спустя полчаса, насвистывающий по нос что-то залихватское. Наверное, дочери обрадовались ему, за стол усадили, напоили, накормили. Вот только время у нас было ограничено. Придется теперь скакать галопом по Европам, потому что бабушка нас ждет, и никто за стол не сядет, пока мы не вернемся.
В центре города снег не выпал, а просто обозначился: «Здесь был снег. Грязь чуть присыпал, а теперь пост сдаю, таю». Детишки высыпали из квартир и пытались лепить грязевика, играли в снежки. Знали бы они, что чуть выше в горах настоящая снежная сказка!
Василий уселся за руль, хвастаясь своей старшей дочерью, которая на слабо поступила на токаря и теперь единственная девушка в группе. Я представил эту девушку, которой нормально учиться с пэтэушниками, и передернул плечами. Мне неприятно просто мимо этого зверинца проходить. Следующей пришла мысль, что все мы — я, Боря, Наташка — странные. В нас с детства заложено понимание, как должно быть, только это понимание ломали, ломали и в той реальности выбили дурь из наших голов. В этой мы сохранили себя, и судьбы наши сложатся так, как правильно для нас, а не для кого-то.
Наташка так и лежала на заднем сиденье. Я посмотрел на нее: мотор зарычал, машина дернулась, и сестра тоже, распахнула глаза — похоже, она и правда спала.
— Вы меня домой отвезете? — попросила она. — Вы же на дачу поедете? Вот и выбросите меня по пути, возле дома.
Василий уточнил:
— Значит, сейчас — к Лёхе, потом — на дачу, так?
— Ната, а как же бабушкин день рождения? — спросил я. — Не пойдешь?
Мы медленно поехали в сторону рынка.
— Я поздравила ее. А быть с ними и терпеть их косые взгляды… — Сестра поморщилась, и я ее понимал.
Сейчас, наверное, только ее и обсуждают. Ну да ладно, дело ее, формальности соблюдены, наверное, она права. Бабушке гораздо важнее, чтобы про нее не забыл внук, которого она вырастила — Андрей.
