Депутат - Алексей Викторович Вязовский
Вовка хмыкнул, оценив собственный юмор, и хотел уж было выбросить бычок на асфальт, но вовремя сдержался. Хлыст предупреждал, что тут, в центре, даже алкашня из какой-нибудь непростой семьи может быть. Ввяжешься в пустой базар, только засветка лишняя. Так окурок остался в пепельнице, а Карась приобрел еще один повод собой гордиться.
— А к кому вы приехали, молодой человек? — закудахтала старушка, вышедшая из арки. — Не в пятнадцатую, случайно?
— Да я не знаю, к кому! — широко улыбнулся Карась. — Я же водитель, мать, я только баранку кручу. Мне дают адрес, я и еду. Если в больницу везти, то тоже я. А нам, между прочим, за переноску не доплачивают.
— Вот несчастье какое! — запричитала старушка, которая Вову жалеть не стала, справедливо решив, что такой бугай не переломится, если лишний раз больного отнесет. — Марья Михайловна, наверное, опять захворала. У нее постоянно ритм срывается. Зайду к ней!
Старушка засеменила назад, а Вовка вслушался в шум улицы. Пора бы! Ага! Приглушенный взрыв, авария и трескучий рев движка неподалеку. Вовка завел УАЗик и, как только мотоциклист въехал в арку, сдал назад и перекрыл ее кузовом машины. Задняя дверь лязгнула, и он услышал приглушенный, до боли знакомый голос.
— Да помоги ты, ленивая рожа! Тяжело ведь!
Карась оторвался от баранки и помог затащить мотоцикл внутрь. Задняя дверь захлопнулась, и Вовка полез на место. Теперь он едет налево, на Софийскую набережную.
— Как сам, братан? — услышал он.
— Димон? — несказанно удивился Вовка. — Я думал, ты в Корее!
— А я и есть в Корее, — уверил его Димон, который быстро переодевался, на глазах превращаясь из байкера в образцового клерка из корейской дорамы. Даже лицо протер салфеткой со спиртом, и волосы расчесал на бочок.
— Костюм в чехле висит, — не оборачиваясь, ответил Вовка. — Ну, Хлыст! Ну, темнила! Нормально отработал, братан?
— А хуй его знает, — пожал плечами Китаец. — Я не проверял. Телек включи вечером, там скажут. Далеко еще до точки?
— Нет, — покачал головой Вовка. — Через пару километров есть проулок один, туда две глухие стены выходят. Там и разбежимся.
— Что с мотоциклом и одеждой будет? — нервно спросил Китаец. — И со стволом?
— То же, что и с моими мигалками, и цифрой 03 на боку, — хмыкнул Карась. — Будь спок, утилизируем. Когда ждать назад, Димон?
— Как только, так сразу, — туманно ответил Китаец, который уже сидел, одетый в синий костюм и белоснежную рубашку. Он прижимал к себе портфель. — И я не Димон. Я есть господин У Джин. Я есть плёхо говорить по-русски!
— Давай, быстро! — скомандовал Карась, который свернул в какую-то подворотню. — Вроде чисто. Бывай, братан! У Джин! Еще бы вискарем обозвался. Обоссаться можно!
* * *
Я торчал в вип-ложе стадиона Лужники, и бездумным взглядом смотрел на бегающих по полю игроков. Мне было не до них, потому что я сидел как на иголках и то и дело поглядывал на часы. Ну, когда же? Вот! Народ в ложе забегал, засуетился и бросился к телевизору, что стоял в комнате позади.
Однако! Мы сорвали джек-пот. В машине с Соросом ехал Аарон Гирш, собственной персоной, и заряда тротила хватило на них обоих. Прямо как в той поговорке: не было ни копья, да вдруг алтын. А устранение главного переговорщика в сделке с СНК меняет расклад полностью. Если раньше я думал лишь отсрочить неизбежное, запутав все заячьими петлями, то теперь передо мной замаячил неиллюзорный шанс соскочить.
Да-а… Сегодня телевизор можно включать в любое время, ведь все каналы с разных ракурсов транслировали одно и то же: Софийскую набережную, искореженный Мерседес, свалку из автомобилей и случайных прохожих, который несли такую пургу, что я пару раз чуть не всплакнул от смеха. Фишка с майкой сыграла нам на руку. Серп и молот в белом круге, символ нацболов, увидели все без исключения. А вот то, что убийца был в шлеме, для некоторых свидетелей оказалось совершенно неочевидным. Его внешность описывали все кому не лень, не скупясь на подробности. Некоторые откровенно врали, дорвавшись до микрофона. У меня сложилось ощущение, что на это убийство продавали билеты, так много различных людей дали свои комментарии. За два часа я насчитал человек сорок очевидцев. Лишь одна интеллигентного вида бабулька, живущая неподалеку, заставила меня напрячься.
— Скорая это! Говорю я вам, это все скорая! — уверенно заявила она. — Тот бугай мне сказал, что в пятнадцатую приехал, к Марье Михайловне, и я зашла к ней! Не вызывала она скорую! У нее аритмия и диабет сахарный…
— Женщина, спасибо, — нервно отреагировал корреспондент, и старушка исчезла из кадра. Да, прямой эфир — это зло. А внимательные старушки, которым на пенсии делать не хрена — зло еще большее. Надо же, из-за какой ерунды все сорваться может.
Впрочем, когда журналисты тему самого убийства обсосали до косточек, в ход пошли эксперты, депутаты и политики всех мастей. От рыдающих демократов до отморозков из националистических движений, которые откровенно наслаждались происходящим, испуская в эфир клубы тонких намеков. Им очень хотелось примазаться к этому эпохальному событию и, по возможности, за это не сесть. Они лезли в каждый кадр, пытаясь урвать толику бесплатного эфира на федеральном канале. А вот представители органов власти были серьезны и взвешены. Они сурово шевелили бровями, рассказывали про успехи следствия и обещали неминуемую кару виновному.
Рядом зазвонил телефон, и я даже подпрыгнул от неожиданности, с трудом собираясь с духом. Вот блин, так ведь заикой остаться можно.
— У аппарата!
— Сергей! Телевизор включил? — Гох не стал представляться.
— Конечно, даже футбол бросил смотреть, — честно ответил я. — Охренеть можно. Что компетентные органы говорят?
— Хуйню в основном говорят, — хмуро ответил Гох. — Пошли Лимонова брать с утра, представляешь! Нацболы, эти придурки, позавчера приемную Минфина штурмом взять хотели.
— И что? — я даже привстал. — Это они?
— Да Лимонов ничего особо не отрицает, — в голосе Гоха слышалась вселенская скорбь. — Точнее, он говорит, что этого не делал, но сам поступок горячо одобряет. Ибо смерть представителя мирового империализма — это благо для каждого настоящего труженика. Ну не дебил?
— И не говори, — посочувствовал я.
— Ну, ничего, — зловеще прошипел Гох. — Там его боевиков в работу взяли, и по слухам, кто-то уже раскололся. У одного гранату нашли, представляешь!
— Да ладно? — я нервно заходил по комнате. — Неужели наши органы работать научились?
— Сам удивляюсь. Да! Я чего звонил! Документы на мидовский особняк готовы. Можешь забирать, — ответил Гох и повесил трубку.
— Вот это пруха! — я
