Старуха 2 (СИ) - Номен Квинтус
— А почему именно это имя?
— Лиза Милнер — широко известная в узких кругах швейцарская исследовательница разных козявок и букашек, и если ее дочь попросит кое-какими козявками поделиться…
— Ну да, ты придешь, а тебе скажут: какая ты в… в общем, не похожа ты что-то на дочь нашей замечательной исследовательницы. Или вообще с этой Лизой встретишься.
— Не встречусь, не скажут, и причин две. Эта Лиза на самом деле полусумасшедшая тетка, одержимая жаждой славы. Она заказывает студентам Цюрихского университета статейки и печатает их под своим именем чтобы прославиться. Статеек много, но уровень их, естественно, детский, их никто всерьез не принимает… она их вообще за деньги публикует, Медицинский вестник Цюрихского университета вообще на ее выплаты существует… неважно. В общем, имя ее на слуху, но ее никуда никто не приглашает на разные научные собрания, да она и не ездит никуда. Потому что за дочерью ухаживает, которая вообще-то олигофрен полный. Дебил, в медицинском смысле дебил. Но в этих узких кругах про дочь — то есть что она существует — знают: Лиза какую-то козявку ее именем предлагала назвать и рассылала письма многим ученым с просьбой ее в этом поддержать. А вот про то, что дочка ее — дебил, особо никому неизвестно. Так что я с паспортом на имя Греты Милнер получу все, что мне надо… что стране надо. Так что этот паспорт нужен не только мне, но и всему Советскому Союзу.
— Да ты знаешь, сколько стоит сделать швейцарский паспорт⁈
— Не знаю и знать не хочу. И не хочу знать, как в этом паспорте окажутся все нужные печати о прохождении таможен и границ…
— То есть ты хочешь от нас по такому паспорту выехать?
— Нет, я хочу по этому паспорту выехать из Германии… или откуда-то еще.
— Вот что, давай оба глубоко вздохнем и ты мне поподробнее расскажешь, что затеяла. В мельчайших деталях расскажешь — а за это я не стану тебя пытать, откуда ты про это Лизу все знаешь.
— А меня и пытать не надо, я и без пыток все скажу. Про Лизу и ее дочь мне Марта рассказывала: она как раз у нее рекламную статейку заказывала, когда в Швейцарию прокладки поставлять начала. Она к этой Лизе по совету какого-то из своих знакомых ездила, а знакомый сам там учился и даже лично ей статейки писал за деньги… и Марта с этой Гретхен у Лизы и встретилась…
На самом деле Вера Андреевна с этой Лизой Милнер познакомилась еще в двадцать пятом, когда ее еще не муж пытался купить какие-то прецизионные станки в Швейцарии. А Лиза была владельцем контрольного пакета акций изготовителей этих станков, а так как она, несмотря не немецкую фамилию, хорошо говорила лишь по-итальянски, Веру Андреевну пригласили на встречу в качестве переводчика. Но, понятное дело, рассказывать это Берии Вера не собиралась, а что до Марты — она действительно много где по Европе моталась, поди проверь…
Так как швейцарские паспорта в ларьках пока еще не продавались, то Вера действительно оказалась «совершенно свободной». Вероятно, именно поэтому она с утра и до вечера моталась по Москве с окрестностями на своем автомобиле, пытаясь «в последний момент все исправить». То есть особо исправлять было вообще нечего, она разным выпускникам старалась выдать дополнительные инструкции по будущей работе. Например, Ивану Малкову, которому предстояло в далекой Сибири налаживать работу в том числе и уже «штатного» завода по производству азотной кислоты. Вообще-то парень и так все прекрасно знал, темой его диплома была как раз установка каталитического окисления аммиака — но Вера старалась ему еще толику знаний добавить, ведь там, в Сибири, в случае чего срочно уточнить что-то неясное будет крайне затруднительно. А неясного могло встретиться уж слишком много чего: производство азотной кислоты там вообще считалось «вспомогательным»…
В свое время Лаврентий Павлович очень долго не мог понять, почему новый завод нужно ставить в такой глуши, однако когда Вера ему показала, что на этом «бельгийском» заводе можно делать если его «слегка облагородить советским оборудованием», то большая часть его возражений отпала. Хотя далеко не все:
— Ты хоть понимаешь, что там придется дорогу верст, наверное, в сто прокладывать?
— Я понимаю, что верст в полтораста: местность там не на ровную степь вообще не похожа, дорога петлять будет. Но дорога — это всего лишь пятнадцать тысяч тонн рельсов… для начала, дорогу выстроить несложно.
— Думаешь, в стране пятнадцать тысяч тонн металла где-то без дела валяются?
— Вы бы уже привыкли к тому, что думать я вообще не умею. Я просто знаю, что дорогу строить нужно, а где взять рельсы…
— Опять хочешь их у шведов купить? Так у американцев рельсы вроде чуть не вдвое дешевле…
— Нет, нужно поддерживать отечественного производителя. Если совсем уж худо с металлом, так запустим еще раз печь в Ханино, а руду можно пока, как и кокс, туда по железной дороге возить. Да и в Сибири дорогу можно пока узкоколейку пробросить… пока стройка идет, а для нее мы пионеров сагитируем металлолом собрать. Пионеров в стране много, а потом и в Керчи завод заработает. Найдем рельсы…
Тогда Лаврентий Павлович рельсы изыскал, дорогу (пока что именно узкоколейку) проложили (и получилось почти сто сорок километров), выстроили заводской поселок (временный, там просто поставили много обычных изб), завезли сразу десяток «сельских дровяных электростанций»… А теперь Вера рассказывала Ивану, что дорогу нужно постепенно (но очень быстро) поменять на «нормальную колею», жилой городок сделать все же именно городом — и еще советовала сделать кучу разных дел. Откровенно говоря, Иван даже не отбрыкивался — он лишь сказал, «я ведь химик, не строитель и не железнодорожник, но все равно постараюсь». И в то, что он стараться будет, Вера не сомневалась — а вот что у него в результате получится…
Поэтому она ездила еще в МВТУ, в МИИТ — и уговаривала юных выпускников на трудовой подвиг во славу страны. Получалось… неплохо получалось, молодежь все же действительно мечтала о таких подвигах, а потенциальные бытовые трудности… студентам прошедшим через московские общежития, даже отдельная изба в глухой сибирской тайге казалась верхом роскоши, к тому же в МВТУ прекрасно знали, что НТК своим специалистам очень быстро обеспечивает почти любые из доступных жизненных благ. А путейцы — они и изначально на «сладкую жизнь в столице» не рассчитывали.
Еще Вере пришлось мотаться в наркомат путей сообщения, где были очень не рады тому, что выпускников МИИТа кто-то «забирает на сторону» — но и они предпочли из-за десятка выпускников с НТК не ссориться. Так что уже через неделю Иван отправился к месту работы с двумя десятками «помощников». Но «бельгийский бумажный завод» был лишь одним из новых предприятий химпрома НТК, так что поездки Веры по Москве и окрестностям не прекратились. Благо теперь по городу стало перемещаться гораздо легче.
После того, как в Москве появился ОРУД, движение по улицам очень быстро перестало напоминать суету муравьев после того, как муравейник разворошили палкой. Упорядочилось это движение, а еще в городе быстро стало сокращаться число извозчиков. Потому что город стал стремительно наполняться автомобилями (грузовиками из Городца), которые «взяли на себя» большую часть грузовых перевозок. Пока что грузовики ездили неспешно, соблюдая ограничение скорости в двадцать пять километров в час (скорее всего потому, что водители еще были неопытными и быстрее ездить просто боялись). Но так как в кузов грузовика влезало две тонны всякого, а автомобилю перерывы на кормежку и отдых не требовались, то уже бегающие по улицам почти четыре тысячи авто убрали с этих же улиц больше двадцати тысяч разного рода телег. А чуть меньше тысячи легковых малолитражек, работающих в качестве такси, полностью вытеснили извозчиков — так что порядка на улицах стало больше, а ездить по ним стало гораздо легче. Вот только все же долго бороздить просторы московских улиц у Веры не получилось: тридцатого июня ее пригласил к себе Лаврентий Павлович. Домой к себе пригласил, и Вера долго изумленно оглядывалась, зайдя в соседний подъезд:
