Старуха 2 (СИ) - Номен Квинтус
Лаврентий Павлович внимательно поглядел в смеющиеся глаза этой удивительно талантливой девчонки:
— Вот ведь зараза! Старуха и есть, вредная и склочная. Так когда у тебя каникулы-то начинаются? В смысле, какого у тебя защита диплома?
Глава 6
— Я одного понять все же не могу, — поинтересовался Иосиф Виссарионович у Лаврентия Павловича, когда они в очередной раз обсуждали вопросы «ускоренной индустриализации», — как у тебя в НТК заводы строят и запускают буквально за месяцы, а везде на такие заводы годы на строительство уходят. Тот же автозавод у Нижнем…
— Это не мы быстро строим, это остальные строить разучились. Я вот посмотрел документы… старые, дореволюционные: в Царицыне металлический завод строили девять месяцев, ровно девять месяцев прошло с момента выделения участка под будущий завод до первой плавки. Позже там же рельсобалочный стан поставили, так мало что его выстроили и запустили за семь месяцев, так и корпус цеха строили зимой. В Мариуполе завод целиком за одиннадцать месяцев построили и запустили, вместе с коксовым производством, с прокатными цехами — и работали на стройке две тысячи сто человек всего, и руководили ими только пятеро инженеров. Или наш завод в Керчи взять: первую домну-американку ставили три года, и работало на ней куда как больше тысячи человек — а у американцев такую же домну поднимают за четыре месяца и работает на строительстве человек сто от силы. Так что мы сделали как у американцев — и результат налицо: две домны меньше чем за полгода поставили, причем с новыми нашими газоразделительными станциями. И заметь: за эти же полгода мы и жилье для всех рабочих завода поставили.
— А чем этот американский метод от нашего отличается?
— А ничем, просто организация труда другая. Такая же, между прочим, какая и на постройке тех дореволюционных заводов, про которые я говорил, была. Замечу, кстати, тогда в России строили даже побыстрее американцев…
— А на других стройках?
— А на других стройках нет никакой организации труда. И создать ее никакой возможности там в принципе нет!
— Это почему?
— Это потому. У нас в НТК все просто: на всех объектах режим жесткий, рабочий не выполнил указание мастера или инженера — пошел вон и радуйся, что тебя не посадили за саботаж. А в других местах как? Не захотел рабочий работать — послал инженера… в общем, далеко очень, да еще бумагу в ОГПУ написал что такой-то инженер занимается саботажем и специально неправильно руководит. А от ОГПУ там кто сидит? Инженер? Хотя бы техник? Да нет, такой же мужик, или, что хуже, озлобленный сын трактирщика или зерноторговца-мироеда вроде приснопамятного Льва Давидовича. Он с радостью этого инженера арестовывает — ему же за борьбу с буржуазными элементами премии дают, награды и в званиях повышают, а в результате стройкой руководить становится просто некому. И заводом, когда его выстроят, тоже некому руководить — и ставят там директором такого же потомственного мироеда или мужика от сохи, прочитавшего пару статеек Владимира Ильича или, чаще, того же Троцкого, который вообще не понимает, как завод работать должен. Вот мы и имеем что имеем…
— То есть вы считаете, что ОГПУ мешает постройке предприятий? — Сталин от возмущения аж на «вы» перешел.
— Ни в коем случае, ведь в Баку, например, только усилиями ОГПУ и удалось провести все мероприятия по обеспечению секретности… и безопасности нефтепромыслов. Но в ОГПУ необходимо произвести чистку и все эти рваческие элементы…
— Хорошо бы. Но как определить, кто там рвач, а кто всерьез за дело болеет? У тебя хоть какие-то мысли по этому поводу есть?
— Мысли есть. Санкции нет.
— Санкции тебе не хватает? Санкция будет…
Защита диплома у Веры была назначена на четверг двенадцатого июня, и прошла она без особых неожиданностей. Темой диплома было получение азотной кислоты в промышленных масштабах, экспериментальная установка уже заработала на Лабораторном заводе (ее поставили на место перевезенной на новый нефтеперерабатывающий завод установки гидрокрекинга), азотная кислота в тех самых требуемых промышленных масштабах из нее полилась — ну какие тут могут быть неожиданности?
Установка была, правда, совсем не такая, какие использовались раньше: в ней в реактор, заполненный перегретым водяным паром, вдувалась угольная пыль и кислород. Кислород поступал с газоразделительной установки, производящий по отдельности собственно этот кислород, азот и аргон (последний закачивался в баллоны и использовался уже в других местах). Уголь частично в кислороде сгорал, температура в реакторе повышалась настолько, что молекулы воды распадались на водород и кислород, «водяной» кислород доокислял остатки угля с получением угарного газа — а затем получившийся светильный газ разделялся — в следующей газоразделительной машине — на водород (который направлялся уже в установку синтеза аммиака вместе с ранее полученным азотом) и угарный газ, который сгорал в топке «сельской» электростанции, всю систему обеспечивающей электричеством. Получившийся в топке углекислый газ вымораживался азотом, который одновременно превращался из жидкости в газ перед подачей в аммиачный реактор, а затем отправлялся на установку, где их него и аммиака делалась мочевина для удобрения полей. Вот только в эту установку отправляли далеко не весь полученный аммиак, изрядная часть его «сжигалась» для выработки окислов азота, который разбавлялись водой и превращались в искомую азотную кислоту…
Да уж, даже простое описание всей технологии занимало в Вериной дипломной работе около двухсот страниц, поэтому не особо удивительным было и то, что «лабораторная» установка «в железе» едва разместилась на двух гектарах. Но интересна она была даже не размерами, а тем, что в ней впервые все основные реакторы и трубопроводы были изготовлены из титана. То есть титановыми были те части, которые непосредственно контактировали с циркулирующими внутри них веществами…
В результате защита диплома уложилась примерно в полчаса, из которых профессора химфака двадцать минут потратили на споры, какую все же степень девушке присвоить по результатам работы. Сошлись на кандидатской, да и то лишь потому, что Вера «отдельно объяснила» два довольно важных фактора. Первый был простым: не следует привлекать особого внимания «сторонних наблюдателей» к важности работы. А второй заключался в том, что «девяносто процентов работы по выбору и изготовлению нужных катализаторов выполнила Александра Васильевна, и именно она заслуживает присуждения докторской степени». С этим тезисом никто не согласиться не смог, и Саша совершенно неожиданно для себя стала доктором химических наук…
А Вера стала кандидатом этих же наук, что закрыло ей путь в аспирантуру… Впрочем, покидать университет ей не пришлось: Лаврентий Павлович, заранее выяснив бродящие среди профессоров настроения, дал «полезный совет» — и девушку тут же, одновременно с вручением дипломов (университетский ей тоже выдали, поскольку в НТК именно он был «пропуском в систему») назначили заведующей только что учрежденной «кафедры высокомолекулярных соединений».
Вот только «праздновать» назначение Старуха отправилась не домой, а к «начальству» — и это начальство смогла изрядно удивить:
— Ну все, Лаврентий Павлович, университет я закончила и теперь свободна как трусы без резинки!
— Что⁈
— Ой, извините, свободна как ветер в Африке. Я насчет ордена Ленина для Ипатьева, постановление подписано?
— Да. И товарищ Куйбышев не против, чтобы ты этот орден Владимиру Николаевичу и вручила. Специально постановление пока в газетах не опубликовали, так что готовься, поедешь порадовать старика.
— Вот и отлично. Только мне будет нужен паспорт швейцарский…
— Все же ты решила… извини, глупость чуть не сморозил. А зачем тебе швейцарский-то? Наш ничем не хуже.
— Хуже. То есть я хочу у буржуев кое-что ценное прихватить, но советскому человеку они это на за какие деньги не продадут. А швейцарке, да еще дочери Лизы… Паспорт должен быть на имя Гретхен Милнер.
