Национальность – одессит - Александр Васильевич Чернобровкин
Трава на поляне была короткая. Значит, летом здесь пасли скот. Я не видел людей в этом районе, но это не значит, что никто не видел летящий «анасал-дсс» с опознавательными кругами цветов российской армии. Так что надо поскорее убираться отсюда. Согласно инструкции, при посадке на вражеской территории положено уничтожить аэроплан. Я не знаю, чья это территория, так что имею полное право поступить, как приказано. Иначе мне предложат перелететь в Бухарест. Раз сюда смог, значит, и обратно должен суметь, а мне это ни к чему. Собрав пучки сухой травы и тонкие ветки, накидал их в кабину пилота и поджег. Пока паковал свои вещички в одеяло, аэроплан, послуживший мне верой и правдой, уже пылал, сильно воняя химией. Попрощался с ним про себя и отправился по лесу в южном направлении. Позади меня какое-то время слышалось баханье патронов, оставшихся в пулеметной ленте, и в небо подымался черноватый дым.
Примерно через полчаса я вышел в грунтовой дороге, идущей по краю леса. Идти по ней не рискнул, решил подождать до ночи. Да и есть хотелось. Поэтому отошел от дороги метров на пятьдесят, расстелил одеяло между густыми кустами с желтыми листьями, расположился на нем. Золотые карманные часы показывали четверть второго пополудни, пора обедать. На небольшом костерчике из сухой травы и веточек, чтобы не было дыма, немного разогрел банку говяжьей тушенки и съел с галетами. Это, конечно, не бефстроганов в ресторане гостиницы «Санкт-Петребругская», но голод не тетка и даже не дядька. Запив остатками вина с водой, завалился на спину. По небу ползли загустевшие белые облака. Где-то рядом беззаботно щебетали птицы. Клонило в сон, но все никак не накрывало.
Вдруг услышал негромкие голоса, доносящиеся с дороги. Слов не разобрал, но говорили не на греческом. Быстро натянув тетиву на лук и приготовив стрелы, достал из кобуры люггер. Звук голосов начал удаляться на север. Я прокрался к дороге и увидел, что по ней идут в колонну по два десять солдат под командованием одиннадцатого, шагающего сбоку, наверное, ефрейтора. Форма коричневая, на ногах кожаные опанки без каблуков, типа галош, и обмотки. Вооружены винтовками Мосина. Значит, болгары. Не зря я сжег аэроплан. По мою они шли душу или нет, но на всякий случай упаковал барахлишко и пошел дальше на юг, держа оружие наготове.
К вечеру вышел к какому-то городишке. Дома были в основном одноэтажные, только в центре несколько в два-три. Само собой, еще выше были церкви. Их как-то чересчур много на такой маленький населенный пункт. Обычно молнии попадают в самое высокое здание, так что не надо отбирать у священников их право стать мучениками раньше остальных. Я обошел городишко по дуге и собрался отправиться дальше, но заметил на берегу реки лодки без весел. Подумал, почему бы не угнать одну из них? Выдерну банку и буду грести ею. Глядишь, к утру уберусь подальше отсюда. С этой мыслью я облачился в кожаные шлем, куртку и штаны, потому что похолодало, завернулся в одеяло и прилег на наломанные ветки, чтобы покемарить до полуночи.
Проснулся в утренние навигационные сумерки, в час между собакой и волком. Первая лаяла где-то неподалеку, а второго не слышно и не видно. Было холодно, зябко. Так и пошел к реке в одеяле. Чай, не на светский прием.
На берегу реки меня ждал, как сперва подумал, облом. Олицетворял его длинный худой мужчина, скорее всего, рыбак, одетый в темное и постоянно покашливающий, как чахоточный. Закинув весла и корзину в одну из лодок, он свернул козью ножку, прикурил от спички, осветив узкое лицо с многодневной щетиной, наполовину седой. После чего сплюнул и тихо выругался на греческом языке. Он уже собирался столкнуть лодку в воду, когда увидел меня и выругался еще раз, а потом перекрестился дважды.
— Не бойся, я человек, — успокоил его на греческом языке. — Русский летчик.
— Тебя ищут болгары, — сообщил рыбак.
— Знаю, — сказал я. — Что это за город?
— Рупел, — ответил он.
Название ничего не говорило мне, поэтому задал следующий вопрос:
— Далеко отсюда русские, или сербы, или французы, или англичане?
— Ниже по реке часа два-три, смотря как грести, — проинформировал он.
— Отвезешь меня? Заплачу десять рублей. Это двадцать шесть драхм, — предложил я.
— Садись, — без колебаний согласился он.
Наверное, это его полумесячный заработок, если не больше. В такой глуши с деньгами туго, даже в мирное время.
Я сел на кормовую банку, собрался снять одеяло, но рыбак посоветовал:
— Закутайся с головой, будто баба моя, — после чего полюбопытствовал, налегая на весла: — Откуда так хорошо знаешь наш язык?
— Родом из Одессы. Там много твоих земляков. В детстве вместе играли, разговаривая на разных языках, — сходу придумал я.
— Слышал про твой город. Собирался в молодости поплыть, да все никак не получалось, то одно, то другое. Видать, не судьба, — рассказал он.
— А что это вы пустили сюда болгар без боя? — в свою очередь спросил я.
— Был бой неподалеку от нас. Лейтенант Кондилис три дня держал форт Маври Петра (Черный Камень). Предатели из Афин приказали отступить, — с горечью поведал рыбак,
У всех государств одна беда — предатели в столице.
169
Начальником русского экспедиционного корпуса на Салоникском фронте был генерал-майор Дитерихс Михаил Константинович. Ему сорок два года. Высок, строен, темно-русые волосы зачесаны на пробор слева, усы широкие средней длины. Как мне сказали, из потомственных дворян. Окончил Пажеский корпус и Николаевскую академию Генерального штаба.
Выслушав мой доклад, спросил:
— Я мог видеть вас два года назад на реке Золотая Липа в Галиции?
Есть люди с феноменальной зрительной памятью. Я вот, хоть убей, не помню, где и когда мы пересекались.
— Так точно! — подтвердил я. — Тогда служил младшим офицером в Четвертом стрелковом артиллерийском дивизионе.
— Я тоже начинал артиллеристом, но тогда был уже начальником штаба Третьей полевой армии, — подсказал он и похвалил: — Вы молодец, что сумели выбраться с территории, захваченной болгарами!
— Повезло, — скромно молвил я.
— Как мне не хватает здесь опытных и, главное, везучих старших офицеров! — пожаловался он. —
