Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
Яйцо плавно опустилось перед Евгением, и тот понял, что никакое это не яйцо, а среднего роста человек. Кромлех решил было, что это Федор, но нет, это был кто-то другой — хотя чем-то неуловимым напоминал шамана. Угловатое скуластое лицо, остро блестящие глаза с не выраженным эпикантусом, темная кожа. Монголоид. А может, индеец... Да, индеец, скорей всего.
Не молод. Не похож на дряхлого старика, но лет ему явно было немало.
Одет он был, впрочем, совсем иначе, чем шаман — никакого ломболона. Мешковатые потертые штаны из парусины, клетчатая старая рубашка, широкополая соломенная шляпа...
— Вы кто? — неожиданно для самого себя строго спросил Евгений. Только что он был уверен, что не в силах произнести ни слова.
Однако произнесенные им слова были не совсем... не только звуком. Евгений с удивлением увидел, что они вышли из него, подобно переливающемуся облачку пара, на котором был записан его вопрос, и зависли в воздухе.
— Хуан Матус, к вашим услугам, — ответил человек, слегка поклонившись. — Можете называть меня дон Хуан.
Его слова тоже вышли облачком, но записаны были по-испански — Кромлех уже знал этот язык почти как родной.
— Откуда вы? — теперь по-испански продолжал допрос юноша, больше не обращая внимания на то, что они беседовали на манер героев комикса.
Странный старик утробно расхохотался, звучно хлопнув себя по ляжке ладонью.
— Суровый он парень, оказывается, — с веселым удивлением заметил старик в сторону, словно кто-то стоял за его левым плечом.
— Я издалека, — теперь он обращался к Евгению. — Мой уважаемый собрат освободил для меня тут место. Ненадолго.
— Зачем?
— Чтобы я успел с вами переговорить.
— О чем?
— Ну, например, узнать, не страшно ли вам.
— Мне не страшно, — ответил Евгений, осознав, что ему действительно не страшно. Хотя должно было бы.
Дон Хуан снял шляпу, потер виски, нахлобучил ее опять и покачал головой, глядя на Женьку с некоторым удивлением.
— Надо же, — хмыкнул он и снова разразился бухающим смехом.
Евгений мельком обратил внимание, что в чуме все застыли — не только люди, даже огонь и дым. Но юноша просто отметил это, как еще один факт.
Отсмеявшись, дон Хуан разом, не помогая себе руками, легко опустился на пол. На Евгения глядел с веселым любопытством.
— Ты ничего не понимаешь, — заметил он. — Но ничего не боишься.
Его слова искрились и переливались перед Женькиным носом.
— Откуда ты знаешь? — спросил тот.
— Я тебя курю, — преспокойно ответил дон Хуан. — Сижу очень-очень далеко отсюда в зарослях чапараля, в месте силы, и курю. И вижу.
— Где далеко? — спросил юноша.
— Неважно, — старик махнул рукой. — Ну, в Соноре... В Мексике.
Кромлех кивнул — он что-то подобное и предполагал.
Неожиданно индеец поглядел на него прямо и жестко.
— Ты же совсем ничего не понимаешь, — повторил он. — Но принимаешь все, как должное.
Евгений хотел пожать плечами, но тело ему по-прежнему подчинялось плохо.
— Я галлюцинирую. Мухоморы...
Дон Хуан покачал головой.
— Нет, гриб силы только подтолкнул тебя на путь. Как дымок, который я сейчас вдыхаю. А мир остановил ты сам.
— Что значит «остановил мир»? — поинтересовался Евгений.
Индеец хмыкнул.
— Ну, не совсем по-настоящему остановил. Во сне. Понял? Во сне это гораздо легче. А ты хорошо умеешь видеть сны...
— То есть, мы во сне?
Дон Хуан кивнул.
— В моем или в вашем? — продолжал занудствовать Кромлех.
Старик опять разулыбался.
— А какая разница? Да я и сам не знаю. Важно, что мы сидим тут и разговариваем, хотя между нами тысячи километров.
Вокруг его слов, написанных в воздухе, почему-то закружилась пара бабочек-капустниц, отчаянно трепеща бледными крылышками.
— Зачем говорим? — спросил Евгений.
Лицо дона Хуана из веселого и несколько простодушного мгновенно сделалось холодно-сосредоточенным. Его взгляд буквально толкнул Женьку.
— Мне любопытно, — медленно и как-то отрешенно произнес он. — Я тебя уже давно чувствовал, много лет, но не мог выследить.
— Как это?
— Я охотник. Я выслеживаю. Ты — моя добыча.
Евгений тут точно должен был испугаться — но не испугался. А индеец продолжал.
— Я думал, ты дух. Или другое существо.
— Какое?
— Их много. Неважно. Но ты человек, который может стать видящим. Если учить видеть.
— Что значит видящий?
— Прошедший путь воина. Как я. Или как тот, который тут был.
— Шаман?
— Я же сказал — я охотник. И я воин. И я видящий. А ты уже встал на путь воина — сам, без помощи благодетеля. Что большая редкость, вообще-то. Но в твоем случае главное не это.
— А что?
Не вставая, старик коснулся груди юноши. Тому показалось, что при этом рука индейца фантастическим образом вытянулась.
— Сейчас — вот этот знак.
Палец дона Хуана касался крестика на Женькиной груди. Кромлех считал себя атеистом и с детства не был в церкви. Но крестик надела ему мать, и он отказывался его снимать, даже после нескольких проработок по комсомольской линии. Он был настолько упрям, что активисты перестали на него давить и оставили в покое. Впрочем, скорее всего, сказалось тайное покровительство Большого дома, о котором Евгений еще не догадывался.
— Мой путь знания был искажен людьми с этим знаком, — заговорил дон Хуан.
Его голос, до сих пор то звеневший, как ручеек, то четко клацающий, словно счеты, заскрежетал, стал неприятен и тягуч. Так хрустят вырываемые из десны гнилые корни зубов.
Облачко, на котором были записаны его слова, окрасилось тяжелым багрянцем.
— Эти люди прервали мою традицию знания, — голос индейца был равнодушен, но Евгений нутром понимал, что тот очень зол. — Они истребили тогдашних видящих, которые считали себя настолько сильными, что не боялись никого.
Его слова горели в воздухе мрачным пламенем.
— Если они были такими могучими, как же тогда их истребили? — вопрос напрашивался сам собой.
— На людей креста почти не действовала магия. Они жили в другой реальности — ответил индеец.
— Ты говоришь о конкистадорах? — уточнил Евгений.
Дон Хуан помотал головой.
