Первопричина: Лагерь смерти - Артём Соболь
— Пойду прилягу, — выслушав их встаю и плетусь в комнату.
Зайдя падаю на свою лежанку обнимаю свёрнутую шинель и закрываю глаза. Странно, но хочется плакать. Я ведь не солдат, не воин, да я даже не грешил особо. Как и за что меня сюда засунули? Кому это было нужно? Кому? Высшим силам? Или злым? Или… По сравнению с этим, даже котлы и черти сказкой покажутся…
— Ты спишь? — выглянув из-за ширмы спрашивает Маришка.
— Нет, просто думаю. Мне…
— Тебе грустно, — заходя ко мне и садясь рядом вздыхает Маришка. — Я понимаю. Но не всё так плохо.
— Ага, есть светлые моменты. Вы с Белкой, например. Наш долбанутый дед.
— Он хороший, — грозит пальцем Маришка. — Любит нас. Сладеньким всегда балует. Детьми своими считает.
— А мы его обманываем, — заходя и присаживаясь рядом ворчит Белка. — Неправильно это. Хотя… Если расскажем… Не поймёт. Да и не сможем мы. Да и надо ли? Куда мы пойдём? Мы…
— Дети! — слышится из кухни крик Осипа. — Папка дома. А ну сюда все, смотрите что покажу.
Переглядываемся, выходим на кухню и видим сияющего от радости, но больше от облучения деда. Который кхекая и посмеиваясь ставит на стул рюкзак, открывает и шустро выкладывает на стол банки и контейнеры. Мясные, рыбные, овощные и фруктовые консервы. Пакеты сухого молока, крупы, макароны. Несколько пачек сигарет. Шоколадки, конфеты, печенья. Бутылка шнапса и…
— Вот, — извлекая из рюкзака два окровавленных свёртка мнётся дед. — С трудом сыскал. Для вас, дочки. Берите…
Девушки испуганно смотрят на заляпанные кровью свёртки. Осторожно подходят, принимают их… Дед же жестами просит их развернуть и оценить подарки. Перетаптывается на месте, тяжело вздыхает и явно боится реакции. То есть того что подарки не понравятся. Однако…
Бумага разворачивается и падает на пол. Маришка становится счастливой обладательницей пары гребешков и заколки для волос. Белка получает пудреницу и чёрную помаду.
— Нравится? — едва не подпрыгивает на месте дед.
— Очень, — сглотнув шепчет Маришка. — Спасибо, папа. Я пойду примерю заколку.
Дед облегчённо выдыхает, улыбаясь разводит руками. Маришка же бледнея открывает заколку, вытаскивает пучок золотистых волос и кусочек кожи из которой эти волосы и росли. Смотрит на меня и убегает.
— Вот, — подходя к раковине и включая воду улыбается Осип. — А я думал не понравится. Я ведь в этих делах не очень. Все эти побрякушки… Эх, вернуть бы всё назад. Увёз бы вас в Сибирь, и сейчас… Эх…
Отмывая руки от засохшей крови и присохших ошмётков плоти, дед вздыхая мечтает о том что было бы. Я же глядя на него, боюсь представить каким образом он это всё добыл, что стало с прошлой владелицей всех этих вещей и какие последствия нас после этого ожидают. И тут…
— Забыл совсем, — хлопает себя по лбу Осип. — Я же и тебе подарок принёс.
С этими словами дед суёт руку в рюкзак, извлекает ещё один свёрток и с гордым видом подаёт его мне.
Быстро разворачиваю, смотрю…
— Ух ты! — улыбаясь восклицаю. — Пап, спасибо. Это же…
— Три сломанных сверла на шесть, половина быстрореза и сломанный гаечный ключ, — вздыхает дед. — Очень рад что тебе нравится, но… Не ел бы ты всякую гадость? Давай тушоночку откроем, по стопочке примем. А то смотрю как ты железяки жуёшь, сердце кровью обливается. Хотя… Профессорская морда говорит что тебе можно. Что оно тебе пользу приносит. И я это сам вижу. Но дико для меня.
— При тебе больше не буду, — убирая подарки в карман улыбаюсь. — А это… Нам за заколки…
— Там несчастный случай произошёл, — хрипит дед. — Страшный такой… Ты не поверишь, болтик открутился. А надзирательница, к сожалению не Марта, этого не заметила. Вот и грохнулась. Жаль что не Марта…
— Пап…
— Они фашисты, сын! Они вообще не люди! Нельзя их жалеть! Это фантики. Красивые, а внутри гниль и злоба на всех. Ты…
— Пожалуйста, осторожнее.
Понимая что ожидал совсем другого, Осип теряется, садится за стол и наливает в кружку. Выпивает, морщится…
— Плохой я человек, злой. В этом месте проклятом в зверя превратился. Убиваю, аварии подстраиваю, добиваю. Убивец я, сына, нет мне прощения. Потом, когда перед Господом предстану, попрошу чтоб осудил по всей строгости. Сейчас же. Сейчас у меня вы есть. Нельзя мне помирать. Да я готов их всех… Прости… Не хочу я так жить. Не могу…
Подойдя к Осипу обнимаю его. Тут же оказываюсь стиснут, потом меня отталкивают, выдают подзатыльник…
— А помнишь как мы с тобой на рыбалку убегали? — наливая мне улыбается Осип. — Помнишь?
— Прости, но… Нет, почти ничего. Памяти нет.
— Ничего, — часто кивая бормочет дед. — Ничего. Наши всё равно победят. Покажут этим тварям где раки зимуют. И вот тогда, мы с тобой всё наверстаем. Ты садись… Заболтал я тебя совсем.
Пока дед суетится, стою и смотрю на него. Понимаю что он опасен. Он очень опасен. Но также понимаю что без него мы не выживем. Но при этом я совсем не понимаю что со мной происходит. И тут надо ждать когда личность Ломакина проявит себя. Мне нужны ответы.
****
Ломакин «явился» к вечеру. Первым делом осмотрел нас,
