Звезда заводской многотиражки 3 (СИ) - Фишер Саша

— Думаю, да, — задумчиво сказал я и кивнул. — Завтра выходной, вот и съезжу.

— Тогда я родителям посылочку собру, раз такая оказия! — Алла вскочила, торопливо утопала из кухни и принялась чем-то шуршать.

Я вышел из подъезда, поднял воротник и направился к остановке. По дороге оглянулся и нашел в бесконечном множестве светящихся окон бывшее свое. Желтые шторы подсвечены только с одного угла — у маленького меня над тахтой светилось маленькое бра. Окна кухни и второй комнаты были темными. Значит маленький я лежу, закутавшись в одеяло, и читаю книжку. А когда придут родители, скорее всего буду спать, уткнувшись в страницы. Мама на цыпочках подойдет к кровати, вытащить открытый томик у меня из-под щеки, закроет и положит на стол. А утром я буду возмущаться, что она опять забыла положить закладку, и теперь придется долго искать то место, где я остановился.

Я улыбнулся и пошел дальше. На пустыре вокруг ветер гонял крохотные снежные смерчики. Кроме меня прохожих не было. Только снежные «чертики», медовый свет фонарей и тьма. Там впереди, за Закорским трактом, еще не было других домов. Только овраги, куда мы по ранней весне лазали за пушистенькими ветками вербы, и стена леса вдалеке. Сейчас ничего этого не было видно. Только непроглядная тьма за дорогой. Через лет двадцать там вырастут настоящие бетонные джунгли, торговые центры из стекла и бетона, а сейчас...

Мне стало тоскливо. Наверное, я могу собой гордиться. Вмешался в ход истории, спас от смерти любимую, хоть и непутевую бабушку. И она теперь снова Наталья Ивановна. Жан выздоровеет, поедет к ней. И потом она снова будет его покрывать, когда ему вдруг вздумается прогулять школу. Он будет помогать ей возить тяжелые тачки с грязной посудой, играть с пациентами в шахматы и подслушивать разговоры в закутке между вторым и третьим этажом, где больные тайно себе устроили курилку, а врачи старательно делали вид, что не знали.

Все хорошо, ведь так?

Вот только... где теперь Елизавета Андреевна? Еще она непутевая неприкаянная душа, которую застрелили в девяносто восьмом на крыльце больницы шинников? Исчезла в небытие в тот момент, когда я вложил ей в руки перстенек с изумрудом?

Ветер швырнул снежную пыль мне в лицо. Я наклонил голову и зашагал быстрее.

Черт, ну почему этот пустырь всегда кажется таким бесконечным?!

Как будто уже целую вечность бреду тут один, сражаясь с ветром и бураном.

Один...

Что бы там ни произошло с Елизаветой, но здесь ее больше нет. Нет больше человека, которому я могу честно рассказать, кто я такой на самом деле. Для остальных я Иван Мельников. Даже для Веника, который зовет меня Жаном. Даже для Феликса и Ирины, которые слышали, что я там бормотал под гипнозом. Даже если я там и проболтался о чем-то, то они явно отнесли это к каким-то болезненным фантазиям ударенного мозга Ивана. Потому что правда... она... ну, в нее довольно сложно поверить.

Но ведь получается, что если случится что-то... эдакое... Кто-то сунет Ивану Мельникову в руки какой-то особенный предмет или скажет какие-то особенные слова, его разум тут же проснется и выкинет наглого квартиранта, в смысле меня, из своей головы. Так?

И что тогда со мной будет? Куда я денусь? Перемещусь в еще какое-нибудь тело или растворюсь в небытие? Рассыплюсь в пыль, как эти вот снежные вихри, которыми ветер играет, как хочет...

На тракте показались фары автобуса. Я припустил бегом, чтобы успеть. Иначе рискую окочуриться тут, пока буду следующий ждать. По выходным да еще и вечером автобусы не так уж и часто ходят. Как хотелось бы...

Запрыгнул на ступеньку, дверь захлопнулась сразу же за моей спиной, прищемив подол пальто. И водила сразу рванул с места. Я ухватился за поручень, чтобы удержать равновесие.

Перевел дух. Выдохнул. Сбросил в кассу пятачок, плюхнулся на свободное сиденье рядом с женщиной в бордовом пальто с воротником из чернобурки с лапками и натянутом на уши вязаном берете. На коленях она бережно держала авоську с зеленым ананасом и связкой зеленых же бананов. А что было в моей авоське, я даже и не знал. Алла завернула свою передачку в пять слоев газеты. Наощупь, вроде консервные банки.

Я остановился рядом с дверью своей квартиры и прислушался. Изнутри хор нетрезвых женских голосов выводил кто в лес, кто по дрова застольный хит про спустившегося с горочки милого в гимнастерке. О как... Похоже, у кого-то гости.

Я сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь и попытался проскользнуть в свою комнату незамеченным.

Но мне это не удалось. На скрип открывшейся двери из кухни вывалилось женское трио. В центре — хозяйка Дарья, а по бокам две незнакомые женщины. Типаж «тетки на корпоративе». Волосы завиты, глаза накрашены жуткими голубыми тенями, платья с блестками.

— Вот он, девочки! — заявила хозяйка квартиры взмахнув рукой жестом конферансье. — Лизка, что я тебе говорила? Настоящий красавец, ты глянь! И серьезный такой, не то что этот твой москвич!

— Добрый вечер, дамы, — я расплылся в приветливой улыбке.

— Иван! — Дарья высвободилась из объятий своих подруг и приобняла меня. — Ты должен с нами выпить! И закусить!

— Ммм, от таких предложений не отказываются! — я подмигнул и попытался освободиться. — Дааарья Ивановна, ну дайте я хоть пальто сниму.

— Пальто — это ерунда и пережиток капитализма! — заявила другая женщина. — Сначала по рюмочке, пальто потом!

— Лизка, ты как всегда зришь в корень! — хозяйка со значением подняла палец.

— В корень, да-да, — захихикала вторая подруга. — Я бы даже сказала, в корешок...

— Иван, мы празднуем Лизкин развод! — сказала Дарья прямо мне в ухо и похлопала меня по плечу. — Она бросила своего вертлявого москвича и теперь снова свободная женщина. Лизка! За тебя... А чего мы тут стоим? Пойдемте же немедленно к столу!

В этот момент Лиза тряхнула головой, похлопала ресницами и как-то странно на меня посмотрела.

— Какое-то знакомое у вас лицо... — сказала она. — Мы раньше нигде не встречались?

Глава девятая. Должна быть в женщине какая-то загадка

Если пьяные женщины что-то решили, то пытаться им возразить — гиблое дело. Так что на кухню я, конечно же, пошел. Мне тут же вручили тарелку и стопку. А в тарелку заботливо навалили порцию мяса по-французски, по стогу каждого из трех салатов и водрузили на этот кулинарный Эверест бутерброд с двумя истекающими маслом шпротинами.

Вопреки расхожему стереотипу о том, что женщины предпочитают напитки сладенькие и слабенькие, эти дамы употребляли исключительно водку. Дарья схватила со стола бутылку «Столичной», чтобы налить новому гостю, то есть мне, убедилась, что там практически ничего не осталось, и полезла в холодильник за следующей.

— Нет, все-таки я определенно где-то вас видела! — Лиза развязно хлопнула меня по коленке. — Вы в Сочи прошлым летом не отдыхали случайно?

— В Сочи хотя бы раз в жизни отдыхает каждый человек, — усмехнулся я.

Дамы хором умилились и засмеялись. И каждая заговорила что-то свое. Дарья, наконец, справилась с крышкой заиндевелой бутылки и наполнила четыре стопки. Ну и стол водкой забрызгала, не без того.

— Давайте выпьем за Ивана! — громко провозгласила она. — Ваня, за тебя! Ну что ты сидишь, как столб? Бери давай стопку!

«А я думал, вы за меня выпьете, и мне не придется», — мысленно ухмыльнулся я. Но стопку взял, конечно, фигли тут поделаешь-то? Сделал вид, что пью. Никогда водку не любил. А в такой компании так и особенно не хотелось напиваться.

Лиза снова посмотрела на меня, отвернулась и поморгала.

— Между прочим, вы мне тоже кое-кого напоминаете, — сказал я. — Ваша фамилия случайно не Покровская?

— Покровская? — удивленно спросила она. Ее выщипанные в ниточку брови удивленно поднялись. — По отцу Житинская, по мужу — Ибрагимова. Это мать у меня Покровская.

Губы сами собой расплылись в улыбке. Почему-то я так и думал. Вот ты какая, Лизка-оторва... Забавно. Даже интересно, что там у нее в голове. Это она с Иваном раньше встречалась, или это мое краткое знакомство с ее версией из девяносто восьмого года в голове у бабушки вызвало это вот смятение?