Газлайтер. Том 27 - Григорий Володин
Я оборачиваюсь к Дятлу:
— Как дела с боевой подготовкой?
— Всё готово, — бодро отвечает старший гвардеец. — Семибоярщина и Паскевичи подтвердили готовность артиллерии и пехоты. Орудия на позициях, расчёты сверены, расписание согласовано.
— Отлично, — киваю я. — Всё как раз ляжет идеально. Через пять часов я встречусь с Багровым Властелином. А потом, если понадобится, присоединюсь к штурмовой группе.
К тому времени артиллерия уже отстреляется — и дорога будет расчищена.
Ледзор хмыкает в бороду:
— Сегодня, значит, правда бьём монахов? Прямо праздник какой-то, хо-хо!
Я только усмехаюсь в ответ. Праздник будет, если всё пройдёт по плану. А если нет — ну что ж, тогда разнесём им пол-Обители в нагрузку.
Подчинённые уходят, хотя Ледзор до самой двери то и дело косится на ветчину. Что это такое с ним?
Только собираюсь заняться медитацией, как в сруб заявляется Первый. Гомункул в пуховике уже настолько толстощёкий, будто ещё больше округлился за день.
— Шеф, есть разговор, — говорит он деловито, при этом с интересом поглядывая на ветчину. Прямо не поймёшь — то ли голодный, то ли наелся так, что снова проголодался. — Можно у нас?
— Ну, если у вас — так пошли, — отзываюсь я и иду с ним в его сруб.
И вот тут мне всерьёз приходится взять себя в руки, чтобы не присесть прямо на месте от шока.
Монахи, переметнувшиеся ко мне всего пару дней назад, — охрененно потолстели! Ожиревшие, упитанные, как новогодние боровы, развалились на лавках кто как: кто сидит, кто почти лежит… и, самое смешное, успевают между делом ещё что-то жевать! Первый снимает пуховик, показывая внушительное брюхо, и я невольно удивляюсь: как на этого толстяка вообще налезла куртка?
Я таращу глаза, окидывая взглядом этих упитанных гомункулов, и первым делом срывается с языка:
— Как вы за пару дней столько набрали⁈
Первый виновато опускает глаза, шмыгает носом:
— Это у нашей расы такой метаболизм, шеф… Мы очень быстро толстеем, если есть нормальная еда.
Прямо внутренне вижу, как крутится циферблат расхода калорий.
— Ну понятно теперь, — криво усмехаюсь, — почему ваши Обители распихали по Антарктике, а не по каким-нибудь джунглям. Там бы вы за неделю всё подчистую съели, как саранча.
Монахи обиженно опускают головы, некоторые даже втягивают в жирные шеи:
— Шеф, ну чего ты сразу так? — бубнит кто-то с дальней лавки, закусывая обиду свиной ногой.
Первый кашляет в кулак и уже более серьёзным тоном добавляет:
— С нами тайно связались наши братья, шеф. Те, что прониклись вашими речами в Южной Обители. Уж не знаю, что вы там рассказали такого потрясающего про Великую Идею…
— Что она — фуфло.
— О, тогда ясно. В общем, братья передали новость: настоятель собирается сбежать. Во время штурма, когда вы будете вести артобстрел, он попробует выйти через подземные туннели вместе с ближайшими прихлебателями.
Я хмыкаю. Значит, не зря тогда разнёс их Великую Идею в клочья на всю Обитель. Толк есть — кто-то там начал думать. А настоятель либо тоже разочаровался в миссии монахов и решил драпать, либо просто хочет сбежать, чтобы воплотить Великую Идею позже.
— Хорошо, — киваю я. — Тогда передайте своим умным братьям: пусть срочно сообщают, где именно выход из этих туннелей наружу. Мы там встретим настоятеля.
Монахи закивали так дружно, что лавки под ними жалобно заскрипели.
— Также передайте вашим братьям: после штурма я предложу им официально присоединиться к вам. Вместе пойдёте на конкурс скоростного поедания.
— Ну, шеф, ну чего ты опять начинаешь? — грустит Первый, хватая со стола горсть чипсов и закидывая их в рот. — Мы же столько лет не видели этой радости…
— Ты сейчас про еду или про службу мне? — задаю каверзный вопрос.
— Эм… для нас это одно и то же, — отбрехивается Первый.
— Ладно, принимается. — Я ухмыляюсь. — Вы вроде как взрослые гомункулы, так что на вашей совести не помереть от обжорства.
Уже дома — ну, как дома, в своём срубе — наконец погружаюсь в медитацию. Правда, перед этим ещё уточняю, как дела у Лакомки — не заглядывали ли к ней снова бывшие женихи. Главная жена с лёгкой усмешкой сообщает, что после полысевшего и запуганного Ланселота к ней будто бы никто и не суётся. Чему она, конечно, не грустит, а спокойно ждёт возвращения своего мужа.
И именно в этот момент в лагерь снова заявляется Ауст. Как всегда — нагло, прямо в центр лагеря, не то что деликатный Зар. Но на этот раз удача ему изменила.
О его прибытии я узнаю не столько через ментальные щупы, сколько по оглушительному крику, разнёсшемуся на всю округу, и волне боли, прокатившейся по лагерю.
Прекрасный звук. Ауст угодил ногой в медвежий капкан. Не спеша, с ленивым любопытством, иду посмотреть на это шоу. На снегу валяется сильнейший лорд-дроу, громко матерясь, корчится, пытаясь вытащить ногу. Капкан вцепился намертво. Ауст с рычанием хватает стальные челюсти руками и с силой разламывает их голыми пальцами — сталь с треском поддаётся.
— Как ваши дела, лорд Ауст? — с любопытством спрашиваю я.
Он тяжело дышит, лежа на снегу, и хрипло орёт:
— Твою мать, Филинов! Ты на меня покушаешься⁈ Могу сейчас в тебя некротику швырнуть, к чертям!
Я криво усмехаюсь:
— Покушаюсь? Что вы! Как можно! Просто замотались мы тут: часовых не хватает, готовимся к штурму… Меры по защите лагеря пришлось принимать, потому что незваные гости зачастили. Очень жаль, что вы, лорд Ауст, последовали их дурному примеру — и угодили в ловушку.
Ауст рычит, стуча кулаком по снегу:
— Так и будешь стоять⁈ Позови Целителя, чёрт тебя дери! Есть у тебя в твоем муравейнике лекарь или нет!
— Сейчас, сейчас… Скорая уже в пути, — бросаю мысленный щуп в сруб с медиками, и скоро прибегают несколько человек. Раньше они не бежали на крик Ауста, ибо таковы инструкции у них, зато прибежлиа тавры в каменных доспехах готовые напасть на нарушителя, да и Змейка выглянула, но увидев мою лыбу, пошла назад махнув рукой — опять мазака развлекается.
После лечения мы с Аустом устраиваемся в срубе для совещаний. Ауст, почесывая исцелённую ногу, смотрит на меня с такой
