Охота на "Черный аист" (СИ) - Март Артём

Скинув баул, Уткин потопал к нам.

— Сашка!

— Здорова, Вася, — улыбнулся я искренне.

Протянул было руку, но Уткин наудивление быстро заключил меня в объятья, и прямо так, в боевой выкладке, прпиподнял, оторвав мне от земли ноги.

— Тихо, тихо! — Рассмеялся я, — раздавишь.

Он отпустил, принялся брататься с остальными погранцами.

— Ну, как у тебя дела? Как здоровье?

— Хорошо, хорошо здоровье, — разулыбался Вася, — ранение было нехилое. Врач сказал, что здоровья у меня — о-го-го! Будь я по жиже, остался бы инвалидом. А так выходили! А вы как тут?

Вася задал этот вопрос с очень радостным лицом, но как только эти слова слетели с его губ, он вдруг помрачнел.

Погранцы, заметив это, стали переглядываться.

— Да хорошо! — Рассмеялся ему Синицын, стараясь будто бы утешить Васю, — восстанавливаемся вот, после нападения душманья. А! Ты ж знаешь! Малюга тебе писал! Вот! Заставу теперь латаем. Танкисты вон, хех, крышу кроют на конюшне.

Вася притворно улыбнулся:

— Это хорошо.

Да только я видел, что глаза его остались грустными. В них отразилась какая-то душевная тоска.

— Ну, ты, видать, голодный? Пойдем с нами! — Сказал Матузный. — Щас Гия тебя накормит!

Вася с какой-то мольбой посмотрел на меня. Я знал, что он очень стеснялся проявлять какую-либо слабость перед другими ребятами. Мог открыться разве что мне, да еще Малюге.

— Вы идите, — сказал я парням, — подождите меня у калитки. Я щас, через минутку догоню.

Канджиев пожал плечами, и погранцы пошли к заставе.

Вася проводил их взглядом. Вздохнул и глянул на меня.

— Чего ты такой смурной? — Спросил я Уткина, — не успел приехать, а уже что-то тебе не так.

Вася еще раз, очень по-детски вздохнул.

— Да… Да все нормально.

— Давай, выкладывай. Что у тебя стряслось? — Не поверил ему я.

Глава 8

Вася помялся несколько мгновений. Пошарил нерешительным взглядом у себя под сапогами.

— Саша! Ну че там⁈ — Крикнул Синицын от калитки.

— Сейчас! — Отозвался я, а потом вопросительно глянул на Васю. Добавил: — Да не стесняйся, брат. Знаешь же, что я всегда тебе помогу, если что.

— Знаю, — очень горько выдохнул Вася. — Знаю, Саш, что поможешь. А вот я вам не помог, когда надо было…

Я догадался, о чем болит душа Васи Уткина. А еще понял, что это будет не такой уж быстрый разговор.

Я молча покивал Васе, а потом добавил:

— Мне надо будет с тобой поговорить, Вась. Давай перед отбоем, в ленинской комнате.

— У тебя что-то случилось? — Тут же нахмурился Вася.

— Случилось, — слукавил я, — помощь твоя нужна. Сейчас говорить не могу, только из наряда. Но вечером давай поболтаем с тобой.

Уткин сделал задумчивое лицо.

— Ну… Ты же знаешь, если что, я, как пионер. Всегда готов.

— Знаю, Вася.

Маленькая моя хитрость сработала. Конечно, я знал, что Вася может поговорить со мной по душам, если захочет. Но вот если упрется, из него клещами ничего не вытянешь. А тут, думается мне, упрется.

Я уже догадывался, что у него за беда. За эти месяцы нашей с ним службы я узнал Васю хорошо. Уткин был из тех, простых и добрых людей, что никогда не откажут в помощи другу, но с большим трудом принимают чужую помощь.

Чего только стоил тот случай, когда Уткин просил меня написать за него письмецо его подружке. Да он тогда чуть не лопнул от смущения. Бедолага буквально через колено себя ломал. И я это видел.

А тут все серьезней.

Мне казалось, что Васю мучает чувство вины. Серьезное. Однако совершенно беспочвенное. А нет ничего хуже, если человек себя за просто так, без всякой причины, в чем-то винит. Тогда он может наделать много глупостей. Навредить и себе, и другим.

А учитывая, что мы тут все, не на свежем воздухе «отдыхаем», а стережем Границу, любая глупость может выйти нам боком. Случай с Климом Вавиловым — прямое подтверждение моим мыслям.

Понравилась девчонка, а из-за этого сколько людей поплатилось, кровью, потом и здоровьем. Потому и с Васей рисковать я не стал. Вместо этого решил заманить его на серьезный разговор, под предлогом того, что мне нужна его помощь. Уж тогда-то я Васе вправлю мозги. Облегчу ему душу.

— Ну, — улыбнулся я Уткину, — тогда пойдем на заставу? Парни тебя очень рады будут видеть.

Мы потопали к воротам, и по дороге, Вася вдруг сказал:

— Ой! А я ведь совсем забыл! Я ж тебе что-то привез! Пойдем скорее к моей сумке!

Вася ускорил шаг и подобрал свой, валявшийся у дороги баул. На весу стал в нем рыться.

— Вот! — Похвалился он, достав и протянув мне небольшого размера наполненный чем-то кожаный чехольчик.

— Что это? — Улыбнулся я.

— А ты глянь, — Вася тоже разулыбался. — Эт я, когда в Душанбе был, на базаре познакомился с одним приезжим уйгуром. Мужик оказался что надо. Вот я у него тебе гостинец и прикупил.

Отказаться — значило обидеть Васю. Ну и обижать я не стал. Вместо этого принял подарок.

Чехольчик оказался на удивление увесистым. Я попытался вытряхнуть из него содержимое, но не смог. Пришлось доставать пальцами. Наконец, я извлек небольшой складной нож явно ручной работы.

— Вот те на, — удивился я.

— Нравится? — Спросил Вася, с какой-то надеждой, заглядывая мне в глаза.

Перочинный нож оказался довольно крупным. Черная, на латунной раме рукоять с накладками из рога, формой напоминала сапожок, украшенный вязью в растительных мотивах.

Когда я открыл лезвие за ногтевой зацеп, оно оказалось аккуратным, со вздернутым острием и было полировано прямо-таки в зеркало.

— Нравится, — кивнул я, — спасибо, Вася.

— Мужик по-русски балакал плохо, но кое-как все ж разговаривать мог, — сказал довольный Уткин, — он мне даже рассказывал, что это нож не простой. Национальный. Как-то он называется… Забыл… Калам… Калым…

— Каламтарош, — сказал я, узнав форму и исполнение.

— Во! Точно, — обрадовался Вася, — он их сам, вручную делает. Продает. Ну я парочку и прикупил у него.

— Буду пользоваться, — сказал я, возвращая ножик в чехол и пряча в карман кителя, — отличный гостинец. Спасибо.

— Кстати! — Вспомнил вдруг Вася, — а ты Генку Малюгу не видал? Я ему тоже привез. Он не в наряде? А то мне подарить не терпится.

— В наряде, — покивал я. — У Красных камней, на левом фланге.

— Эх, жалко, — Вася вздохнул. — Ну, видать, придется потерпеть.

— Ничего. — Сказал я, — должен скоро вернуться. Ну лады. Пойдем, а то парни заждались уже.

Мы с Васей направились к воротам, где меня уже нетерпеливо ждал остальной наряд.

— А я слыхал, тебе вручили награду новую, — мечтательно проговорил Вася, — мне ребята писали.

— Вручили, — кивнул я.

— Ну поздравляю, — улыбнулся Уткин искренне, — Я про тебя Настеньке написал. Хвастался ей, какой у меня друг. Она ответила, чтобы я не переживал. Что я тоже когда-нибудь обязательно заработаю медаль. А я, Саша, скажу тебе, что и не переживаю. Если даже и не заработаю, все равно буду знать, что служил, как надо. Мне этого хватит.

— Заработаешь, Вася, — проговорил я. — Обязательно заработаешь.

— Что ты такое несешь, Миша? — Возмутилась Света и встряхнула светлыми волосами, — что это за намеки⁈

Мрачный Пуганьков, сидя на табурете у небольшого обеденного столика, засопел. Подался вперед, положив локти на колени и опустив голову.

— Это не намеки, Света, — вздохнул он. Потом нерешительно замолчал.

— А что это тогда? — Девушка подбоченилась, — Что значит твое «Не выходи из квартиры». Что значит, не выходи⁈

— Мне не нравится, что на тебя солдаты смотрят.

— Это с чего это ты взял⁈ Кто смотрит⁈

— Ну…

— Миша! Ты целыми днями на службе! — Задрала Света носик, — я тут сижу одна, в четырех стенах! Никуда не сходить, не погулять! Молодость у меня вся проходит, а я на этой заставе на собак да коней любуюсь! Ты хочешь, чтобы я вообще нос на улицу не высовывала⁈ Так, что ли⁈