Цветущий ад #2 - Сергей Владимирович Руденко
«…Странно, у нас же сейчас практически идеальный ветер, для чего менять эшелон?» — выглядеть глупо не хотелось, но эта мысль была чересчур очевидной.
— Johnny, explain to me why we need a different wind if it’s fair now?(Джонни, объясни мне, зачем нам другой ветер, если сейчас он попутный?)
— О, сэр, теоретически вы совершенно правы… — без тени смущения подтвердил англичанин.
— Но?
— Да, сэр, но есть нюанс. Из-за того, что наше судно чересчур маленькое и не имеет рулей, оно переняло от морских шхун их главную проблему. Если мы поставим даже ограниченную часть парусов, канонерка начнет ощутимо рыскать, а это вредно для ее оснастки и корпуса в целом… — поклонился интурист.
— «Рыскать, что за ерунда такая…» — удивился я мысленно, и тут же продолжил вслух. — Ромка, не проконсультируешь, чего за фигня?
Наш боцман, как раз в это время, перетаскивал часть корабельного арсенала наверх. Для отобранного англичанином оружия, мы еще вчера смонтировали специальный разборной шкаф. Установлен он был в самом центре, и добежать — в случае чего — до него было бы максимально удобно от любой точки верхней палубы.
Эту тему мы обсудили заранее, и бывший пленник убедил меня, что в случае нештатной ситуации, мы вряд ли успеем воспользоваться им, если оно останется в трюме. В этом мире и правда хватало существ, отбиваться от которых одним тесаком — дело излишне неблагодарное.
— О чем речь? — Ромка как раз сгрузил во временное хранилище принесенную партию из трех мушкетов с подсумками, и с чистой совестью перебрался к нам поближе.
— Мы обсуждаем какое-то обычное «рыскание» шхун…
— А, да, это известная штука! Шхуны очень хорошо ходят при боковом ветре и под острым углом к нему, но при кормовом… в смысле — попутном, уступают кораблям с прямыми парусами и действительно могут становиться «рыскливыми», — Ромка отбарабанил свою консультацию не без некоторого шика, но уловив на моем лице недовольство, тут же догадался, что не так. — А «рыскать» — это означает неконтролируемые движения судна относительно вертикальной оси!
— Честно говоря, все равно не очень понял…
— Ну, это такие небольшие самопроизвольные изменения курса вправо-влево. В целом, конечно, не такая уж и страшная проблема, но довольно заметное неудобство, — попытался объяснить другими словами напарник. — А что, наш небесный орел тоже таким болеет?
— Вроде да, — я прикинул, как быть, и решил, для начала посоветоваться. — The nearest tops are at least twenty meters away. Does it make sense for us to go down a little, or do we need to go up?(До ближайших макушек не меньше двадцати метров. Нам есть смысл немного снизиться, или нужно подниматься?)
— Да сэр! — оживился терпеливо ждавший окончания разговора англичанин. — Здесь, в предгорьях ветер может заметно измениться даже из-за небольшой разницы в высоте. Так что давайте все же попробуем…
— Как скажешь, — пробурчал я по-русски, и зашагал в сторону люка.
* * *
На этот раз, согласно рекомендациям нашего консультанта, я начал изменять высоту с кормовой пары силовых установок. Откинув заранее все шесть панелей, быстро перевел шкалу на одно деление назад, и вынужден был признать, что так и впрямь куда лучше.
Никакого скрипа или треска, канонерка практически незаметно изменила свое положение в воздухе. Что и подтвердили через минуту оба мои коллеги.
— Сэр, все отлично! — закричал Джон, обнаружив меня, торчащего по пояс из люка. — На этом эшелоне ветер сменил направление всего на 14–16 градусов, но теперь мы можем спокойно ставить остальные паруса.
Обрадованный, я показал ему, мол, все «окей!», кивнул Ромке, и вернулся в трюм.
Там я вернув настенные панели на место, для успокоения прошелся туда-обратно, чтоб убедиться — все действительно хорошо — и на этот раз решил отправиться в боевую рубку. Тамошние бойницы были предназначены для стрельбы из нашего единственного орудия, так что если сдвинуть хотя бы часть блокирующих их щитов, она становилась похожа на настоящую прогулочную каюту. Любоваться пейзажами лёжа, мне показалось куда удобнее, чем бродить неприкаянным наверху.
Нет, ветерок там обдувал куда приятнее, но и припекало — со всем потенциальным энтузиазмом. Пока мы взлетали да осваивались, времени успело пройти немало, а местное светило ощутимо прибавило к зениту. Судя по положению солнца, сейчас время было уже где-то между десятью и одиннадцати часами.
* * *
После полудня
Уж не знаю, моя ли в этом вина, как неопытного капитана, но если судить по тишине над головой, работы на таком небольшом судне вроде нашего, было и в самом деле немного. Время от времени кто-то из оставшихся на верхней палубе снова оживлялся, принимался скрипеть снастями, но почти тут же все снова успокаивалось.
Нет, что-то постоянно поскрипывало — посвистывало, но эти звуки быстро становились привычными. К примеру, как и куда более громкий стук колес в поезде…
Корабль при этом продолжал отматывать километр за километром.
После того, как были поставлены оба наши главных паруса — грот и фок — канонерка и в самом деле заметно прибавили в скорости. Я даже начал подозревать, что уже к вечеру снова увидим Урюпинск. Тем более — теперь у нас не было необходимости огибать паучьи владения.
На нынешних сорока пяти-пятидесяти метрах, им до нас было просто не дотянуться.
Редкие деревья в уже виденных мной оазисах достигали действительно большой высоты. Хотя я слышал от других охотников, что в этом мире встречаются и самые настоящие гиганты. Ничем не уступающие тем же земным секвойям*, которые умудрились побить множество рекордов: в высоте, диаметре ствола… Как и у нас, в мире Песочницы они тоже предпочитали селиться повыше, каким-то образом обходя отсутствие влажного морского воздуха.
Расслабленный всеобщим умиротворением, я даже начал похрапывать, а потом даже отключился убаюканный тишиной и безопасностью. Устроился я на одной из гондол первой пары силовых установок. Тех самых, что выглядели, как смесь большого корабельного рундука (сундука) и офицерской кровати.
Не знаю, сколько я успел так проспать, но в какой-то момент страшный рывок сорвал мое расслабленное тело с кровати. Его инерция была такая, что даже полностью расслабленные мышцы не спасли меня от пронизывающей острой боли, когда я впечатался в одну из опор нашего единственного орудия.
«Ах-с!» — стон был первым звуком, что я
